— . ..Йора, беги к повозке!… Да, надевай… И жди команды! — девушка коротко кивнув, уносится прочь, словно каучуковый мячик отскакивая от встречных препятствий и выписывая кульбиты и сальто. Вот же акробатка мелкая, чем только на ферме занималась в моё отсутствие?…

— Родиц, давай к твоим! И в оба смотри!… Дочка, со мной будешь…

Придерживая рукой живот бегу с командиром на левую сторону от моста — именно слева нас атакуют. Люди Эйнана находятся у самого моста, ожидая прорыва, на случай, если это отвлекающая атака. А первый и третий отряды подразделения Холана примут удар.

Энки вытягивает вверх руку, ломая в кулаке короткую палочку — сигнальный жезл. С его пальцев в небо устремляются яркая оранжевая вспышка.

— Жёлтый, сука, жёлтый!! Они что там — дрочат?!. Пускай только… Лично головы блядям поотрываю!

Прицельные створы баллист на стенах, словно нехотя, начинают наводиться на наш сектор. Там же, за зубцами, видно мельтешение лучников и спустя время нестройный залп стрел по высокой дуге уносится в сторону неприятеля.

На нас бегут люди. Просто бегут, со сдавленным, хриплым воем. Человек пятьдесят, если не больше. С разномастным оружием и в каких-то драных лохмотьях. Их лица — заляпаны пеной, что течёт из раззявленых ртов.

Я чувствую, как до самой задницы продирает мороз. Но не от этих перекошенных рож — командир на них тоже не смотрит, тревожно вглядываясь им за спины. Из рассветной туманной дымки раздаётся безумный, яростный рёв.

Биралы!..

Из тумана выныривают четыре кошмарных силуэта и, словно обезумевшие локомотивы без тормозов, взрывая лапами комья дёрна, на полном ходу несутся на наши позиции.

У нас за спинами, на стене, глухо «тумкает» тетивой баллиста, тяжёлый, зазубренный дротик срывается с ложемента и с басовитым свистом вонзается в ряды наступающих, срубая одному из бегущих руку с частью грудной клетки. Тело, крутанувшись от удара и орошая воздух кровью, скользит по траве.

— Уебень безглазый, куда целишь!!. — орёт во всё горло командир. Не удивлюсь, если Холана услышали на стенах. — Дочка, не отходи никуда…

Седой энки подбегает к позициям своих бойцов.

— Что, ребятки, заскучали?.. Сейчас разомнёмся.., — командир подхватывает одно из длинных, почти в четыре метра, даже не копий, а заострённых древесных стволиков, с поперечной перекладиной у острия.

О нападающих людях никто даже не обмолвился. До них нету дела ни нашим бойцам, ни уж тем более — биралам.

Это просто кошмар! Безумные чудища, клацая громадными, словно экскаваторный ковш, челюстями походя перекусывают бегущих рядом с ними людей, разбрызгивая кровь и внутренности по своим пучеглазым мордам. Я успеваю замечать, что разлетающиеся обрубки тел даже умирая, безумным, полным ярости взглядом смотрят в нашу сторону. Кто сотворил такое с людьми? Чей воспалённый разум придумал?

Ряды бегущих безумцев стремительно тают под усилившимся лучным обстрелом. Один из биралов, получив в заднюю лапу дротик, замедлился, и в него тот час вогнали ещё четыре громадных «стрелы». Зверь, просто приколотый к земле, остался на месте, ревя во всё горло и взрывая лапами грунт.

Но трое прорвались, утыканные стрелами, как ежи иголками. До наших позиций им два прыжка.

— Навались, братцы! — слышу я звонкий женский крик.

И пятьдесят лужёных глоток, слажено взревев, вздымают острые, длинные «копья», наводя их на несущихся тварей. Безумные туши, брызгая пеной, сшибаются с людьми, насаживаясь телами на острия.

Мужчины и женщины, взрывая ступнями землю и выжимая из своих тел все силы, принимают ужасный натиск, силясь остановить монстров, зафиксировать на месте, подставить под удар баллисты. Двоих удержали, но третья тварь проломилась через «частокол». Слева от нас мгновенно раздались крики ужаса и хруст костей — чудище принялось тупо жрать.

Пара монстров, бесновавшихся на кольях, наконец получает залп дротиков, затихая в потоках сочащейся крови. Холан и десяток бойцов подхватывают короткие копья и бросаются на выручку товарищам. Последнюю тварь баллистой не подстрелить — она уже среди нас. С ней придётся справится своими силами.

Сдёрнув с офицерского пояса сигнальный жезл, стреляю в небо сгустком белого, искристого пламени — сигнал для медслужбы — и подхватив тяжёлое «копьё», которыми встречали биралов, бросаюсь вслед за командиром.

Ошалевшая от ярости тварь просто заливает землю кровавой пеной из пасти. Удары бойцов сыплются со всех сторон, но толку в этом не много — шкура слишком прочна.

Неловко подставившись, лапой в грудь получает Холан, но удар по касательной и кольчуга спасают энки и седой командир, словно щенок от пинка человека, отлетает в оружейную пирамиду, сломав своим телом пару копейных древков.

Я, в два прыжка, неловко рукой придерживая живот, взбегаю по перевитой мышцами, бугристой спине зверя и с разворота вгоняю другой рукой заостренный кол в затылок чудищу. Проклятье! Не достаточно сильно. Удар с обеих прошиб бы навылет.

Кубарем скатываюсь с бирала. Бойцы на секунду опешили.

— Башка! Пусть вниз посмотрит! Живо!! — указываю на монстра. Люди сильно напуганы, но кому под силу сохранить самообладание, встретившись лицом к морде с первобытной, клыкастой яростью. В этот момент они готовы принять помощь от кого угодно — даже от беременной бабы. Двое самых отчаянных понимают, что нужно сделать, и, отбросив оружие, подбегают к пасти зверя, провоцируя того на атаку.

Безмозглая тварь, что пару секунд вертелась на месте, силясь выдернуть из загривка «копьё», реагирует моментально, склонившись к земле и гулко лязгнув челюстями. Бойцы успевают откатиться, давая мне полторы секунды.

Но времени предостаточно…

Я взвиваюсь в воздух, смыкая руки в замок и всю силу и вес своего сто пятидесяти килограммового тела обрушиваю в ударе этого импровизированного «молота» на оголовье «копья».

Удар настолько силён, что конец древка древесными брызгами щепок разлетается в стороны, а весь ствол вонзается глубоко в плоть чудища, перешибая позвонки шеи и, выломав пару клыков, вылетает из оскаленной пасти, зарываясь в землю.

Бирал, жалобно всхлипнув, с тяжёлым, долгим выдохом оседает, замирая посреди ошмётьев разорванных тел и раненых людей.

Срываю с пояса очередной жезл и пуляю в небо зелёным — опасность устранена. Скатившись на землю, бросаюсь к истекающему кровью хатоме с длинной, рваной раной на бедре.

— Что встали, вояки?! Помогайте!.. — мой окрик не злобный, а просто что бы привести в чувство. Я могу понять этих людей: какая-то смазливая «фифа», что бегала за их командиром, внезапно оказалась чудищем не хуже биралов и почти в одиночку убила безумного монстра. Будучи на восьмом месяце беременности! Есть от чего впасть в ступор…

Замешательство длится недолго. Бывалые вояки понимают, что пока ещё не время удивляться и бросаются на выручку товарищам.

Мой чуткий слух улавливает торопливый, галопирующий перестук копыт. Этот милый звук я узнаю из тысяч подобных — Анюта спешит к нам на выручку. Почему-то я даже не удивлена, что таврисса прибудет первой…

В этом бою, рапорт о котором уложится в три строки, мы потеряли семерых безвозвратно…

. . .

Когда своих раненых и мёртвых унесли, оттащили в стороны, наскоро обвязав верёвками, туши биралов и собрали в одной «куче» тела нападавших, подвозя их на телегах, бойцы вздохнули свободней. Сектор снова был чист и свободен, ничего не препятствовало наблюдению.

Командир собрал свободных от дежурства бойцов и представил меня. Воины смотрели хмуро. Первое впечатление от моих «выкрутасов» прошло, а скорбь о товарищах ещё даст о себе знать, потому в их глазах сквозило недоверие.

— Сэр, господин Флейрон, что это было?.. — киваю в сторону мёртвых вражеских тел. Седой энки молча злобно сопит. Похоже, злость не только из-за потерь…

— Позвольте, госпожа лейтенант, — вперёд выходит плотная женщина-тикити. — Я — Оша. Оша Таси, временно исполняла обязанности командира третьего отряда.

Оша и Тоша? Не сестра ли она той каптёрши?

— Этих людей мы зовём «фанатиками», — она старается не смотреть на гору тел, что в этот момент испепеляет боевой маг, утилизируя трупы. — По данным разведки в Ирнаме появился некий культ или ответвление церкви. Они набирают добровольцев, «обдалбывают» их какой-то дрянью и бросают на наши ряды, с-суки… Простите, мэм!.. Есть множество косвенных подтверждений, что эти «фанатики» — не добровольцы. Этих людей приводят силой…

Теперь мне понятно. Солдату, что привык к смертям, своих друзей и врагов, не обойтись без морали и чести, даже посреди кровавой грязи войны. Эта мораль черна, словно копоть, и приведёт в ужас любого, кто не бился грудь в грудь с врагом, ставя на кон свою жизнь, ради того, что бы отнять жизнь другого. Но даже самый свирепый воин не может без отвращения смотреть на такое, когда государство гонит своих граждан на убой, практически без цели, со смутной попыткой пошатнуть дух воинов Шепи.

— Понятно, — я обвожу взглядом хмурых людей. Промолчи сейчас или что-либо скажи — смысла большого в этом не будет, но и мне самой подобное не по нутру. — Их крови нету на ваших руках… Думаю, эти люди уже были «мертвы», ещё до того, как пошли в атаку…

Взгляды бойцов немного потеплели — новый командир оказалась понимающей женщиной…

— Госпожа Оша, вы были «временно исполняющим». Так останется и впредь — отныне вы мой заместитель, — я обвожу взглядом солдат, по привычке поглаживая свой живот. — Займитесь починкой снаряжения и восстановлением укреплений… А вы, заместитель, введите меня в курс дела о положении в отряда.

О моих необычных способностях никто не обмолвился словом…

. . .

Морозы крепчали и даже неукротимая, бурная Мена начала замедлять свой бег, грозя в одну ясную ночь и вовсе присмиреть, как пересохший ручей.

Однако, своевременно подоспела пара магов воды второго уровня из столицы. Отчитавшись в крепости перед кронпринцем, эта парочка стремительно отправилась по реке. Один в верховья, второй — к устью у моря. Им надлежало установить магический перенос колоссальных масс солёной воды к стыку границ трёх государств: Ирнам, Шепи и Бакарум. Всю эту воду планировали сбрасывать в Мену в верховьях, что бы вновь вернуть ей бурное течение и обезопасится от прорыва вражеских войск вброд.

Новость хотя и была секретной, но через неделю о ней судачил весь лагерь. Бойцы с восхищением и страхом говорили о огромной силе магии, и что лучше бы магам только переносов воды и заниматься, иначе никто из рядовых бойцов домой не вернётся…

Меня же поразило совершенно иное. Телепортация!

О подобной магии даже вскользь не упоминалось в учебниках. И не мудрено: потратив усилия пары человек, можно было просто обрушить гору на дворец правителя враждебного государства или этот самый дворец перенести на десяток километров в облака и «уронить». А если возможно телепортировать не только мёртвую материю но и живых, то возможности просто неисчерпаемы! Да орбитальная бомбардировка кинетическими боеприпасами — просто детский лепет в сравнении с телепортацией.

Не удивительно, что подобные заклинания и контрмеры против них берегут, как зеницу ока…

. . .

Так окончился декабрь.

Провокации со стороны Ирнама не прекращались. Снова «фанатики», волны диких зверей, бегущих от несуществующего пожара, «случайные» разбойники, что «не заметили», как напали на огромный военный лагерь и просто диверсионные группы не давали покоя.

Однако, не без гордости могу сказать, что на вверенном мне участке потерь, с момента той самой битвы с биралами, не было. Видя, что их новый командир не просто смазливая девочка, а не дура лично поработать копьём даже в своём пикантном положении, при том, что все предложения по усилению отряда всегда приносили пользу, бойцы постепенно прониклись ко мне доверием. Я даже завоевала некоторый авторитет, сровнявшись в этом вопросе с Эйнаном.

Мой живот настолько раздулся, что все движения приходится совершать весьма плавно, а реакция очень замедлилась — он слишком массивный и громоздкий, чтобы я могла нормально двигаться, тем более драться со всеми в одном строю! Все нужно делать медленно и кропотливо, какая уж тут битва в рукопашную.

Впрочем, беременная женщина на передовой, похоже, нисколько не смущает командование — я хотя и не принимаю больше участия в битвах, но исправно нахожусь среди своих бойцов. Простые, деревенские люди, что служат под моим началом, беззлобно посмеиваются у меня за спиной, а некоторые из женщин и вовсе завистливо посматривают. Даже придумали неофициальный лозунг для нашего отряда: » Защитим маму Марику!» или как-то так.

Я на них не сержусь, а, наоборот, благодарна за заботу: вчера мне подарили перешитый ламеллярный доспех, что бы я могла прикрыть им живот. Я и без того выгляжу нелепо, а с этой обновкой — и подавно, но с благодарностью подарок приняла.

Постепенно соседние отряды, видя нашу эффективность, стали перенимать особо удачные решения лейтенанта Марики Маасс. А затем командование и вовсе приказало мне составить полный реестр нововведений и улучшений. Я свалила эту работу на своего зама, отрабатывая с бойцами новые тактические приёмы.

Анюта наконец смогла найти своего «дедушку». Миссис Дойл оказалась могучей, рыжеволосой тавриссой с мускулистым, любому энки на зависть, телом и миловидным лицом. Весёлая, на вид не старше тридцати, доброго нрава футанари, едва не задушила в объятиях внучку, как только они встретились.

Ежесекундно отстраняясь, Биаса окидывала Аню взглядом, восхищённо восклицая глядя на нынешнюю внучку. Анюта, вся раскрасневшись и шмыгая носом, кивала, подтверждая, что «чуть-чуть подросла». Дойл-старшая довольно смеялась и вновь смыкала могучие руки, обнимая внучку.

Затем нас познакомили друг с другом. Биаса сперва оробела, узнав что я в офицерском звании, но видя с какой нежностью смотрит на меня Аня, быстро всё поняла. Я же, не ходя окольными путями, попросила разрешения выйти замуж за Анечку и осчастливить её чувством материнства. Миссис Дойл смотрела на нас, как на недотёп, просящих подбросить дровишек во время пожара: война на носу, а дуры потрахаться захотели?

Но я тут же следом убедила Биасу, что не душевно больная. Моя просьба о женитьбе — чистая формальность и Анька уже моя жена. И девушка ещё не беременна только из уважения к авторитету её «деда».

Биаса облегчённо вздохнула.

— А это.., — она косит взгляд на мой громадный живот.

— Я беременна вашими правнучками. М-можете потрогать… Если хотите…

Крепкие ладони нежно обнимают живот и в этот же момент, словно подгадав, озорницы пинают прабабушку изнутри. Биаса вздрагивает с довольной улыбкой.

— Ишь, какие прыткие… Имена придумали?

— Пока ещё нет, — Анька меня обнимает за шею. — Ба, придумай и ты пару имён, только что бы по симпатичнее…

. . .

Приятный словно бы гул в моих раздутых матках усиливается день ото дня, когда детишки тренируют своё тело. Я ожидаю рождение маленьких дьяволят в течение недели и сердце разрывается между волнением и страхом.

Холан, таки добился для меня разрешения и всё время, что осталось до родов, я провожу в своей командирской палатке. Внутри — жарко натоплено и потому я одета только лишь в пушистый халат, невесть каким образом найденный Тошей.

Старшая дочь, когда не занята по службе, иногда с Иззи, но больше — одна, частенько навещала меня. Кроме выше упомянутой одежды на мне ничего не было, потому, согрев руки у огня, девушка распахивала на мне полы халата и ласкал тело своей мамы, разговаривала с сестричками или делала мне минет — в зависимости от настроения, пока я в это время читала сводки за день.

Моя фигура стала необычайно пышной и приятной глазу. Груди и бёдра выросли просто до совершенно колоссальных форм! Пилка подсказала, что у меня теперь сиськи двадцать пятого размера. Проклятье, больше даже чем у Беатрис в нашу первую встречу. Соски непрерывно истекали молоком, а регулярные сдаивания сладких сливок никакого толка не приносили. Не найдя иного решения, я просто прорезала в халате два небольших отверстия, куда и вставляла свои молочные «источники».

Анька приходила пореже — была загружена работой. Девушка пыталась меня соблазнить, но хотя и было сложно — я сопротивлялась, не поддаваясь её чарам. Не известно, сколько ещё конфликт продолжится. Не хватало нам ещё одной футанари в положении. Анюта в притворстве надувала губки и, повернувшись, подставляла попу, что бы её любимая беременная жена могла «сбросить» напряжение. Тут уж я позволяла себе расслабится…

К своему удивлению я узнала от Пилки, что «трансформирующие» способности моего семени можно «приостановить». Пилочка сказала, что процесс этот — инертный и переход на «обычную» сперму и обратно займёт три дня. Я согласилась: если Аньке изменения больше не грозили, то для дочери я пока подобного не желала — для Джуди сейчас были важны скорость и ловкость, а не размер груди. Потому, после «замены» семени, я позволяла своим спутницам ублажать меня любыми способами и в любых количествах.

Девчата держали язык за зубами, да и Холан деликатно молчал, поэтому о том, что старший лейтенант Марика Маасс — футанари, никто до сих пор не знал. Но густой дух свежей спермы у моей палатки даже самых несообразительных наводил на определённые мысли.

Пару дней назад меня навестила Витана, та самая футанари, шестнадцати лет от роду, что выжила после нападения волков. Похоже девушка наконец созрела для искренней благодарности и покаяния перед своей спасительницей. Но когда она увидела меня такую, изменившуюся, то так и замерла у входа в платку.

Я подошла к ней, обдав сливочным ароматом, и повела к столу. К чести девушки стоит отметить, что хотя в её глазах и пылал огонь восхищения — дала о себе знать натура футанари — но Витана себя контролировала и говорила твёрдо и уверенно, то есть именно то что и хотела сказать. Впрочем, в конце концов, юная девушка сдалась и, расплакавшись, принялась валить на себя все грехи мира, искренне считая себя отвратительным существом.

Моё материнское сердце не выдержало таких эмоций, я тоже заплакала, сама не понимая почему реву, и прижала девушку к груди. Тут мы обе «сорвались» и я пришла в себя, когда полуголая девушка сидела передо мной на коленях, сложив ладошки «ковшиком», что был заполнен спермой до краёв, и с горящими глазами клялась в верности и послушании, лишь бы снова ощутить этот вкус. Не могу её винить: был бы у меня доппельгангер, я бы отдавалась ему двадцать четыре часа в сутки.

Хотя бурлящие гормоны и вынуждали футанари иногда принимать решения и совершать поступки о которых потом приходилось вспоминать со стыдом, но девушкой она оказалась сообразительной. К тому же — интересной, как собеседник.

Приведя себя в порядок и поболтав ещё немного, я попрощалась с Витаной, не зная, что девушка погибнет завтра в результате диверсии вражеской группы…

. . .

В один из дней последних чисел декабря, проснувшись поутру, я как всегда немного размялась, прямо лёжа в постели, насколько мне позволяло грузное тело и, поднявшись, принялась с довольным кряхтением разгуливать по небольшому пространству палатки: восемь шагов туда, восемь — обратно.

На столе лежали чистые формуляры на довольствие отряда и обновление снаряжения и мне не терпелось приняться за работу, но минимально доступный уровень двигательной активности я обязаны была получить.

Внезапная резкая боль в животе сгибает меня, а поток жидкость проливается вниз, пачкая ноги и халат. Воды отходят! Боги, ребенок идет!..

Дрожащей рукой я выхватываю из кармана одежды особый, именно для такого случая, сигнальный жезл и прямо сквозь полог в палатке пускаю в небо фиолетовый сполох. Швырнув в таз с водой «разогревающий» камень, я хватаю загодя приготовленный набор медикаментов и со всей доступной скоростью тороплюсь обратно к кровати. Всё, время ожиданий и треволнений осталась позади — мамочке пора поработать. Сбросив с плеч промокший халат, со стоном укладываюсь поудобней, размеренно дыша, готовясь дать новую жизнь…

Спазмы ломают моё беременное тело в течение следующего часа. В один момент я, словно очнувшись, вижу Анюту и еще одну женщину, что ухаживают за мной. С удивлением отмечаю, что моё сильное тело работает буквально на биологическом автопилоте: долгий выдох, ещё более долгий вдох (прямо, как сестра учила…) и волна потуг. И снова по кругу.

Во время этой работы я мельком вижу в полированном листе металла, что заменяет зеркала, крохотные детали моего маленького нового чуда. Девочка выходит ножками вперёд в следах плаценты, прокладывая себе путь в затяжной битве с моим неожиданно тугим влагалищем. Анька «входила» в меня довольно легко, но рожать — это больно. И боль эта говорит: хочешь быть матерью — заслужи…

Как только крохотный «свёрток» начинает кричать, сделав первый в жизни вдох, акушерка подхватывает его и кладёт извивающегося ребёнка мне на руки. Когда боль утихает и эндорфиновая пелена исчезает с моих гла, я смахиваю с малышки кровь. Конечно же это девочка! Пушок рыжевато-оранжевых, как у прабабушки, волос покрывает её макушку, а пухлые розовые ручки пытаются схватиться за мои пальцы. Мой ребенок — идеальная футанари-таврисса.

Но роды на этом не заканчиваются. После короткого мгновения передышки я делаю несколько вдохов, поскольку другое движение с новой силой давит на мою вторую матку. Моё зрение снова затуманивается. Истекающая водами вторая пизда расширяется и появляется другая головка. «Автопилот» тела снова берёт на себя управление, оставляет мне только боль. Я с, некоторым усилием, мягко тужусь, подталкивая нижними мышцами, помогая ребенку, наконец, присоединиться к своей сестре…

Я в восхищении смотрю на своих малюток, пока туман эйфории не покидает меня.

Умелые, заботливые руки перерезают пуповины и обмывают малышек, возвращая их мен на животик. Я могу только держать своих крох, потому Анечка должна мне помочь и поднести к их губам громадные мамины сиськи, что полны молока.

В этот момент в палатку влетает Джуди с круглыми, перепуганными глазами.

— Мама, ты как?!

— Не ори, дурында.., — гневно шикает на неё акушерка. — Брысь отсюда, посторонним нельзя…

— П-пожалйста, разрешите. Это моя старшая дочь, — доверчиво смотрю на женщину. Та, посмотрев мне в глаза, быстро смягчается.

— Ладно, только руки вымой хорошенько…

Через пару минут моя жена и доченька Джуди стоя по обе стороны от кровати, держат мои груди, кормя жадно кушающих девочек. В этот момент, вся в поту и родовой слизи, на вымокшей постели, я ощущала себя на седьмом небе от счастья. Пусть бы этот момент длился вечно.

Я некоторое время играю с малышками, позволяя им с довольным писком сжимать мои пальцы. В этот момент — словно медитирую, выбирая имя, что лучше всего им бы подошло. Глядя на рыжие волосики первой девочки на меня словно снисходит мгновенное просветление и я с улыбкой смотрю на их «отца».

— Анька, а может — Биаса и Дороти?

Таврисса с улыбкой утирает мой взмокший лоб.

— В честь прабабушек? Прекрасные имена…

С болью в сердце, через пару часов мне пришлось отдать девочек для присмотра в родильный дом. Да, в окрестностях лагеря было и такое здание…