Wakai Kami часть 9
После моего орального «изнасилования» и наших нежных признаний, мы так и пробыли в объятьях друг друга практически до темноты. Позабыли о своих нехитрых ежедневных делах, позабыли обо всём на свете, предаваясь блаженному безделью и нашептывая всякие тёплые слова.
Только перед самым сном нам пришлось спуститься к озеру, смыть с себя Анютины соки. Таврисса вела меня, держа под руку. Колыхаясь, громадный живот моего эластичного тела хотя и не вызывал дискомфорта, но сделал меня неуклюжей и неповоротливой.
Девушка, уже на берегу, предложила избавится от моего лишнего груза банально и просто — ввести два пальца в рот:
— Я столько много… В тебя… Ну, понимешь… Лучше выплюнь всё это!
Я замахала руками в ответ, категорично отказавшись.
Во-первых, после того как мой рот натягивали пару часов подряд на жилистый конский член не вызвав даже рвотных позывов, то что сможет пара изящных пальчиков? А делать себе самой глубокий оральный фистинг мне не хотелось, по крайней мере — пока…
Во-вторых, мне доставляло эротическое удовольствие носить в своём теле груз всего её семени, пусть и таким странным образом. Одна лишь мысль о том, что меня использовали как шлюху, для слива спермы — делала мою киску горячей и влажной.
Ну, и в конце концов, я банально не голодна — мой живот заполнен вкуснейшей солёной «закуской».
Ни за что не расстанусь со своим сокровищем!
Умыться сама я не смогла — едва шевелилась. Пришлось положиться на Анну: я смогла вымыть только грудь, руки и верх живота, со всем остальным разобралась таврисса. Затем, в четыре руки, мы чистили её большое горячее тело. Я игриво покусывала её за мошонку, но Аня лишь только вздыхала:
— Прости меня, Марика — сегодня я уже не могу.
— Малышь, всё хорошо, — я и сама сейчас не хотела. — Считай это знаком внимания твоей влюбленной женушки.
— Но ведь это я твоя…, — Аня зарделась. Да уж, в этом «важнейшем» вопросе нам предстоит еще разобраться.
— Тебе не нравится как я выгляжу? — легонько качнув свой живот, притворяюсь обиженной. — Вот нарожаю тебе много-премного весёлых детишек, буду ходить с большим животом и ты меня сразу разлюбишь?.. — отворачиваюсь в сторону, пряча улыбку.
Аня, по детски спрятав лицо в ладонях, оглашает округу радостным визгом и, взмывая тучи брызг, принимается гарцевать по округе. Затем, подбежав и сложив ладошки в замок, копая копытом землю, словно нашкодивший сорванец, говорит:
— Нет… Сперва я… Я стану мамой… Обещай! — ну что за ребячество. Смех да и только. Да она сам как ребёнок.
Впрочем, мне можно сказать, повезло, так как по меркам кентавров — Аня, фактически, действительно подросток. Случись ей быть постарше — я бы просто лопнула под ней без подготовки.
…
По утру меня, основательно продрогшую, разбудил шум хозяйственной Ани. Похоже — готовит нам завтрак. Ох, да что же так холодно то? Пробую свернуться калачиком. Но ничего не выходит: основательно спавший, но всё ещё пухлый живот и утренняя эрекция не дают поудобней улечься. Ладно:
«Подъём, лежебока!»
Зябко поёживаясь, пробую встать. Да что ж такое то? Думаю, так себя чувствуют женщины на поздних сроках беременности. А у меня, помимо тяжелого живота ещё и сильнейший стояк — с этим проблема даже на бок повернуться.
В итоге кое как, наконец, поднимаюсь. И встречаю ставший уже привычным вопрос:
— Ну, как?
— Милая, мне лень, — неловко флиртую. Флирт — это тоже искусство. — Если интересно — сама посмотри.
Аня с энтузиазмом бросает плошки-тарелки и через мгновение начинает проводить «усердный осмотр», нежно массирую мою попу руками.
— Нет, пока как и прежде…
Я же пропускаю её замечание мимо ушей. Наконец то — случилось! Я дождалась — мои пригоршни покоятся на теплых упругих холмах. За ночь у меня выросла грудь, да не просто, а добротный третий размер — теперь не прикрыться ладошкой! Почему я ничего не почувствовала ночью? Я бы своим девочкам «помогла».
Проклятье, рубаху придется надорвать, иначе теперь уже не налезет…
Делаю пару подскоков, качаюсь на пальчиках ног — не удивительно, что грудь моя движется вместе со мной. Что завораживает — так то как они плавно качаясь, подрагивают вслед за моими движеньями.
— Чего? — Аня не понимает моего внезапного веселья.
— Вот, полюбуйся, — я обернувшись, изящно роняю на землю одеяло, являя любимой прекрасное зрелище: мошонка с большими, с грейпфрут, налитыми спермой, шарами, громадный член, «смотрящий» вперед под большим, как у беременной, животом и сочные сиськи. Мне кажется я сейчас словно ангел!
Руками поправляю свои пухлые груди — что странного в желании того, что бы мои девочки сидели правильно? Приятный вес на ладони говорит, что теперь мы с Аней сравнялись размером.
Я нежно ласкаю себя на глазах у подруги — увы, но мои «габариты» всё ещё не так велики, что бы пальцы в них утонули. Но ничего — большое дрожащее вымя идет в комплекте к моему телу. Я подожду…
Подпрыгнув еще раз, что бы насладиться волнами, я чувствую, как внезапный жар пронзает мою горячую киску, заполоняя всё тело, вторгаясь в каждый клочок моего естества и отправляя разум страну плотских утех.
Проклятье, я совсем о подобном забыла!
Моё тело дрожит, извиваясь в волнах сексуальных желаний, и всё — от простых ласк груди! Я мну свои груди, теребя соски и, через миг, с головой ныряю в пучину оргазма. Блаженство экстаза, лишая эмоций и разума, роняет меня на колени. По бедрам текут реки девичьих соков и, через мгновение, тугая струя моей спермы разбивается о ноги Анюты.
Опершись руками — запалёно дышу. Это было великолепно! Кто знал, что я поймаю оргазм от одних только ласк!?
«Пилка, в чём дело!»
«Очередной этап трансформации — твое тело понемногу готовится к материнству», — м-да уж — просто и лаконично.
…
До полудня я шаталась по округе в неглиже, опасаясь очередных «приступов» эротизма. Аня всё понимала и лишнего не говорила.
Течка тавриссы начала проходить и хотя мощный конский член всё ещё был на виду, горячая животная жажда её уже почти не тревожила.
Мы упаковывали вещи, проверяя, чтобы не оставить чего и ожидали полудня. Таков был «хитрый» Аннушкин план: явится в деревню к закату. Бабуля вряд ли найдет достойный предлог и не сможет меня прогнать, приютив хотя бы на эту ночь. А дальше… А дальше будет попроще.
Наконец, солнце встало в зенит и мы выдвинулись в путь — прощай «родная» пещера!
Хорошенько измазав друг друга вонючей растительной мазью мы, в последний раз пройдя по берегу озера, свернули в лес. Анна сказала, что можно было бы и по ручью, но «маскировку» стоило поберечь.
—… И много здесь волков, — походя интересуюсь, жуя очередную травинку, а Пилка анализирует возможные полезные свойства. Жаркий воздух дурманит ароматом сосновой смолы и багульника.
— Не в этом дело, — Аня зорко озирается по сторонам. — Они не подходят близко к деревне — не любят запах дыма и людей опасаются. Но иногда стая мигрирует на новое место и вот тогда на неё нарваться — очень паршиво.
— Только волки?
— Ну… Биралов тут уже лет семьдесят как не водится. Они вроде как любят там, где чаща глухая… Есть ещё маркоши, но эти тебя до смерти залижут, — улыбается девушка.
— Это кто такие?
— А, ну… В общем увидишь. Они часто к деревне подходят…
Аня везёт всю поклажу — незаметно что бы ей было хоть сколько-нибудь тяжело. Мой живот почти совсем уже спал и я, то и дело, порываюсь помочь. Не знаю как бы я смогла примостить на себе эти переметные сумы, но просто должна предложить свою помощь.
— Не, не нужно, — они же не весят совсем ничего, — отмахнулась таврисса.
— Анька, а давай на перегонки! — подначиваю я.
Ну очень скучно в округе, когда просто идешь и делом не занята. Я, разумеется понимаю, что следует быть начеку, но уж от волков я свою девушку легко смогу защитить, будь они трижды громадными злющими тварями.
Анна колеблется.
— Ну же, не трусь, — не отстаю я. — Ань, ты же знаешь — я сильнее, чем выгляжу. Со мной тебе ничего не грозит, трусишка.
После пары минут уговоров таврисса наконец сдаётся.
— Хорошо, — она указывает на просвет между деревьев. — Вон, видишь — поляна? До неё шагов сто — сто пятьдесят — столько хватит? А лучше, дойти до деревни и там, на лугу…
— Не, не, не… Давай сейчас!
Команду на старт подаю я и Анна, стремительно разгоняется, срывается в галоп. А я, попытавшись бежать так же, как в отряде на тренировках, начинаю «сливать» эту гонку. Проклятье, стоило по практиковать бег ещё у озера! Неловко будет проиграть, будучи заводилой. Проигрывать — страсть как не хочется.
Я пробую прибавить шагу и с восхищением понимаю — моё сексуальное тело, тем не менее мощно на столько, что я разгоняюсь, словно спортивный болид! Мне даже не нужно двигать руками — я просто отвожу их за спину — ноги несут меня сами, взрывая лесную подстилку. Глубоко наклонившись вперёд я, подобно, птице, буквально парю над землёю!
Вот Анна… Совсем рядом мелькают копыта её задних ног…
Вот я с ней поравнялась…
Сейчас я её обойду!
… Но пробежав таким образом шагов где-то сорок, я замедляюсь и прекращаю свой «полёт». Анна, заметив, что я едва ли не прорвалась вперед, но отстала, так же остановилась, вернувшись назад. Я слышу её звонкий смех:
— Ну что ж ты, бегунья, — она корчит мне обидные рожицы. — Столько гонору было…
— Понимаешь, — я взвешиваю свои груди руками, — они — «прыгают»! — да и не только они. Между ног тоже всё дрожит и трясётся — ничего такого, но дискомфортно. Определенно — первым же делом мне следует озаботится поиском подходящего белья.
Анна уже откровенно хохочет. Ей то хорошо — человеческая «половина» почти неподвижна, даже во время галопа. Никаких неудобных «вибраций». Мне же поможет лишь крепкий бандаж. Прекрасная девушка, бегущая, похлёстывая громадным членом себя по бёдрам — зрелище довольно возбуждающее, но не всегда уместное.
Анна не прекращала надо мной подтрунивать до самой деревни. Вот же — нашла повод. Тут, понимаешь, человек в печали, а ей всё «хихоньки»!
…
— Намирра! — широким жестом Аня демонстрирует ворота деревни так, словно собирается мне её продать. — Тут я и живу.
Аккуратные разномастные домики как под линейку были выстроены внутри бревенчатых стен. Улица за воротами была достаточно широкой, что бы разъехались две повозки. И это не считая мощёных досками тротуаров по обеим сторонам. Единого стиля в архитектуре не было, но всё смотрелось довольно гармонично: увитые зеленью фасады, яркие, но не кричащие краски, общий порядок и ухоженность оставляли впечатление идиллической сельской жизни.
У ворот нас встретила дежурная смена стражи. Тут я изо всех сил постаралась скрыть своё любопытство, а было чему удивляться. К Анне я давно привыкла и не замечала её «тавричности», но вот другие её соотечественники вызывали во мне острейший интерес. Например, если один из стражей был просто рослым, мощным парнем с коровьими рогами, раздвоенными копытами и тонким, коровьим же хвостом, то его коллега был просто хрестоматийным «оборотнем», о которых я читала в работах по мифологии! В прочем, в отличие от картинок в тексте с безумными монстрами, сейчас на меня смотрели умные, проникновенные глаза с лёгкой ноткой недоверия. Но это понятно, работа такая — быть подозрительным.
— Здравствуй, Анна, — первым заговорил «оборотень». — Удачно сходила? — Он слегка кивнул в мою сторону, намекая: надо бы по подробнее объяснить — что это за чудо в обносках с ней пришло.
Я поприветствовала их как полагалось и умолкла, позволяя Анне решить остальные вопросы.
— Лоен, привет! — Аня — просто само дружелюбие. — Да вот встретила горемыку. Кровью истекала… Говорит — ограбили её. Еле выходила…
— Неужели снова Клык?…
Мы уже давно отработали с Анной легенду моего появления в деревне. «Официально» я была бывшей наёмницей, ушедшей в мелкую торговлю и развозившую товары по окрестным деревням. Повстречала на пути разбойников, была ранена, но смогла сбежать, потеряв весь товар. Про наемницу — это была попытка объяснить мою силу, если кто то прознает. Хотя глядя на мою гладкую прелестную мордашку я бы засомневалась на месте проверяющего. Потому про «наёмницу» мы пока не говорили — приберегли на потом.
Аня рассказала мне о принятых в этом мире правилах приличия, общепринятых предрассудках, верованиях. Поэтому, по задумке я должна была показаться странницей издалека, просто оказавшейся не в том месте и не в то время. Но не слишком «издалека» — опять же, что бы не вызывать подозрения. Перестраховались, как могли.
По-моему, это был оптимальный вариант, что бы мирным образом влиться в жизнь поселения.
Пока Аня рассказывала все наши «придумки» страже, я осматривала проходящих за воротами людей. Колоритный народ, сказала бы я бы раньше, назвав их зверо-людьми, но после знакомства с Анной — уже не замечала большой разницы между собой и ними. Просто было любопытно находить «звериные» черты их тел. Легко можно было заметить кроличьи уши, кошачьи хвосты, коровьи рога, копыта, цветастые перья вместо волос. А в остальном — люди как люди. Что бросалось в глаза — это были, в основном, дети и подростки. Лишь изредка проходил согбенный старик с подозрительным взглядом или женщины, с поклажей в руках, шли по делам.
Стража нас в итоге пропустила — похоже, история вполне удачна, да и обаятельная девушка в драных лохмотьях скорее вызовет больше жалости, чем подозрения.
— Ань, а почему так мало взрослых? — интересуюсь я, когда мы, пройдя через ворота, двинулись к центру деревни. — Уже вечер, но на улицах только детвора. Что-то случилось?
Анна враз погрустнела:
— Все сильные мужчины и женщины, рекрутированы в армию герцога. Подробностей я не знаю, но говорят, что на западной границе неспокойно и правитель собирает своих вассалов в поход. Я бабушку попрошу — она расскажет подробнее…
— Смешная тётя, смешная тётя! — в этот миг послышались нагоняющие нас детские крики.
Стайка детей лет четырёх — шести догнала нас, образовав стихийный хоровод вокруг моей персоны. Оно и понятно: высоченная тётка — а по их меркам я, наверное, и вовсе древняя старуха — ходит по деревне в драных лохмотьях. Если не подразнить её, так до конца жизни будешь жалеть, что упустил такой шанс.
— Цыц, мелкота! Вот я вам задам — а ну, брысь отсюда! — Аня сурово притопнула копытом. — Беан, Пане? И вы с ними? Вот расскажу вашей маме — она вам трёпку то задаст…
Мальчик и девочка с лисьими пушистыми хвостиками и рыжими ушками торчком — похоже, брат с сестрой — замерли на миг: а ну как и вправду расскажет? Девочка спряталась за спину брата в нерешительности: мамка она такая — уши надерёт в раз за безделье.
Но через миг нам показали языки и вся гурьба, держа самых маленьких за руки, умчалась по своим, самым важным в мире, детским делам. О чем волноваться, если до наказания вечером так же далеко как и до луны на небе!
Улица, по которой мы шли, вывела к площади в центре деревни. Сюда же врезались и остальные. На краю этого пятака земли ожидаемо приютился единственный в посёлке двухэтажный дом — наверное, ратуша или жилище старосты. Анна сказала, что мы уже почти на месте. А через пару минут неспешного шага мы и вовсе остановились у неприметного скромного дома, просто тонущего в цветах и укрытого сенью деревьев.
— А вот и мой дом, — Аня прошла за ограду. — Милости просим.
Но как только я вошла за ворота, сразу раздался сердитый женский окрик:
— Анька! Зараза, — из дома вышла таврисса. Как я полагаю — это была мисс Дойл, бабушка Ани. — Я тебе чего говорила — обождать! А ты снова сбежала! Сколько раз было сказано?
— Ну, ба! — уши у Ани просто горят. Бабуля отчитывает непослушную внучку, да еще перед возлюбленной — как тут не вспыхнуть. — Ты же знаешь, что там безопасно…
Я ожидала, что Дороти Дойл будет и вправду старушкой, но напротив меня стояла привлекательная таврисса, на вид — лет тридцати, озорные веснушки по щекам, огненно рыжие короткие волосы и такого же оттенка короткая шерсть, пышущее жизнью и энергией тело. На голову выше чем Аня, необъятная задница, массивная грудь, стянутая свободной рубахой и приподнятая лёгким кожаным жилетом. О возрасте напоминали лишь холодное спокойствие во взгляде.
— Ой, забыла совсем: познакомься — это Марика, я про неё тебе говорила, — Аня обнимает меня за плечи прижимаясь щекой к голове. Что ты творишь, дурёха — спалишся!
Анюта же начинает трещать без умолку, просто вываливая всё что мы понапридумали, без всякой системы и плана.
По-моему, бабуля о всём догадалась. По глазам ясно, что всё поняла!
Мисс Дойл смотрит, наконец, на меня:
— Та самая подружка? — критический взгляд. — Поправилась? — это уже вопрос ко мне.
Как и положено младшему, касаюсь рукой лба — фиолетовый камень укрыт под повязкой — и приветствую хозяйку дома:
— Да одарит вас Мать своей благодатью.
— И тебе пусть Матерь пошлёт все блага.
В её глазах недоверие: одурачить стражу — одно, родную бабушку — совершенно другое.
— Я правильно понимаю — хочешь, что бы Марика осталась у нас ночевать?
— Ага! Ба, ну куда ж ей пойти, на ночь глядя и без денег? — Аня выкладывает последний козырь — давление на жалость. — А в амбаре места полно…
Мисс Дойл тяжко вздыхает, как то слишком уж легко сдавшись:
— Хорошо. Устрой нашу гостью. Матрас и бельё в чулане возьмешь. Ужин вы прозевали — давно уже всё остыло. Если есть хотите — сама знаешь, где котелок стоит. — помолчала, глядя на висящую на мне Аню, и добавила. — И чтоб мне тут без озорства!..
Этой ночью мы спали порознь.
…
Утром следующего дня, позавтракав, всей троицей отправились к ратуше. Мисс Дойл было по пути — она несла лекарство роженице на сносях, а мы с Анной шли в ратушу, обменять кристаллы.
— Мисс Дойл…
— Зови меня Дороти — меня все так зовут…
-Хорошо… Э-м, Дороти, не подскажете, чем деревня живет? У меня ведь совсем ни гроша, даже вам за ночлег не могу заплатить. Может кто-то ищет работников? — начинаю сбор информации. Даже если не пригодится — иногда полезно просто «быть в курсе».
— Про ночлег — это пустое… А работа…, — она замолкает на мгновенье. — У старого Тая в кузнице только двое младших сыновей осталось — он бы нанял молотобойца. Но ты хоть и рослая деваха, да только в бёдрах лишь широка — не сдюжишь. Швея?.. Так она с дочерьми сама управится, да и навык тут нужен.
— Ба, а тетушка Бет?
— И то правда. Беатрис держит молочную ферму. Работа у неё не особо сложная, но она подростков из округи почти не набирает — говорит, что её бурёнкам нужен уход и внимание ответственного человека. Платит, правда, немного но зато сразу. Если совсем туго — то у неё подработать проще всего.
— Спасибо, я поняла, — не очень хотелось бы начинать новую жизнь разнорабочим на ферме, но иногда выбирать не приходится. Заодно, увижу как Бет делает свой знаменитый сыр. — Аня, проведешь меня потом, к швее?
— А тебе зачем? — Дороти удивлена. — Ты еще не заработала, а уже лишние деньги появились? Купишь готовое, в лавке…
Анька встревает:
— Ба, она как и мы — футанари. Сама же знаешь — ей на заказ нужно шить.
— Красивая девка?- Дороти кивает в мою сторону.
— Ой, бабуль, не то слово, — как на духу говорит Аня, затем, спохватившись, прикрывает рот ладонью.
Мисс Дойл смеётся, а я не знаю что и сказать — раскрыты по всем фронтам.
— Ты кого занос водить надумала, вертихвостка? — беззлобно журит она. — Эх, молодо-зелено! Вы то хоть глупостей не наделали? А то мне правнуков нянчить некогда.
Аня, вся румяная от стыда, мямлит в полголоса:
— Ба, ну что ты в самом деле… Мы же понимаем…
Дороти даже не слушает этот лепет, оборачиваясь ко мне:
— А я то думала — что ты всё эти обноски таскаешь? Ну-ка, покажись мне…
— Простите? — сделать ей чего? Показаться? Это что — ритуал какой то? Анька не рассказывала. Стою в растерянности.
Дороти, слегка привстав на колени передними ногами передо мной, бегло ощупывает мою грудь, пару раз шлёпает по сочным булочкам ягодиц и, под конец, запускает руку мне в штаны. Пошарив, находит моего великана и взвешивает в руке. Мы с Анькой стоим красные, словно вареные раки.
— А ведь и вправду: диво как хороша — одной рукой и не обхватишь. И мордашка смазливая и задница, как у нас, у тиавров, солидная. И ростом нам опять же под стать. Анька, ты думала я не вижу, что ты в неё по уши втрескалась?
— Бабушка…
— Я уж давно поняла, что не спроста ты в ту пещеру зачастила.
Дороти смотрит мне в глаза:
— Вот только не отдам я тебе Анюту. Она молодая ещё, совсем жизни не видела, повелась на хозяйство твоё, да на глазищи бездонные. А ты обрюхатишь её и сбежишь…
Аня уже откровенно плачет. Да уж, я оказалась не в мире волшебных фантазий, а всё ещё на старой доброй Земле — тут нужно думать наперёд, а не только предаваться утехам. Хотя Дороти и резковата в суждениях, но её можно понять — она в ответе за внучку и просто пытается её защитить.
Что же, пора наконец брать судьбу в свои руки…
— Дороти. Мисс Дойл, вы всё правильно поняли — Анна в меня влюблена, — Дороти надменно усмехается своей правоте. — Но вы упускаете из виду то, что я тоже люблю её, я хочу что бы она стала моей женой, я хочу родить от неё детей. Я понимаю ваши мотивы и опасения. И красивые слова — слабое доказательство моих благих намерений.
Аня прячется у меня за спиной держа за руку и утирая свои слёзы.
— Я лишь прошу — не отдавайте Анечку никому, дайте мне немного времени «встать на ноги» и я изменю ваше решение.
Анька тихонько всхлипывает, а Дойл серьёзно смотрит мне в глаза — не думаю, что я её убедила до конца. Эту особу белоснежной улыбкой и невинными глазками не проведёшь.
Я слышу её тяжелый вздох:
— Ну что с вами поделать? Если и вправду влюбилась в Анюту — докажи! Вот вернётся её дед, тогда об этом и поговорим.., — и едва слышно добавляет. — Если вернётся…
Обойдя меня и встав рядом с Анной, Дороти гладя её по волосам. «Помахала» немного кнутом — теперь можно и пряником «угостить».
— Ну, ну чего разревелась, глупенькая. Бабушка — ведь не со зла, — всхлипы становятся тише. — И, это, Анюта: если совсем будет невмоготу — в задницу можете побаловаться, я разрешаю. Но что б никаких лобызаний на людях. Поняла?
Аня, враз просветлев, обнимает её и смеётся сквозь слёзы.
Я же стою ошарашено глядя на них — да что за народ, эти тавры!?
…
Как я и ожидала — за кристаллы мы выручили совсем ничего. Если местному, живущему охотой и земледелием на своей земле, эти деньги — лишь приятная прибавка к имуществу, то для меня, голодранки — капля в море. Потому я решила всё отдать Анне — хотя бы небольшая компенсация их семье за моё содержание. Аня благородно отнекивалась, но я настояла, что она, как практически моя жена, имеет право на всё моё имущество. Чем привела тавриссу в неописуемый восторг: ещё бы — её уже зовут женой!
— Ань, а твои родители против не будут? — говорю я и тут же затыкаюсь. Когда уже думать то начну? Аня ведь ни разу о них не упоминала — я могла бы и догадаться, что это больная тема.
— Их нет — они погибли, когда я ещё была маленькой… Обвал в горах…
— Прости…
— Ничего, — Аня улыбается. — Это было давно и я уже привыкла… К тому же у меня есть бабушка и дед. А теперь и ты…
…
Добравшись к швее и найдя её на месте я обратилась с просьбой снять мерки, и хотя бы примерно назвать стоимость заказа. Пожилая хучин — представительница расы людей, вобравших в себя черты кошачьих — деловито обмеряла меня, отрывисто называя цифры своей дочери, которые та помечала. Здесь я снова испытала некоторый «культурный» шок. Швея, снимая мерки, быстро и ловко орудовала мерной лентой, почти не прикасаясь ко мне. Но вот моё солидное мужское достоинство основательно помяла в руках, измеряя и что-то высчитывая в уме. Причём это был настолько профессиональный интерес, что мне в голову даже не приходили пошлые мысли. Человек просто делал свою работу.
В итоге комплекты простого, без изысков белья и верхней одежда с возможностью изменять размеры обошлись бы в семь серебренных монет. Я еще не успела разобраться в местном ценообразовании. Анна подсказала, что цена хотя и великовата, но того стоит — вещи будут хоть и неказистые, но практичные и крепкие. Что ж, и так не плохо, а ажурное кружевное бельё и вечерние платья оставим на потом.
— Ань, почему такое особое отношение к футанари? — по пути назад задала я вопрос, вертевшийся у меня на языке. Слишком уж по простому ко мне относились.
— Ну точно, я как то даже не подумала, что ты не знаешь об этом, — девушка нахмурила брови, собираясь с мыслями.
— Если вкратце — нас, футанари, считают кем то, вроде избранников богов. Или, скорее, мы те, на кого снизошло их благословление: ведь мы собрали в себе лучшее из того, чем могут одарить Вседобрейший Отец и Благодатная Мать, — Аня пожимает плечами. — Не то что бы нас было мало, но девушки нашего типажа всегда нарасхват в роли невест и мужей.
Таврисса задорно смеётся:
— Одна из причин, по которой я облюбовала отдалённую кристальную пещеру — чрезмерное внимание со стороны окружающих, — она гневно хмурит брови, складывая руки на груди и передразнивая дурашливым голосом. — «Анечка, как дела…», «Анечка, ты сегодня прекрасно выглядишь…», «Анечка…», «Анечка»…» — раздражает!
Девушка обнимает меня за плечи с хитрой улыбкой:
— Ведь создать с футанари семью и завести детей — голубая мечта любого подростка.
Хм, всё довольно удачно складывается. Пилка, сама того не желая определила меня в группу если не Избранных, то Привилегированных. Остаётся только отработать свои женские «чары» — и многие преграды на моём пути пропадут сами собой, рухнув у моих ног.