Когда я вошла в комнату, эти два урода уже терзали мальчишку. Посередине душной темной комнаты Серый долбил парня в задницу, периодически смачно нахлопывая его по уже алым ягодицам, за всем действиям из угла наблюдал Ден. Оба были большие, сильные и по-скотски бухие.

При каждом попадании Серегиного члена в щуплую жопенку он взвизгивал и сжимал ягодицы, как будто надеялся выдавить член из себя. А Серега от этих непрекращающихся потуг пацана еще больше заводился, он держал его сзади за плечо, стремясь насадить детское тельце еще глубже. Иногда этот козел вынимал свой член и густо плевал на него, чтобы облегчить, естественно, свой дискомфорт, а не ребенка.

Ден в это время, развалившись в кресле и сладострастно щурясь, усердно надрачивал. Когда ему надоедало, он подходил к парнишке и, пригибая его за затылок пониже, засовывал в рот. Юнец давился и мычал, по его красному и уже порядком замусоленному лицу текли слезы: ему было очень больно, страшно, стыдно. Упершись ладошками в бедра Дена, он попытался отодвинуть его, но это прикосновение детских рук только еще больше распалили истязателя: запрокинув голову, он сильнее прижимался к лицу ребенка, жадно сопя и постанывая. Мальчишка особенно не пытался сопротивляться, я успела заметить его разбитую губу.

В очередной момент, когда Ден вынул из глотки свой член, Серега, перевернув пацана к себе лицом, поднял его вверх за ягодицы и смачно пристроил на своем члене. Ден аж хрюкнул от предвкушения предстоящего. Он пристроился с обратной стороны, примерился, приложил член к анусу пацана и, выждав удобный момент, вогнал член в жопенку парня. Ребенок взвыл от боли — два члена его анус не выдержал, я увидела кровь. Он корчился, сжимал кулачки и бесконечно выл. А эти два беса аж захлебывались от своей бесчеловечной похоти.

Ден затрясся, и я поняла — кончает. Прокончавшись, он плюхнулся на кресло и закурил. Серега же снял с члена пацана и поставил перед собой на коленки. Отхлестав его, как следует, по лицу своим предельно опухшим членом, он плотно засадил в глотку и, звучно матерясь, кончил. Выдохнув, Серега резко отлепил задыхающегося ребенка и отошел, пацана вырвало, а этот урод еще раз густо спустил на мальчишку.

Все, парни натешились, стали выпивать и забыли про юнца, который так и оставался беззвучно лежать на полу, иногда вздрагивая и всхлипывая. Я, все это время простояв в дверях, была уже порядком возбуждена. Подошла, подняла мальчишку и повела его в ванную умываться. Он стоял босиком на кафеле и дрожащими ладошками полоскал под краном свое личико. Мы были закрыты, вода приятно журчала, парней было не слышно и мальчишка начал потихоньку успокаиваться. Я наблюдала. Ему было лет n-надцать, не больше, не выше меня, щупленький такой, светленький, очень, до какой-то прозрачности, бледный, что-то было в нем девчачье. Я смотрела, как он наклоняется ближе к струе воды, и в глазах начинало мутнеть.

— пить хочешь?

Он поднял на меня свои зеленые, какие-то невероятно огромные, глаза:

— да…

— наверно, лучше вина?

— я…не знаю…

— тогда ликерчика, сладенького, рюмочку, ага? Сейчас принесу.

Я зашла в комнату, парни уже дремали, взяла бутылку с ликером и вернулась к мальчику. Он уже сидел на краю ванны, его колени дрожали.

— как тебя зовут?

— Миша…

— пей, Миша.

Я протянула ему бутылку, он сделал несколько глотков, и, как будто чего-то ожидая, вопросительно смотрел на меня.

— ну чего ты? Я тебя скоро отпущу, приведем тебя в порядок, и отпущу. Ну что ж коленочки — то дрожат?

Я опустилась перед ним на колени, погладила по бедрам и раздвинула их. Он недоуменно и испуганно пялился.

— не бойся…

Стоя перед ним, между бедрами, я прижалась к этому свежему юному телу, стала жадно целовать его грудь, плечи, живот, крепко держась за бархатную спину. Я отодвинулась немножко назад, и начала методично вылизывать внутреннюю сторону его бедер. Мммм,…блииин, воспоминания и сейчас сносят крышу… Его колени перестали дрожать, и я заметила плотную уверенную эрекцию. Я не могла не насладиться этим вкусом – медовая невинность, упругая черешня, так сочно, так сладко, блииин…я неистово отсасывала, засовывала его член как можно глубже в глотку, крепко сжимая его рукой, оттягивала к животу и вылизывала яйца, стонала и уже сама заходилась в судорогах. Это продолжалось совсем не долго, детский организм не выдержал, и паренек кончил мне в рот. При этом он не издал ни звука, а только как-то тяжело и отрывисто выдохнул.

Я встала с колен. Мне так хотелось этого испуганного истерзанного малыша, который на моих глазах, со мной становится мужчиной. Руки невозможно дрожали, и мне с трудом удалось расстегнуть свои джинсы. Раздевшись, я поманила встать его с края ванны и, крепко обнимая, впилась ему в губы. Ну…целоваться он умел, видимо какие-то девочки были. По-крайней мере мне все нравилось безумно и желание зашкаливало до всех мыслимых и не мыслимых пределов.

Через буквально секунды мне в бедро уперся его юный каменный член. Я развернулась, наклонилась, положив его правую руку себе на ягодицу, а левую – на грудь. Мои ожидания оправдались, пацан ничуть не растерялся. Он так делал это … серия звучных отрывистых хлопков… он увеличивал скорость и уже цепко держал меня за талию… так кружилась голова, так заходилось в маршевом ритме сердце… оххх… по истине – счастье. Из меня упруго вырывались нескончаемые потоки стона, криков и даже какого-то животного рева, как же мне все это нравилось. Я отстреливала кончи с пулеметной систематичностью и, кажется, сходила с ума – вокруг не было ничего, только бешенный ритм, качели, какие-то вихри – все это искрилось, горело, взрывалось и грохотало, и чувство чего-то колоссального и пугающе бесконечного… да, верно… было страшно. Я боялась что все закончится, погаснет, замолчит… и от этого я все с большей жадностью поглощала эту похоть и страсть.

Наконец, парень протяжно взвыл и остановился. Выждав с минуту, я сняла с себя его руки, повернулась… то что я увидела потрясло и перевернуло мой мир: он плакал, даже не то чтоб плакал, а как будто слезы сами текли, и на лице читалось умиротворение, легкость и, может быть, даже счастье. Я обняла его крепко-крепко, поцеловала в лоб и ушла. Я слышала, как он уходил… я больше его не видела никогда… и не искала, конечно, но он унес с собой что-то только мое, очень мне необходимое, потому что было больно…