«ВСЕ МОИ ЖЕНЩИНЫ»

ГЛАВА ПЯТАЯ. МАРТА

Часть 1 – я

Лето. Вечер. Рабочий день окончен. Шура Лисидзе позвал в нашу кафешку.

«Да пошли!».

Из спиртного, кроме «Кокура» (чтоб он провалился!), у хозяйки ничего нет. Хозяйка буфета дома офицеров – мощная баба лет 30 – ти, зовут Элла, родом с Одессы… со всеми вытекающими отсюда последствиями. Близко контачить никогда не пытался – просёк, что у мадам есть кавалер на стороне, который ее вполне устраивает. Почему так решил?. . Хм! Чтобы объяснить, придется писать не мемуары, а психологический опус. А если коротко, то – по её ВЗГЛЯДУ. Женский взгляд такой же необъятный, как космос. В то же время, ограничен тремя функциями состояния. Перечисляю:

– «у меня всё хорошо!» – когда на самом деле хорошо, женщина НЕ смотрит на мужчину изучающе;

– «ха! у меня лучше всех!» – когда в витрину выставляется ИЛЛЮЗОРНОЕ душевное благополучие;

– «как вы мне все надоели!!!» – когда одиночество души и тела не просто тихо скулят ночными слезами, а ВОПЯТ.

Одесситка Элла принадлежала к первой категории. По крайней мере, на данный отрезок времени. У меня сработал рефлекс: «На фига усилия, если победа призрачна, а сил потребуется много? Чего ради? Чтоб переспать разок и сделать виртуальную зарубку в памяти? Так я этим не болею! Пусть себе живет Эллочка и радуется своему женскому счастью. На этом счастье моего клейма нет».

Взяли мы с Шурой бутылку. Цедим по соточке, базарим. Лисидзе, хотя на вид и флегматик, но как у всякого грузина имеет шило в заднице: то к соседнему столику присядет (увидел знакомых немцев, часто захаживающих в нашу «богодельню») ; то к другой компании подойдет (это уже наши припёрлись бухнуть). Не сидится ему на месте. И везде у него дела, всюду коммерция. Коли нужно что – то продать, но у вас нет времени заниматься реализацией – идите к Шуре, этот точно продаст. С гарантией! Объегорит вас с ценой, но продаст. Можно и не обращаться, но тогда крутитесь сами.

На остаток дня планов не было: то ли мы поцапались с Ленкой накануне, то ли у нее выпало ночное дежурство. Переться на «Массандру» охоты мало, а больше пойти некуда – Парин тоже отсутствовал в части – услали в командировку: парень слыл крупным спецом по радиоэлектронике – так что, нарасхват!.

Лис шастает по залу, временами возвращается за наш столик, что – то сообщает. Инфа малоинтересная, так… ерунда. И снова убегает. «Юла, блин!».

«Кокур» – гадость такая! – бьет в голову изподтишка: пьешь – пьешь, вроде ничего, а потом ка – а – ак шарахнет по мозгам! Сволочной напиток! И желудок я испортил именно им.

Кафешка работает до 22. 00. В выходные, когда танцульки, то на час позже.

Ближе к девяти вечера заваливаются две немочки. Немчура, что жила неподалеку, нередко наведывалась. Цены у нас ниже, чем в гаштетах, поэтому – жуть какие экономные немцы! – бывали частыми нашими гостями. Немцы – народ жадный, за пфенниг удавятся, будут торговаться до последнего. Вот такой вам пример…

Допустим, случается у какого – нибудь бюргера день рождения, и он желает отметить это дело в кругу коллег. Наш бы как сделал? Купил бы ведро водяры для мужиков, винища для баб, ну и на закусь оставил бы маленько. И позвал бы толпу бухнуть за свое здоровье. Немец поступает иначе: приглашает в гаштет двух – трех коллег (не более). Причем, желательно тех, от кого зависит его продвижение по службе. Или тех, кто может быть ему полезен в дальнейшем. И они «отмечают» день варенья такой вот мини – компашкой. Ахтунг! Важная деталь: КАЖДЫЙ ИЗ ПРИГЛАШЕННЫХ ПЛАТИТ САМ ЗА СЕБЯ!

Уроды моральные, бля… Помните пословицу – «Что русскому хорошо, то немцу смерть»?

Короче, заваливаются в кафешку две немки. Лет по 25 – 30, не больше. Уже навеселе. Но походки твердые. Хохочут, лопочут по – своему.

Будучи в Германии не первый месяц, понахватался я в немецком, но так, чтобы хорошо понимать – не! Разговорная практика много помогла, этого не отнять, но все – таки запас слов накопил небольшой. Хотя, как посмотреть… Если кому – то из нашей компании требовалось мотнуться в Б. за покупками, часто звали меня – с продавцами я общался вполне сносно. Но, повторю: «полиглотом немецкого» не был.

Немочки калякают. Улавливаю некоторые знакомые слова, отдельные фразы, но общий смысл – мимо.

Что удивительно: Лисидзе говорит по – немецки хуже меня, но – парадокс! – умудряется разговаривать живее и продуктивнее! Смотрю, он уже за их столиком, и чё – то там втирает. Те хохочут еще заливистее.

«Ну, Шура! Ну, кадр!».

Каламбур у меня вышел мысленный, а Лис их закадрил реально! Смотрю – бежит в буфет, тащит пару бутылок, яблоки, конфеты. Машет с того столика мне: «Давай сюда!». Подсаживаюсь. Знакомимся:

– Катрин.

– Сява (конечно, это не настоящее мое имя – я предупреждал читателей, что имена поменяю).

– Марта.

– Сява.

Влили внутрь по чуть – чуть. Дамочки шепчутся меж собой, постреливая на нас глазами.

«Обсуждают наши кандидатуры», – кумекую я. Тем более улавливаю знакомое словосочетание – «angenehme mann» (приятный мужчина).

«О ком они? О Шуре или обо мне?».

Пожалуй, пора описать внешность, которую я «носил» в неметчине: светлые длинные волосы (начальство морщилось, но художнику, вроде как, полагалось) ; выше среднего роста; не атлет, но фигура складная; усы – типа Мулявинских (тогда дюже модно было). Одевался не аляписто, с известной долей вкуса. Рожа не красавца, но достаточно симпотная (или мне так казалось?). Что еще?. . Почти научился добиваться у женщин расположения, но никогда не мечтал (и не был!) мачо, трахающий всё, что имеет дырку там, где у мужиков весит член.

Сидим, пьем, полу – беседуем.

«А эта справа – ничё так… Марта, кажется?».

«Сява! – говорю сам себе. – А ведь у тебя еще не было немки! Недоработка, парень! Когда ж, если не сейчас? А?». Посыл сильный, согласитесь. И я включился.

С нейтралки перешел на первую, потом вторую врубил, и газую дальше. Демонстративно уделяю больше внимания Марте, так сказать, забиваю под себя. Шура вник в расклад – и стал обхаживать Катрин.

Элла вышла в зал собрать посуду. Кинула взгляд в нашу сторону, усмехнулась. Потом сообщает официальным тоном: «Через 15 минут кафе закрывается». Немки переспрашивают у нас: «Что такое?». Объяснили. Катрин и Марта стали собираться.

Пока они прятали по сумочкам сигареты – зажигалки, Шура успел мотнуться в буфет и выскочил оттуда с двумя пакетами. По виду, затарился спиртным и фруктами.

«Ай, молодца – а – а!».

Девушек я подзадержал, чтоб сдуру не улизнули. Вышли вчетвером. Довольно темно, фонари освещают дорожку, ведущую к улице. Нахлынувший свежий воздух, изрядное количество вина и… чую – повело меня. Немки тоже схватились друг за дружку, но мало – помалу передвигаются. Одному Шуре ни по чем! Грузин! Они ж привыкли у себя хлестать винище бочками.

Пока соображал, куда направить ходули, Шура увлек, нетвердо шагающую компашку, в сторону парковой зоны. «Парк», вообще – то, сильно сказано для десятка деревьев, газона и растущего по периметру кустарника. Но посидеть – полежать там можно на славу.

И тут Катрин выдает фортель: типа – «Я ТУДА не пойду!». Категорически против! Машет руками, отбиваясь от грузинских волосатых клешней и кричит, что ей пора домой.

«Вот – те раз!». Ситуация радовала мало: «Уйдет одна – потянет за собой и вторую. Блин, так немочку хоцца… а тут, похоже, облом!».

Катрин ушла – не держать же силой!? А Марта осталась! Чего я совсем не предполагал. Уходя, Катрин что – то шепнула подруге на ухо – та, соглашаясь, кивнула головой.

Марта сама взяла меня за руку. Я приободрился: «Может, всё еще получится! Щас Шура отвалит, останемся вдвоем… а там уж я… «.

Вечер был тёплый. Мы недолго поблукали по полянке (там и блукать негде), переместились поближе к группе деревьев и уселись на травку в таком местечке, чтобы нас не было заметно ни со стороны дома офицеров, ни со стороны дороги. Лис открыл бутылку, Марта прижалась ко мне, положив голову на плечо. Всё складывалось вроде бы хорошо. Но меня тревожило обстоятельство, что Шура не собирался оставлять нас наедине.

«Зараза! Ладно, сейчас выпьет с нами и уйдет. Пойло и закуску покупал он, небось жалко оставлять».

Выпили из бумажных стаканчиков, съели по пол – яблока. Почти не разговариваем, сидим. Дурацкое положение.

(конец 1 – й части)