— «Танька, фильм — классный! Смеялась, чуть не уписалась», — на работе делилась радостью от просмотра нового итальянского фильма Валентина.

— «Сходи днем, там и народу мало, да и билеты по двадцать пять копеек…»

Счастью не было предела, когда заведующая через час просила:
— «Танечка, отвези накладные не пятый склад, а то они что-то там не могут разобраться…»

Скривив недовольно лицо, с радостно бьющимся сердцем, томно произнесла:
— «Наталья Васильевна, жара такая, выходить на улицу не хочется, а Вы меня через весь город посылаете…»

Но уже через два часа, отдав документы, подходила к кинотеатру, недалеко от работы, в коротеньком, развевающемся на ветру платье:

— «Часом раньше, часом позже вернусь, ничего страшного нет…»

Сеанс только начался. В темном, полупустом зале, стараясь, не привлекать внимания, уселась на последнем ряду, вдруг кто-нибудь с работы увидит, неприятностей потом не оберешься.

Не прошло и пяти минут, как двое ребят, сидящих впереди, встали и направились на выход.

— «Идиоты, такой фильм, а им не нравится…»

Увлекательные события разворачивались на экране, полностью захватили, окутали миром иллюзий. Смешные сцены сменяли друг друга, не давая возможности остановить громкий смех в зале.

— «Разрешите пройти», — над ухом прошипел мужской бас.

Не успела опомниться, как сидения с двух сторон заняли молодые парни.

— «Место им мало, что ли? Пустой зал, а они сюда лезут!»», — пронеслось в голове.

— «У тебя хорошие ножки. Как тебя зовут?», — произнес мужской голос, и рука легла на коленку.

— «Спасибо. Уберите руку,… пожалуйста…», — слегка отодвинула бедро, как-то нехотя, попыталась отстраниться от назойливой ласки.

— «Увидел же в темноте…», — снисходительно, еле заметно в улыбке скривились губки, сердечко приятно кольнуло.

Но он продолжал нежно поглаживать ножку, медленно поднимаясь вверх. Если сказать честно, то мне всегда было приятно мужское внимание, да и не боялась совершенно их, а в двадцать три года, когда почти все подружки вышли замуж, охватила какая-то оторопь, страх за будущее. Если раньше разбрасывалась ими, то сейчас старалась не пропустить ни одного, видя в каждом потенциального мужа. Но два года прошли в безрезультатных поисках, усиливая чувство отчаяния и безнадежности.

— «Так, как же тебя зовут?»

— «Таня, прекратите меня трогать,… не мешайте смотреть фильм…», — наигранно раздраженно произнесла, делая слабую попытку оттолкнуть руку.

Она остановила движение, нежно трогая чуть выше коленки. Хотела ли её оттолкнуть совсем, скорее всего — нет, новое знакомство сулило надежду на будущее, да и решительные мужики нравились намного больше, чем мямли, развозящие нюни при первом знакомстве.

— «А меня Вася», — скорее всего, соврал, обнимая другой рукой за плечи, загадочно произнес он.

Из стороны в сторону повела плечами, желая сбросить наглую руку:
— «Я, что – вешалка?»

Но он продолжал нежно держать:
— «Я, как увидел тебя, так и обомлел, какая красивая девушка и одна!»

— «Танечка, ты просто сошла с небес, порадовать своей внешностью окружающих!»

Сердечко сжалось, приятная истома, как подлая змея, поползла по телу:
— «А он ничего,… только нагловатый немножко…»

Но горький опыт, последних двух лет общения с мужчинами, да и женская природная скромность, заставили сделать робкую попытку вырваться из его объятий:
— «Не надо… меня… трогать,…уберите руки…»

Кто жениться на доступных, безотказных женщинах, готовых с первого момента знакомства подставить тело для интимных ласк, только дураки, нормальный не подойдет и на пушечный выстрел, добившись своего.

— «Танечка, как могу тебя не трогать, я просто поражен небесной красотой! Если уберу руки, то прямо здесь и умру. Ты хочешь, чтобы умер?»

Я кокетливо повернулась, посмотрела на весьма симпатичное лицо, в сумеречном отблеске экрана, улыбнулась с какой-то тайной надеждой для него, тихим грудным голосом произнесла:

— «Конечно, нет, зачем умирать такому молодому симпатичному мальчику?»

И он, прижавшись ко мне, поцеловал в ушко, чувствуя мою податливость:

— «Какая ты хорошая девочка. Тебя ласкаешь, а сердце разрывается на части, кажется, ещё мгновение и оно остановиться навсегда»

Поцелуй не испугал, наоборот, вселил в душу надежду, радостное предчувствие. Я привыкла к вниманию мужчин, каждый лебезил передо мной, раскланивался в комплементах, к которым давно набила оскомину. Но вот так резко напасть, изливать свою страсть, готовым умереть из-за меня,…такого ещё не было никогда. Захватывающее романтическое приключение раскрывалось передо мной, заставляя приятно сжиматься сердечко.

Губы шептали и шептали на ушко ласковые слова, переполняя тело сладострастной истомой, позволяя нежно бродить по телу его рукам.

— «Не говори глупости…», — нехотя шепнули губы, чувствуя, как он гладит внутреннюю сторону бедра, поднимаясь всё выше.

— «Ты слышишь, как бьется моё сердце? Ещё мгновение и оно выскочит из груди к твоим ногам…», — томно шептал, нежно лаская губами мочку уха.

А я только хихикала, не понимая, почему так сразу позволяю мужским рукам бродить по телу, слушать сладострастные речи.

— «Если он после фильма пригласит куда-нибудь,…придется прогулять. Что-нибудь придумаю для заведующей…», — проскочила похотливая мысль.

Пальчики сползли с плеча, как-то тихо и незаметно проскочили под мышкой, коснулись груди. Я сделала слабую попытку сопротивления, но они нежно дотронулись до сосочка через тонкую ткань, прижались к нему:

— «Таких женщин надо носить на руках, я надеюсь, ты мне дашь свой телефон?»

И как-то сразу перестала сопротивляться, разрешая ласкать нежную плоть, под туго обтягивающим бюстгальтером. Сердце охватило щемящее чувство восторга:

— «Нет, его уж не упущу!»

— «А ты запомнишь?», — хохотнула, не обращая внимания на руку, исследующую грудь через тонкую ткань.

— «Конечно, говори»

И дала не только телефон, но и начала рассказывать о себе, совершенно уверенная, что это мой новый возлюбленный, с которым могу стоить планы на будущее, чувствуя, как другая рука, преодолев подол платья, медленно скользит по гладким ножкам к промежности, прикрытой ажурной тканью трусиков.
Я болтала и болтала, а он поднимался всё выше и выше. Прикосновение пальцев к лобку, покрытым густой шерсткой жестких волосиков, для меня было словно удар током! Я дернулась, встрепенулась:

— «Отпусти, не надо меня трогать!»

— «Ну, что ты глупенькая так дергаешься?», — прошептал, ещё сильнее обнимая, прижимаясь ко мне всем телом.

— «Вася, прошу, не надо меня трогать», — первый раз произнесла его имя, пытаясь вырваться из цепких объятий.

— «Нет, мне нравится тебя трогать. Подними юбочку выше, я хочу посмотреть какого цвета у тебя трусики»

Его слова ошпарили меня, словно кипятком, всколыхнули волну благородного гнева.

— «Как Вы смеет, так себя вести?», — вспылила, стараясь не привлекать к себе внимание зрителей, отталкивая руку и поднимаясь с кресла.

Но его друг, сидевший рядом, словно его и не было, не позволил этого сделать, крепко ухватив за талию, и с силой возвратил назад:

— «Сиди сука, не рыпайся! С тобой по-человечески разговаривают!»

— «Отстаньте от меня,… я сейчас закричу…»

— «Как крикнешь, так здесь и останешься!», — зло зашипел мужской голос, и горло обожгла холодная сталь ножа.

— «Как курочке горло перережу, если не понимаешь по-хорошему, ойкнуть не успеешь!»

Панический страх парализовал тело. Сердце задрожало, бешено забилось, ком подкатил к горлу, внутри всё похолодело, казалось, ещё мгновение и я описаюсь. Лезвие упиралось прямо в сонную артерию!

— «Юбочку приподними, покажи трусики!»

Меня словно окунули в холодную воду. Только сейчас клялись в любви и верности, восхищались красотой, и тут… дрожа от страха, непослушными руками, начала задирать подол, чувствуя холодную сталь, давящую на горло.

— «Вот и молодец, хорошая,… послушная девочка…», — произнес Вася, касаясь рукой лобка.

Его палец прошелся по краю трусиков, чуть оттянул ткань, проскакивая под неё:

— «Молодец лапочка, подбриваешь киску, готовилась к нашей встрече? Я хочу оценить твой кустарничек, сними, пожалуйста, трусики для нас»

Меня трясло, от страха потеряла контроль над разумом, в голове было совершенно пусто, ни одной разумной мысли, губы беззвучно шевелились, стараясь произнести какие-то слова. Ничего не существовало вокруг, только я и острый, как бритва нож, упирающийся в горло. Чуть приподнявшись с сидения, задрала подол, ухватилась за резинку и дрожащими руками начала снимать, до конца не осознавая суть происходящего.

— «Вот и умница, хорошая девочка», — ласково прошептал, беря их из моих рук и засовывая себе в карман.

— «А что ты такой тесный носишь? Стесняешься своих сисек? Снимай лифчик, он слишком маленький для них», — сладострастно произнес, проведя рукой по груди.

Пустота в голове не позволяла мыслить, давать отчет действиям. Панический, животный страх охватил каждую частичку тела, требуя подчиняться злой воле. Дрожащие пальцы безуспешно пытались расстегнуть застежку через обтягивающее тело ткань платья.

— «Не спеши, лапочка, не спеши…»

Наконец, пластмассовая застежка щелкнула, и, сняв бретельки с плеч, послушно вытащила его через вырез декольте. Он по-хозяйски взял его из рук, и отправил вслед за трусиками в карман.

— «А теперь платье…», — тихо, словно, всё решено, зашептал на ухо, и холодная стал ножа, ещё сильнее надавила на горло, требуя ускорить принятие решения.

В висках стучало, холодный пот выступил на лбу, панический животный страх, ужас происходящего перехватил горло, сжал всё внутри, показалось, что тонкая струйка мочи медленно растекается подо мной. Губы зашевелились, пытаясь что-то возразить, умолять отпустить, прекратить издеваться.

— «Не надо,…пожалуйста,…не надо…», — слетело еле слышно с пересохших губ.

— «Делай, что сказали!», — зло произнес напарник, и мне показалось, что нож прокалывает кожу, маленькая капелька крови потекла по шее.

— «Не надо,…я сейчас,…сейчас…»

Не поднимаясь с кресла, ухватившись за подол, стала стаскивать его через голову, дрожа всем телом. Меня бил озноб, словно попала на сорокаградусный мороз, руки и ноги налились свинцом, губы онемели, не позволяя больше вымолвить слова.

— «Вот и умница,… молодец,…такая ты нам больше нравишься…», — беря платье, ласково, словно происходящее в пределах нормы, прошептал, обнимая за голые плечи.

— «Голенькая ты вообще прелесть!»

Только тут до меня стал доходить весь ужас положения. Отчаяние, стыд и позор, сковали сердце. Нет, я была далеко не девочка. В свои двадцать пять лет, мужчины не составляли для меня большой тайны, на руках не хватило бы пальцев всех их перечесть, но то, что происходило сейчас…

Всегда выбирала я! С кем спать и как спать решала я и только я! А сейчас происходило что-то невероятное. Они не спрашивали у меня разрешения, не лебезили передо мной, не старались понравиться, брали от меня то, что хотели!

Меня насиловали в центре города! В кинотеатре, в общественном месте, в присутствии кучи народа, а я не могла себя защитить, никто не мог прийти на помощь.

Не могла закричать не только из-за ножа, приставленного к горлу, но и потому, что была совершенно голая! Крикну, они выскочат из зала, оставив, в чём мать родила и дальше что?

Кто поверит, что раздели силой? Как можно раздеться в центре города, при таком большом скоплении народа? Тебя что, силой тащили на последний ряд? На работу будет стыдно выйти, по городу разнесется слух обо мне…

— «Да, вот эта Танька – шлюха! Трахается в кинотеатре во время рабочего дня», — будут показывать пальцем все вокруг, и о каком замужестве может пойти речь, не говоря о том, что будет просто стыдно выйти на улицу.

Но я не думала об этом в то время, ощущая это чисто интуитивно, на уровне подсознания, понимая, что попала в очень плохую ситуацию, из которой трудно найти выход.

— «У тебя хорошие сиськи! Да и сама ты ничего…», — одобрительно прошептал он, водя руками по обнаженному телу.

— «Мальчики,… отпустите меня,… пожалуйста,… я Вам деньги дам…»

— «Не бойся лапочка, отпустим, не съедим же тебя. Ты девочка послушная? Нам сделаешь хорошо и мы тебе. Ножки раздвинь…», — кладя руку на промежность, шептал, лаская языком ушко.

К моему стыду, не выразив никакого неудовольствия его требованиям, развела послушно ножки, подставляя промежность для ласк. Пальцы скользнули по губкам, нежно разводя их в стороны.

— «А ты лапочка мокренькая. Сколько у тебя уже мальчиков было?»

Полностью парализованная воля не давала ни малейшего шанса к сопротивлению.

— « Я ещё не,…один…», — соврала, сначала даже желая изобразить из себя девственницу.

— «Ой, обманываешь, такая хорошая киска и только один мальчик,…она у тебя такая доступная,…податливая…», — прошептал, ещё сильнее прижимая руку к влагалищу, ища вход внутрь.

— «А губки, зачем бреешь? Мальчиков сильно любишь?», — разводя их в стороны, проникая во влажную расщелину, сладострастно произнес он.

— «Ой,…ой,…не надо…», — тихо застонала, почувствовав, как пальчик проникает внутрь животика, в предательски покладистую пещерку.

Он усмехнулся, расстегнул брюки, извлекая стоящий, внушительных размеров член:

— «Если не хочешь, чтобы тебя ласкал,… поласкай меня…»

Я готова была сделать всё, лишь бы отпустили, прекратили насиловать, издеваться, отдали вещи.

Он нежно взял мою руку, положил на член:
— «Давай, не стесняйся…»

Рука испуганно дернулась, словно ухватила ядовитую змею, но он не позволил её убрать, раскрыл ладонь, заставил обхватить довольно толстый ствол:

— «Я думаю учить тебя не надо,…вверх,… вниз,… вверх,… вниз…»

Их руки, словно тысячи муравьев ползали по телу, а я ублажала его, стараясь, как можно быстрее добиться оргазма, прекратить мучение, яростно теребя вздыбленную плоть.

— «Молодец,…хорошая девочка…», — тяжело дыша, зашептал он на ухо.

— «В ротик берешь? Поласкай губками»

И сразу же сильная мужская рука начала наклонять голову к паху.
— «Пожалуйста,… не надо,… я не хочу так…», — навернулись первые слезы на глазах.

Но мои губы уже коснулись липкой головки, подлокотник больно давил грудь, заставляя приподниматься с кресла. Властная рука ещё сильнее надавила на затылок и к моему ужасу я приоткрыла рот. Головка сразу ворвалась в него, запрыгала, заплясала внутри. Он потянул ещё сильней на себя, заставляя полностью встать с кресла, расположиться рядом с его ногами.

Я стояла перед ним на коленях, а он сполз с кресла, подставляя под ласки гениталии, в то время, как руки друга обследовали промежность, теребя половые губки, ища вход в глубину животика. Мои бедра двигались из стороны в сторону, старались уклониться от наглых попыток, но вскоре пальчик проскочил внутрь, начал совершать поступательные движения.

Два пальчика надавили на переднюю стенку влагалища, кончиками совершая круговые движения. В мочевом пузыре заныло, вызывая позывы к мочеиспусканию. В этом состоянии было трудно испытать сексуальное удовлетворение, но механические действия, природа взяли свое. Влагалище, к моему стыду, испустило первые соки, и чем больше он меня трогал, тем влажнее становилось оно.

— «А она потекла,… вот сучка похотливая…», — зашипел насильник, но его друг не услышал этого, задергавшись, прижав мою голову к паху, и порции спермы ударили в рот.

Он кончал и кончал, не позволяя выпустить член из-за рта, заставляя глотать липкую, противную жидкость:

— «Глотай сука,…что бы ни капли на штаны не пролилось…»

И я давилась, но глотала. Глотала первый раз в жизни мужское семя. Я всегда крутила мужиками, как хотела, решая, с кем окажусь в постели, но сейчас они, не считаясь с моим желанием, насиловали, не давая право выбора.

— «Иди сюда,…красавица…», — зашипел друг, как только рука перестала держать голову.

Послушно сев к нему на колени обнаженным задом, почувствовала железный член, упирающийся в расщелину между ягодицами.

— «Не надо,…пожалуйста…», — беззвучно зашептали губы, но створки раковины предательски расступились, пропуская его.

— «Ах…», — вырвался стон из груди, почувствовав, как мужская плоть входит в глубину животика, заполняет чрево.

Он обхватил руками за бедра, заставляя двигать тазом, и я словно наездница, с болтающейся грудью, скакала на коне, смотря на затылки зрителей. Такого ещё никогда не было, чтобы меня трахали в общественном месте, при таком скоплении народа.

Мне казалось, что все видят болтающуюся грудь. Обхватив руками, прижала её к телу. Толи от холода, толи от страха, соски предательски набухли, от прикосновения к ним по телу пробежала мелкая дрожь. Словно почувствовав это, он прижался ко мне, обхватил грудь, оттолкнув мои руки, больно потянул на себя, будто поводья у лошади, и чрево почувствовало мужское семя. Оно обжигало, переполняя чрево, стекая по стволу.

— «Вставай, что расселась, как корова?», — словно сквозь пелену донесся его шепот.

На кресле подо мной растекалась густая липкая жидкость, а в глубине животика заныло так, что захотелось завыть, как волчице в период течки. Такого состояния не было никогда в жизни. Страх и похоть, желание и стыд! Я не хотела, чтобы они уходили! Хотела, чтобы позвали с собой!

Но, не дожидаясь окончания сеанса, они встали и вышли из зала, оставив рядом на кресле только платье…

— «Танька, а бюстгальтер где?», — удивилась Валентина.

— «Застежка поломалась. Такие деньги берут, а делают…», — нехотя, не желая рассказывать подруге о случившемся, ответила, чувствуя, как ноет внизу животика, перехватывает дыхание, только от одной мысли о происшедшем.

Конец