Сначала — персонально для читателей, ждущих продолжений историй с Большаковым, о причине столь долгого, не появления меня на ресурсе данного сайта.

Во время новогоднего выпендрёжа перед дамами во Французских Альпах, вашего «мачо» догнала снежная лавина и, на пару месяцев, уложила в чертовски дорогущую больничку Амстердама. За больничкой явилось бремя незавершённых из-за аварии дел. Лишь очистив «авгиевы конюшни» и, получив статус бездельника, «мачо» вернулся к любимому делу честолюбивых пенсионеров — к воспоминаниям о себе самом. Женщины в них, разумеется, в приоритете.

Решил начать не с продолжения повествования о беспутной жизни солдатика-отпускника (оно будет подано позже), а с эпизода из жизни уже тридцатидвухлетнего Бориса Петровича, достигшего некоторых вершин (в прямом и переносном смысле), и не изменившего холостяцкому хобби — любить ТОЛЬКО замужних женщин.

«Возле бассейна», как раз в эту тему. Он был опубликован лет пять назад и по сути — неплох. Занял в рейтинге подобных сочинений, в объявленном модератором конкурсе, третье призовое место. Но время выявило слабые места в стилистике и орфографии. Прибавьте к этому авторское желание, поощряемое философскими размышлениями, приблизить сюжет к реальности, и Вы одобрите мой выбор.

…

Эта девушка жила в городе, где Большаков творил художником и подрабатывал (в восьмидесятых у многих с баблом была напряжёнка), инструктором при спортивном клубе машиностроительного завода.

Поскольку и клуб, и само предприятие известны на всю страну, называть их не буду. Тем более, что в такой «рекламе» они, точно, не нуждаются.

Звали девушку Томой.

Томочка была очень привлекательной девушкой. Когда её личико озарялось улыбкой с идеально-белоснежными зубками, а большие глаза сияли малахитовым изумрудом, мир замирал в восторге от созерцания этой юной свежести. И Борис Петрович Большаков не составлял исключение.

Но! Девушка не была замужем и потому внештатному инструктору спортклуба, куда Томочка регулярно наведывалась для игры в пинг-понг (она была хорошей теннисисткой), разрушать супружескую верность спортсменки не было потребности.

Вчерашняя пэтэушница, как незамужняя особа, нашего мачо не интересовала. Борис Петрович оставался охочим исключительно до ЗАМУЖНИХ хорошеньких, продуктивного возраста женщин. Верных и недоступных. На их совращение он тратил массу времени, пока не добивался своего. И, оставляя семя в чужой супруге, постигал смысл сексуального бытия, как дар Свыше. (Парадокс морали интеллигентного атеиста!)

Проникая «малышом» в матку очередной глупышки, Борис Петрович оправдывал возникающие угрызения совести тезисом одной из своих ипостасей, который гласил: «Настоящая уловка Бога состоит в том, что он не оставляет нашу плоть в покое принуждая её к размножению…»

Удобная отмазка для охочих ебать чужих жён. Не так ли?

Всего ипостасей в башке Большакова «проживало» три штуки. Каждая имела своё имя и особенность. Умную, самую осторожную и образованную Борис называл – Петровичем; глупую, драчливую, по-хамски не воспитанную – Бориком; а развратную, близкую к сущности самого хозяина, буквой — Я. В общем — нормальный набор на все случаи жизни.

Тезис, высказанный Петровичем, годился и для «науки», которую наш любитель замужних проводил с партнёршей. На пике восторга он, дабы усугубить значимость происходящей измены, шептал в женское ушко непристойности, которые, в иной обстановке, никогда бы не произнёс. Подобное было бы слишком оскорбительным для порядочной женщины. Но не для шлюхи, которая отдавалась под ним за так, ради интереса (ни денег, ни алкоголя, ни иной дури Большаков, принципиально, не применял, использовал исключительно личный интеллект и знания женской психологии), считал правильным вести примерный диалог:

— Нравится ли, душа моя, наша ебля? – спрашивал Большаков гоняя, двадцатисантиметровый поршень в истекающей соком вагине.

— Да… — стонала «мученица».

— Муж ёб тебя хуже, чем я?

— Да.

— О члене ТАКОГО размера ты мечтала?

— Да… да…

— Хорошо ли твоей пизде, с моим «малышом»?

— Да… Очень хорошо…

— Скажи, как ты любишь чужой хуй, как он тебе нравится.

— Люблю… такой большой…

— У муже меньше?

— Намного…

— Ты до этого не изменяла?

— Никогда… Это впервые…

— Нравится быть шлюхой? Подмахивать, как сейчас?

— Да…

— Будешь теперь давать на стороне?

— С тобой буду…

Несколько быстрых движения тазом в сторону пизды:

— С другими тоже?

Протяжный стон наслаждения:

— Со всеми буду…

Очередной толчок в самую сердцевину матки:

— Обещаешь?

— Да…

— Повторяй за мной: «Я сучка — ненасытная».

— Сучка ненасытная…

— Подстилка вокзальная.

— Я подстилка… Я — сучка. Еби меня… Еби в рот, пизду, в жопу… Еби куда хочешь… Я вся твоя, мой милый…

Возбуждённое до одури существо, в порыве восторга внезапной измены, вместе со спермой ебущего, принимала всё, чему «учил» хахаль.

Недавняя скромница, из интеллигентнейшей семьи (учительница, врач, домохозяйка или кто там?), день назад краснеющая от пикантного анекдота, вздрагивающая от случайно услышанного мата, не допускающая мысли о порочном поведении — с площадной бранью, воплями и стонами, смеясь и плача, царапаясь и кусаясь, без малейшего самоконтроля и остатков самолюбия начинала остервенело нанизываться на член случайного мужика, поставившего её в удобную для ёбаря позу.

Имея на фаллосе такую «пружину», Большаков был счастлив всеми фибрами тела. кипящей в нём крови, каждой клеточкой напряжённой плоти. Его взрывала пьянящая волна адреналина. Это была Вершина! Гонка с Лавиной! Затяжной Прыжок с парашютом! Риск запретного Секса с самой порядочной блядью в мире! Так он понимал смысл Жизни.

Именно так. Сто тысяч раз – ТОЛЬКО ТАК!

…

Живопись, литература, знания становились подспорьем порочной натуры Большакова. Его вывеской. Заманивающей рекламой.

Обладая приятной спортивной внешностью, ростом за метр девяносто, талантом художника и литературным слогом, Большаков имел в городе репутацию порядочного, востребованного в обществе человека и пользовался этим для выбора очередной скромняшки, привлечения оной в паутину перерождения порядочной жены в порочную шлюху.

Делал он это по-разному: когда не спеша, когда спонтанно (в зависимости от случая и обстановки). Неизменными оставались: хватка коллекционера, требовательность к привлекательности раритета и терпение охотника. Последним качеством наш сексуальный гений обладал в должной мере.

Для него не были проблемами ни социальное положение будущей шлюхи, ни приятельские отношения с её мужем. Фригидность или холодность «неприступной» тоже не мешали. Борис твёрдо верил, что личное обаяние, «малыш» и отработанные приёмчики выявят в даме и нужный темперамент и, необходимое для траха, возбуждение. Цыпочка, какой бы она не казалась холодной или высокомерной, в нужный момент, в выбранном для чпока месте, проявит себя не хуже предыдущих шалав.

«Чем недоступней пилотка, тем приятнее натягивать её на залупу «малыша», мой шеф! — являл в голове Большаков свой тезис развратный Я. — Главное, чтобы сучка была замужняя. После случки она никогда не признается мужу в содеянном. Отсутствие скандала — залог будущих успехов!»

Своей основной ипостаси Борис Петрович доверял безоговорочно. Она ни разу не подвела его в наставлениях. Начиная с мачехи, потом — библиотекарши, балерины, жены полкового казначея, учительницы средней школа, её дочери и — далее, далее, далее… ВСЕ изменщицы, покинув его объятия, ныряли в постельку к супругу и, почти выдавая себя чрезмерной активностью, ублажали «обиженного» особенными ласками, которые переняли от «учителя».

Не ведая тонкостей женской психологии по замаливанию вины, балдеющие от приятных сюрпризов рогачи, тупо велись на обманку. Принимали необычную резвость супруги за благосклонность к своей персоне.

Когда через девять месяцев на свет появлялось дитя, очередной «олень» одаривал роженицу подарками. И та принимала их. С благосклонностью сытой самки, успевшей не раз, а то и более, погулять на стороне…

«Уроки» Большакова, всегда, имели логическое продолжение…

…

Сколько в мире людей, столько у них и особенностей!

С характерной особенностью Большакова я Вас, мой читатель, ознакомил и теперь могу приступить к основной сути сюжета.

Томочку поджидала та же участь?

Пока она не имела мужа, то нет.

Но, как известно, красивые девушки в девицах не засиживаются. Появился паренёк и у нашей спортсменки. Начал провожать с тренировок, встречать у заводской проходной. Дарить цветы. Провожать к дому…

В середине мая они расписались.

Борис Петрович пришёл к ЗАГСу, поздравил молодых: кудрявому пареньку пожал руку, невесту чмокнул в щёчку и был искренне счастлив. Ведь теперь женатый Сенечка будет полировать у Томочки то, к чему гениталии нашего ловеласа могли полноправно устремиться…

…

В тот же вечер, взволнованный открывшимися перспективами Борис Петрович, отметив знаменательное событие стаканом «Армянского» завалился на кушетку и призвал ипостасей давать советы, как ему подступиться к молодой женой счастливчика Арсения Пархоменко.

— Простой «оборудования» завершился! — хохотнула ипостась под номером два, намекая, на месячное воздержании их патрона. – Давно бы так! Истосковались уже по свеженькому.

Петрович неодобрительно «насупился». Бестактность глуповатого Борика была очевидна. Но выявлять свою позицию резким высказыванием воздержался.

— Коллеги, — обратился он к сотоварищам по слегка захмелевшей башке Большакова, — в том, что патрон долго не имел связи, есть и наша вина. Не разглядели своевременно нужный объект…

— Ага, разглядишь, когда у шефа такие запросы! – снова вляпался Борик.

— Мы тут собрались не шефа обсуждать, а принять решение, каким образом подготовить жену Пархоменко к соитию с Большаком… — после некоторой паузы. — Ничего, что я так, по-простецки, назвала нашего уважаемого хозяина? — третья ипостась оглядела присутствующих.

— Ты у шефа в любимчиках. Если бы так назвали его мы…

— Хватит! Займитесь делом, а не болтовнёй, — не открывая глаз буркнул расслабленный «Армянским» Борис Петрович. – У кого есть дельное предложение?

Возникло минутная тишина. Петрович и Я сосредоточенно думали, Борик просто молчал.

— Девушка, несомненно, достойная, — начал, осторожный Петрович. – И склонить свежеобручённою супругу к неверности задача не простая… Я бы сказал – уникальная. И относиться к ней, как к шахматной многоходовке.

— С чего начнём?

— Выражаясь языком гроссмейстеров, с дебюта, переходящего в миттельшпиль. А проще сказать — с плана максимального сближения шефа с Томочкой. Припоминаю похожий случай с женой командира роты, когда пришлось создавать ситуацию по внедрению ещё неопытного шефа в гарнизонную библиотеку для проведения там ремонта и оформительских работ…

— Куда капнул! — хмыкнул Борик. — Сто лет прошло. Уже и забылось…

— Забыл тот, у кого память короче комариного носа! А слугам шефа, накопленный опыт забывать нельзя. На нём успехи Большака держатся, — отчитала третья ипостась Борика. – Помолчи! И слушай, что Петрович скажет.

Первая ипостась «кивнула» в знак согласия и продолжила:

— Люди везде вроде бы разные, но своими поступкам схожи. Их проблемы периодически повторяются. И, зная решения сложностей в прошлом, можно без заморочки использовать эти познания сегодня. Опыт жизни.

— Или учение на чужих ошибках.

— Верно. Помещаем объекты разного пола на ограниченной территории и принуждаем их к повседневному общению друг с другом. Результат такой схемы нам известен.

— А как с тем, что молодожёны будут занятыми собой и контактировать с человеком со стороны, да ещё в свой медовый месяц не будут?

— Значит, их надо отправить туда, где шеф будет возле них ежедневно, на законном основании, как начальник.

— Было бы идеально.

— Вот-вот.

Петрович и Я замолчали, понимая, что приближаются к верному решению. Притих и Борик. Соображения «приятелей» нельзя было вспугнуть.

— Что-то на подобии альпинистского лагеря? — потянул нужную нить Петрович, — Там шеф работал инструктором…

— Верно. Только молодожёны не альпинисты… Надо что-то попроще. Близкое к нашим условиям…

— Пионерский лагерь! – домыслил Петрович. — Шеф будет старшим физруком, Томочка под его началом – физручкой.

— А Сенечка кем?

Вопрос Я был естественным.

Петрович «пожал» плечами:

— Да кем угодно. Хотя бы грузчиком.

— Фу, как не престижно! — вставил себя Борик. – Красивая пара. Она в футболочке и шортиках на спортивной площадке, а он в брезентовых рукавицах, и грязном фартуке на ящиках с картошкой. Дисгармония получается.

Первая и третья ипостаси уставились на Борика. Из какого уголка серого вещества он такое слово выудил? И главное – уместное!

— На счёт дисгармонии Борик прав, — сказал Петрович. — Грузчиком не годится… Вожатым не возьмут, нет знаний педагогики… В сторожа не получится. Их штат постоянный, круглый сезон в лагере проживают… Может тоже физруком? Парень крепкий, наверняка, не глупый. Проводить спортивные мероприятия с детьми особых навыков не требуется…

— Узнаем его хобби и определимся, — нашёл решение Я.

Мастерскую художника заполняли вечерние сумерки. Ипостаси продолжали перекидываться вариантами предстоящего дела, копаться в каких-то подробностях, а их бос Борис Петрович Большаков, довольный высказанными предложениями, погружался в сон человека, уверенного в своём приятном будущем…

…

На следующий день Борис Петрович, и его приятель — председатель спортивного клуба Гржабовский стояли у перил балкона и, наблюдая баталии, происходящие внутри спортзала (там на нескольких столах шёл турнир по настольному теннису), беседовали и планах на предстоящее лето.

Гржабовский мечтал выехать с женой на море:

— Поверишь ли, Борис, эти всесоюзные соревнования у меня вот уже где! Хочется отдохнуть по-человечески…

А Большаков, как всегда, собирался куда-нибудь на Тянь-Шань или Памир, но у обоих были проблемы личного характера, которые тем или иным образом, мешали осуществлению задуманного.

Гржабовскому препятствовали, выданные сверху графики турниров, а Большакову – притягательная мысль о Томочке. Наш герой, мысленно готовил базу с которой мог бы начать разговор о пионерском лагере.

Болтая о том, о сём, он, как бы мимоходом, упомянул о старой травме колена (подсказка предусмотрительного Петровича), и сказал, что, наверное, до восстановления ноги, согласился бы первую часть лета поработать в каком-нибудь пионерском лагере.

— Ни фига себе «каком-то»! Езжай в наш, заводской, — обрадовался Гржабовский, на плечи которого завком пытался взвалить ещё и обязанность организовать команду из шести-семи физруков для сезонной работы в «Ястребке». – Будешь там за старшего физрука.

— Думаешь, справлюсь? – как бы в раздумье произнёс Большаков.

— Ещё как справишься! – загорелся идеей председатель спортклуба. – Подберём тебе стоящих ребят, из тех, кого знаем или, кого сам пригласишь. Я тебе в помощники свою Ольгу отправлю. Пусть не на море так в реке поплавает. Как освободится от графика тренировок, сразу и отправлю. Что скажешь? — Гржабовский заискивающе заглянул в посерьёзневшее лицо товарища.

Знал бы председатель какая буря мыслей гуляла сейчас за маской озабоченности в голове Бориса. Ему, только что, в придачу к Томочке, Степанович предложил свою жену Ольгу! Тренера по волейболу. «Девушку с веслом» — так за глаза завистники назвали в спортклубе эту красавицу с безупречной, высокой фигурой, похожей на скульптуру, что стояла у входа на территорию стадиона рядом с гипсовым дискоболом.

Перспектива возможностей перехватила дух и трём ипостасям нашего героя. Петрович потирал руки. Я включился в систему вариантов. Борик мечтательно онанировал: «Похоже, сезон будет на заебись!»

— Ладно, — сказал Большаков, — если ты настаиваешь, подберу команду из самых-самых.

— Именно, настаиваю, — хлопнул его по плечу Степанович.

— И… Ольга Ивановна приедет?

— Обязательно. Девочке надо, как следует отдохнуть. Ты же не будешь её чересчур загружать?

— Конечно нет. Только, если сама попросит…

— Договорились.

— Тогда… — Большаков повёл взглядом по спортзалу, — вот моя первая кандидатура. Девушка, что сражается с мужиком за вторым столом. Кажется, её зовут Томой.

— Хорошая девчушка. Комсомолка, спортсменка и отличный производственник. Вполне годиться. Но, есть загвоздка. Замуж вышла. Буквально накануне. В это воскресенье. Не согласится медовый месяц прерывать.

— А если вместе с мужем?

— Ну, если с мужем… — Гржабовский почесал лысеющий затылок, — Найдём и ему какую-нибудь работу. Под твою ответственность.

— Само собой, — сказал Большаков и мысленно щёлкнул по носу дрочившего Борика:

«Рано ещё… Надо, сначала, кого следует уговорить и в лагерь приехать…»