История моего мудрого правления началась несколько лет назад во время ежегодного Новогоднего Бала в одном из Десяти Королевств Средиземья.

***

— Эй, пацан, проваливай. Это вечеринка для взрослой и почтенной публики, – бросился на меня расфуфыренный молодящийся коротышка.

Его видавший виды парчовый золотистый камзол с трудом сходился на солидном брюшке. На каблуках он был выше меня на пару вершков. Но гонора и спеси было с Маттерхорн, что возвышался вдали от замка. Ещё бы — принц-консорт Спящей Красавицы, номинальный хозяин замка Лебединый Утёс.

— Успокойся, Лимочка. Этот достойный малый со мной, — снисходительно парировал высокий статный мужчина в чёрной полумаске и строгом деловом костюме. И, склонившись ко мне, добавил с улыбкой:

— Не обращай внимания на этого грубияна. Помни, мы все гости Спящей Красавицы.

«Ах, старина Арчи, сколько дорог мы прошли бок о бок, сколько врагов одолели спина к спине».

— Плевать я хотел на этого Лимона, даром что принц, мне бы на принцессу посмотреть одним глазком. Кстати, тебе к лицу наряд Большого-Босса-на-корпоративе.

— Ха, «на принцессу одним глазком». Знаю тебя, мохнатый греховодник, специально босиком явился. Думаешь, маску нацепил, никто не узнает. Из-за тебя, беспутный шалопай, я не дарю любимой колец, – добродушно проворчал Арагорн и призывно замахал над толпой рукой. – Гвен! Мы здесь!

Минуту спустя в нашу компанию радостно влетела прекрасная и лучезарная Гвендолин. Сегодня, впрочем, как и всегда, она была под стать своему обожаемому супругу. Жемчужные волосы, стянутые на затылке в конский хвост, стильная металлическая оправа, тёмно-синий жакет, белая батистовая сорочка, почти проколотая сосками невысокой груди, юбка-карандаш чернильного цвета – Секретарша-Большого-Босса. И ни одного перстня или кольца на тонких изящных пальцах эльфийской принцессы. В ответ на мой лукавый прищур, Гвен игриво покачала пальцем перед моим носом:

— У тебя ни одного шанса, косолапик.

Я пожал плечами и с преувеличенным сожалением засопел.

— Ах, вот ты где, проказник, – на меня налетела рыжеволосая прелестница в муслиновых полупрозрачных шальварах, вышитой жилетке и парчовом тюрбане с перьями. – Я украду у вас этого карапуза.

«Карапуза! Впрочем, похоже, — скосил на себя взгляд, проходя мимо Венецианского зеркала. – И дернул же меня лукавый, вырядится тирольским бюргером!

***

Я познакомился с Ариэль на морском побережье, где коротал время в компании Шрека и его красавицы Фионы. С огром мы были знакомы ещё со времён вонючего болота, и он прекрасно знал о моих благоприобретённых навыках. Поэтому Фиона была также вне моих чар. А вот сам Зелёный в первый же заплыв был атакован любвеобильной русалкой. Не знаю, смог бы он выдержать осаду, но свой норов показала дочка Короля Фрога и с лёгкостью отшлёпала нахалку о песчаный берег. Минут пятнадцать я, как мог, успокаивал плачущую наяду. И не успели высохнуть хрустальные слезинки на румяных щеках, как она окольцевала моё всевластие своим розовыми губками. Волшебный обряд свершился, и рыжеволосая Ариэль стала моей пылкой поклонницей.

— Идём же скорее танцевать, у нас мало времени. Заклятье Злой Каракатицы не позволяет мне подобно вам танцевать всю ночь напролёт.

Отдав должное чарующим волнам «Голубого Дуная», мы оказались в мягком полумраке одной из комнат, где Эль, продолжая приплясывать, соблазняла меня изгибами своего тела.

— Ты очаровательна. В этих полупрозрачных шальварах твои ножки выглядят загадочно-волнительными.

Поймав её в объятия, я восхищался шуршанием тончайшей ткани. Неожиданно обнаружил потаённый разрез в ткани между ножек.

— О, да здесь уже всё открыто.

— А ты проказник, Бильбочка. Как я завидую земным женщинам! Они так соблазнительны в трусиках и чулочках!

Эль с наслаждением ёрзала писькой по моей ладони, в нетерпении дёргая помочи моих штанишек.

– О, какой он мощный, словно рог нарвала. Давай же, входи смелей!

Не теряя времени, я скользнул вглубь морской девы, и её ножки скрестились у меня за спиной:

— Нарвала? Ты изменяла Флипперу с Моби, плутовка?

— Да-а! Ещё! Не останавливайся.. .. Нет, мы русалки верны своим дельфинам.. .. Ох-х, сладко… И в тот раз, когда Моби был во мне, я ласкала Флиппи язычком. Да-а… Да-а, маленький, целуй-целуй мои пальчики. Ты не представляешь, как это приятно — раздвигать перед мужчиной ножки.

Действительно Эль, как никто другая, наслаждалась этой игрой. Ещё бы. Попробуйте весь год сплетать ножки в хвост. И только раз в году: ножки – вместе, ножки – врозь. А сколько сладких букв можно сложить, разложить? Ножки — ИКСсиком, Vикторией, эМочкой, Погончики.

— Ох, Бильбочка, когда ты во мне, я готова разболтать тебе тайны всех кладов затонувших кораблей. Здесь, у входа в бухту, на дне лежит галеон полный золота, – откровенничала русалка, активно подмахивая бедрами. – Ах-х! Ох-х! Ещё!

— Болтушка. Ты — моё золото! Лучше поцелуй меня и повернись на животик.

— Оо-о! А вот у Флиппера не получается в попку. Ах! Как это необычно, жестко и сладко одновременно…

…

— Я не хочу с тобой расставаться, но Флиппи уже заждался меня.

— До встречи в будущем году, озорница. И передавай привет, Флипперу. – машинально прикасаясь к цепочке на груди, ощущаю затухающее мерцание тепла одного из звеньев.

***

Я стоял ещё какое-то время, глядя вслед удаляющейся Ариэль, как вдруг…

— Угадай, – раздалось у самого уха, и мои глаза накрыли пухлые тёплые ладошки.

— Иветта? Лизетта, Мюзетта, Жанетта, Жоpжетта? – придуривался я, наслаждаясь волнующим ароматом пачули, иланг-иланг и ещё каких-то цитрусовых.

«Конечно же, это можешь быть только ты, моя несравненная Пятница!»

— Ах ты, Маленький Баданга! — Ладошки соскользнули с глаз, и два меленьких кулачка забарабанили мне в спину. – Я поколочу тебя! Ты совсем забыл меня!

— Как я мог забыть тебя, моя несравненная Моана…, – улыбаясь, я обернулся. – Эскимоска?!

Дочь тропических островов, вырядившаяся в цветастую эскимосскую камлейку до колен, всхлипнув разок утёрла выступившие слёзы и прижала меня к себе.

***

Не прошло и года, как я стал членом её кружка, волею случая оказавшись «Робинзоном» на далёком тропическом острове, где в первую же пятницу из пены волн, словно Афродита, появилась крутобёдрая темнокожая дева. Капли воды блестели на шелковистой шоколадной коже, мокрые волосы чёрными спиральками растекались по плечам, цветастый домотканый прямоугольный написечник меж широких округлых бедер колыхался при каждом шаге.

От увиденного на меня напал столбняк, точнее, я получил пружинящий хук под дых и упал навзничь, лишившись возможности взывать о помощи. Вероятно, я так бы и затерялся среди прибрежных дюн, если бы не взметнувшийся в синеву флагшток, обозначивший место моего крушения. «Спасательница» с райского острова кинулась на помощь.

— Хо-хо! – восклицала она, стоя на коленях и простирая руки к моему совершенству.

— Не «хо-хо», а ого-го! – сумел вымолвить я, прежде чем, сраженный «солнечным ударом», обезвоженный и озабоченный, окончательно не затих на песке. На моё счастье, Моана знала, как уберечь слабого путника, потерпевшего кораблекрушение, от палящих лучей. Утолив мою жажду живительными соками вагины, она спасла влажными поцелуями мой изнывающий от жары и одиночества жезл.

Так в моей цепочке «счастливых сердец» прибавилось ещё одно звено, а в душе зажегся лучик любви.

Все дни, проведённые в жарких объятиях туземной прелестницы на острове, превратились в одну фееричную пятницу. Мы вычеркнули из календаря все понедельники, вторники и прочие четверги.

***

— Эскимоске не жарко? – поинтересовался я, ведя Моану в танце.

— Эскимоска не надела трусики, и если ты будешь меня так кружить, то об этом узнают все гости. – Озорные бесенята в карих глазах навострили рожки и вертели хвостатыми попками.

«Ах, эти старые слова, а как кружиться голова», — моё воображение блуждало в самых нескромных местах.

Не успели зазвучать первые такты следующего танцевального тура, как я уже лежал навзничь на оттоманке в ближайшей гостевой комнате. Моана сдёрнула мои тирольские штанишки с бубенчиками и, оседлав восставшего «робинзона», неспешно покачивала бёдрами. Казалось, что её взгляд под прикрытыми веками направлен внутрь, туда где мой одинокий путник благоустраивался в самой сердцевине сочной девичей мякоти.

— Покажи себя, – мои шаловливые ладошки гуляли в потёмках по крутым изгибам её тела, влажным от пота.

— Что ты сказал? – очнувшись, неспешно, словно в замедленном кино, Моана подняла крылья ресниц, встретилась со мной взглядом, и блаженный изгиб губ расплылся в широкую жемчужную улыбку. – Мне раздеться, любимый Баданга?

Согласный, я шевельнул своим «баданга» в глубине красавицы.

— Ох! Сладко. Ещё… – Моана замерла и ответила ласковыми пожатиями внутри. Затем, подхватив подол, нетерпеливым движением скинула камлейку и отбросила в сторону. – Нравлюсь?

Воздавая хвалу солнцу устремлёнными к небу руками, Моана соблазняла плавным изяществом линий, манящей игрой света и тени, танцевальной гибкостью стана. Темно-коричневые соски, словно набухшие почки, венчали налитые груди. Капельки пота бисером блестели на матовой коже. Солоноватые струи сбегали с шеи и плеч в ложбинку между двух полушарий, скользили по округлостям живота, исчезая внизу, в зарослях чёрных кудряшек.

Обретя меня в себе, девушка искренне наслаждалась жизнью, согретая изнутри лучами моего сладострастия. Я же мял и тискал горячее влажное податливое тело, ощущая переливчатую пульсацию мышц вокруг моего кольценосного соратника, словно пальчики талантливого музыканта затянули нежную мелодию «Истории любви».

Исполнив адажио, девушка прильнула ко мне и перешла к аллегро, высоко поднимая попу и нанизываясь на мой стержень. Обласканный и возбужденный ритмами этой дикарской пляски, мой солист рванулся на сцену. Дирижируя эту симфонию, страстно облапил пышные полупопия и задал свой темп: виво-виваче-престо-адажио-ларго. Неторопливые и гармоничные в начале, наши движения с убыстрением ритма всё больше превращались в безудержную вакханалию, сопровождаемую какофонией звуков несдерживаемых эмоций и соприкосновения разгорячённых и влажных тел. Финальные аккорды наслаждения прозвучали практически одновременно… Брависсимо!

Где-то за стеной танцпол взорвался овациями, а затем в комнате воцарилась звенящая тишина, только глубокое прерывистое дыхание и удары двух сердец в унисон.

Целую влажные горячие губы, перебираю чёрные волнистые локоны, наматывая незамысловатые кудельки на пальцы. Сорвавший «аплодисменты» любимец муз и женщин нежится в расслабленных объятиях плоти, выплескивая с нежной пульсацией переполнившие его чувства.

На моей груди мерцает, обжигая кожу, одно из звеньев хоровода «счастливых сердец».

— Это я? – Моана коснулась золотистого светлячка на моей груди.

— Да, моя райская птичка. Смотри сколько у тебя «сестричек». Не жалеешь?

— Я была счастлива с тобой на острове. Я счастлива с тобой сейчас. И если ты сделаешь счастливой мою сестру Ому или другую женщину, я согласна. Все мы достойны такого счастья.

Девушка погладила звенья цепи. Весело улыбнулась и чмокнула в нос.

— Шагай, мой неверный Баданга, тебя ждут другие.

***

Дальше было больше. Да, дорогой читатель, в эту предновогоднюю ночь цепочка на моей груди мерцала и переливалась словно ёлочная гирлянда.

Не успели мы уединиться с Белоснежкой, как вездесущий Простачок в фиолетовом колпаке нашёл нас и позвал остальных. Ну, что ты будешь делать с этой «детворой»?

После тура мазурки, Мулан восстановила мои силы чудодейственным тибетским массажем. А выходя из апартаментов Покахонтас, я обнаружил пропажу колокольчиков, украшавших мои кожаные штанишки. Не иначе проказник Мико стащил их под шумок.

***

Обескураженный пропажей, я не заметил, как меня перехватил крепкий высокий старикан в сером балахоне и остроконечной шляпе.

— Гендальф?

— Тсс-с. Дай-ка посмотреть на тебя, дорогой друг. Ты изменился с нашей последней встречи в Шире. Подрос, приосанился, окреп в плечах, много путешествуешь и, как я вижу, пользуешься благосклонностью первых красавиц Средиземья. Послушай, ты ничего необычного не замечал за собой?

Я покраснел под его пытливым взглядом.

— Да, как-то не знаю.

— А про Ангву ничего не хочешь добавить?

«Ангва — дочь короля подгорных гоблинов, несколько лет назад помогла бежать из плена нашей компании искателей сокровищ гномов Железной горы. Тогда я рассказал друзьям, что разжалобил её сердце сказками о своих приключениях, умолчав о пикантных подробностях нашей беседы. – Старое воспоминание едва не сорвалось с моего языка. — Ах, милая зеленокожая Ангва, твое пылкое сердце стало первым звеном в моей цепи».

— Не-ет. А что случилось?

— Да есть некоторые соображения. Кстати, ты, идёшь на церемонию Пробуждения?

До полуночи оставались минуты. Гости спешили занять места в тронном зале, где в первый час Нового года, должно было состояться главное действо праздника. Пока чесал в затылке, волшебник исчез. Подхваченный толпой, я влился в зал, в центре которого на шикарной кровати под балдахином беспробудным сном спала истинная хозяйка Лебединого Утёса, принцесса Аврора, Спящая Красавица.

История Спящей Красавицы и принца Лимона была хорошо известна жителям Десяти Королевств. Придворные ваганты слагали баллады о том, как много лет назад молодой виконт Альвонсо Лимончини нашёл заколдованную принцессу в заповедном лесу, вернул её в замок, где согласно пророчеству, дева скинет оковы сна во время брачной церемонии, что состоится в первые часы Нового года. В первый же год Альвонсо не смог разбудить принцессу. Придворный маг Руманса Лимончини, дядя молодого виконта, какое-то время «искрил в дыму» и наконец, многомудро известил, что сила чар ослабла, но недостаточно и церемонию следует повторить в будущем году. Церемония Пробуждения повторялась из года в год. Пройдоха-виконт принял титул принца-консорта, был назначен Хранителем Сна Принцессы, и стал фактическим владельцем замка. Раз в году он на глазах у всех повторял обряд Пробуждения, и каждый раз красавица оставалась во власти заклятия.

В зале витала возбужденная атмосфера предвкушения пикантного зрелища. То слева, то справа раздавался шипящий обмен репликами.

— Сначала будет шоу женихов?

— Да какое там шоу? Уже много лет никто не оспаривает брачное право принца Лимона. Всё будет как в прошлом году. Он и раздеваться то не будет. Залезет на принцессу, поёрзает немного, а потом его дядя в очередной раз скажет, что чары вот-вот падут, скорее всего в будущем году. Потом фейерверк и танцы.

— Как вы можете говорить такое бесстыдство?! Просто никто не может сравниться с принцем в размерах мужского достоинства. У него словно «моноцерос» в штанах. Ведь к постели принцессы допускаются претенденты только с выдающейся мужской статью.

Я перевёл взгляд. Его высочество, гордо переваливался с боку на бок, засунув руки за пояс, демонстрируя свою мужественность. Действительно, золотистые кюлоты принца вызывающе топорщились практически до колена. Но в целом выглядел он более чем комично.

— Да у вашего принца – «зеркальная болезнь», ведь свой «моноцерос» он видит только в зеркале.

— Точно. В этом году принц ещё больше округлился. При такой сытой жизни ему и принцесса не нужна.

— Тсс. Следите за словами. У клана Лимончини везде глаза и уши. И очень длинные руки. Вспомните о трагической судьбе некоторых женихов. Будьте осторожны. Вдруг этот молчаливый коротышка…

И все посмотрели на меня. Я стоял в немом оцепенении. Мой взор, мои мысли были устремлены на девушку, неподвижно лежащую на брачном ложе. Я был поражен совершенством греческого профиля, припухлостью губ, алебастровой белизной кожи.

— Приглашаются женихи, – громогласно объявил Мастер Церемоний.

Принц Лимон во всём великолепии выступил к ложу принцессы.

…

— Вы? Вы, тоже претендуете на руку принцессы? – услышал я голос церемониймейстера у своего уха. Каким-то непостижимым образом я оказался возле Спящей Красавицы.

Следом зал накрыл гвалт возбуждённых голосов, который перекрывал писклявый крик принца:

— Это насмехательство! — Брызжа слюной, визжал принц Лимон. – Вы посмотрите на этого босоногого оборванца в коротких штанишках. Стража, вышвырните его вон!

— Ваше Высочество! В пророчестве ничего не сказано о длине штанов. Сравнивать следует длину пениса. Уверяю, для Вас это чистая формальность.

— Я не стану меряться пиписьками с этим простолюдином! Я – единственный жених!

Собственно говоря, я тоже не горел желанием демонстрировать каждому встречному-поперечному своего любимца. Надо сказать, что после известных событий, случившихся со мной несколько лет назад, я перестал беспокоиться о его размерах. Он всегда оказывался впору очередной красавице, был твёрд и настойчив, пылок и страстен, ласков и нежен, когда этого требовали обстоятельства.

Но толпа уже безумствовала и требовала зрелищ.

— Давай, мохнолапый, доставай свой стручок!

— Ваше высочество, не тушуйтесь! Сразите его своим гигантом!

Скандал назревал нешуточный. Я почувствовал нарастание уверенности моего скромняги, он просто рвался наружу.

Среди зрителей я заметил загадочно улыбающегося Гендальфа. Волшебник что-то прошептал тонкими губами и тихонько пристукнул посохом.

«Гендальф! Ну, и какого гоблина ты это сделал, старый извращенец?!»

Я был обескуражен поступком друга, мгновение назад ставшего бывшим. Ведь по мановению его дурацкого волшебного посоха, я остался без штанов, как, впрочем, и принц.

— Упс! Ах! Ой! Ха-ха-ха! – публика обомлела и утонула в оглушительном хохоте.

Принц совершенно растерялся, не зная, за что хвататься: то ли за упавшие панталоны, то ли за кабачок, выпавший из потаённого кармашка на гульфике. Собственный писюн его высочества прятался в складках живота. Кому-то в толпе удалось его разглядеть, и он радостно завопил:

— Ха-ха! Повыше колена, пониже пупка висит авторучка и два пузырька!

— Ай да, принц! Где твой моноцерос, обманщик? Принц Кабачок! Вон из замка! – неслось со всех сторон.

Это попахивало сексуальной революцией, которая бы неминуемо свершилась, если бы внимание обманутой публики не переключилось на мою персону. Мой нахалёнок, возбуждённый представившимся бенефисом, решил совершенно очаровать публику и вытянулся почти на фут. Таким значительным я его ещё не видел.

Два дюжих молодца подхватили меня на руки и подняли над толпой.

«Ну и хрен с вами. Любуйтесь».

Толпа неистовствовала. Гендальф укоризненно качал головой. Его взгляд был устремлён туда же, куда и у остальной восхищенной публики. Однако мне стало не по себе.

«Неужели, ты видишь кольцо, старый колдун?»

— Несите его к принцессе! Давай, парень, разбуди её!

Совершив три круга обожания со мной на плечах, парни опустили меня на постель принцессы. Воцарилась тишина.

Словно по волшебству полупрозрачные покровы балдахина опустились, ограждая нас от назойливых взоров. Свет в зале померк, а под пологом балдахина возникло нежное мерцающее свечение. Я поднял глаза – дюжина фей с крылышками за спиной в зелёных платьицах и с фонариками в руках устроили хоровод над нашими головами. Вдруг одна из них спикировала ко мне.

— Динь-Динь?! Ты как тут оказалась? Я тебя умоляю, давай поговорим потом.

Маленькая златокудрая фея рассержено топнула в воздухе ножкой, затем беззвучно рассмеялась, изогнувшись поцеловала меня в нос и стремглав умчалась в круг своих подруг.

«Ну, да-да, любознательный читатель, Динь-динь тоже была моей подружкой…»

Я вытянулся рядом с принцессой. Она оказалась чуть выше меня. Откуда-то издалека тихим ручейком полилась музыка. Тонкая струна нежным голосом отзывалась на чьё-то прикосновение. Следуя этой божественной подсказке, тронул локоны, обрамлявшие чело спящей. Кончиками пальцев коснулся лица, ощущая мраморный холод кожи. Ведомый неизвестным автором полуночной серенады, словно опытная горничная, я раскрывал нежные покровы, обнажая совершенное, но холодное тело. Как ни старался, тепло моих рук и губ не могло одолеть заклятье. Неожиданно ощутил, что мой (хвастунишка) соратник, уже ставший скромнее в размерах, но не утративший твёрдой решимости, коснулся открытой ладони принцессы. На секунду показалось, что пальцы сомкнулись вокруг горячей живой плоти. Скосил глаза – не показалось. Почувствовал, как моё тепло едва ощутимой волной стало наполнять её тело. Коснулся поцелуем, но потеплевшие мягкие губы не ответили.

«Позволь я разбужу её», — пульсировал в ладошке принцессы мой кольценосный рыцарь.

И вот он у врат сладострастия, рвётся любить, ласкать. Складочки губ раскрылись, пропуская округлое навершие. Розовые лепестки упруго обволакивают налитую головку. Нежное погружаюсь в сокровенные глубины. Стоп. Упругая преграда поддалась, но выдержала. Принцесса – девственна!

«Ах, ты мелкописечный Лимончини, столько лет девку мучил!»

Волшебное Кольцо, обрамляющее венчик головки члена пило энергию моего возбуждения, утолить которое можно было только там, в глубине, за пределами девичьего фронтира. Я обхватил бедра принцессы и послал своего паладина в атаку милосердия, молниеносным тараном разрывая покровы целомудрия.

— Ах! – выдох, вскрик, широко распахнутые голубые озёра глаз.

Девушка выгнулась навстречу дугой. Подхватил невесомое тело за талию и, прижимая к себе, проник внутрь до самого донышка. Раз, ещё раз.

— Надпись… Ох-х. Да-а. Надпись на кольце… Кто ты?. .. Я чувствую надпись на твоём кольце, – шептала Спящая Красавица, — она светится внутри меня. Ты – хоббит? Мой. .. Властелин?

«Вот это да! Ни одна из моих подружек ни о чем таком не говорила. Неужели ты – моя суженая?»

Вдруг неведомая сила подняла нас над поверхностью. Хоровод фей раскрыл перед нами складки балдахина, и мы закружились в эротическом вальсе над головами изумлённых гостей. Пеньюар принцессы слегка скрыл нас от любопытных взглядов.

— Остановите их! Стража! Хватайте принце-ссу-у! — принц Лимон бросился за нами и покатился по полу, запутавшись в панталонах.

Мне было плевать на принца, я чувствовал тепло поцелуя влажных губ принцессы, видел трепет ресниц и румянец рассвета на щеках. Я был счастлив.

— Ты — мой Принц, — прошептала принцесса.

***

— Так вот где скрывалось кольцо всё это время, — проскрипел старик, указывая глазами на мои штаны. — Рассказывай всё без утайки.

Вчетвером мы сидели у камина, рядом с покоями принцессы Авроры.

— Так я и говорю. Когда Горлум с гоблинами поймали меня и хотели обыскать, я совершенно потерял голову. «А что у хоббитца в карманцах?» — шипел этот противный слизняк. Как только он отвернулся, я достал кольцо, чтобы надеть его на палец и исчезнуть. Но в суматохе случайно надел его на палец, которым никогда не ковырялся в носу. Перепугался, хотел стащить, а кольцо – ни в какую, так и пригрелось с тех пор. Невидимым я, конечно, не стал, и меня бросили к вам. Но ведь всё равно всё закончилось благополучно. Ведь это я вытащил нас всех из подземелий.

— Но ведь это же Ангва освободила и вывела нас в эльфийский лес, – возмутился меня правдоруб Арчи-Арагорн.

— Думается, Ангва не просто так старалась. А? – лукаво прищурился Гендальф. Я покраснел.

— Гендальф, так это что — волшебное кольцо? – наконец-то дошло до Шрека.

— Да, друзья мои, то, что надето на… хмм, «двадцать первый палец» нашего дорогого Бильбо, — новое кольцо Всевластия, Кольцо Разбитых Сердец. которое выковал Тёмный Властелин. С его помощью он замышлял владеть Десятью Королевствами, нашёптывая свою волю королям и простолюдинам, героям и волшебникам устами, соблазнённых и покорившихся ему женщин. Ведь «ночная кукушка» любого советника перекукует. В книге Мудрых упоминается темное заклятье:

«Три кольца – эльфийским дамам – для добра их гордого.

Семь колец – супругам гномов – для труда их горного.

Девять – девам Средиземья – для большого рукоделья

И стараниям в постелях с родопродолжением.

А одно — всесильное — властелину Тёмному.

Чтоб влюбить их всех, чтоб лишить их воли,

Чтоб соблазнам подчинить в их земной юдоли

Под владычеством всесильным властелина Тёмного»

— Так что же, Бильбо станет теперь Властелином Десяти Королевств? – тревожно спросил Шрек, ярый противник всякой абсолютной монархии.

— Да, сдались мне ваши Королевства и твоё Болото в придачу! Я обычный хоббит из Шира. Просто я люблю женщин, и хочу, чтобы они были счастливы. И если в этом мне помогает кольцо всевластия… то пусть так и будет!

— Замечательные слова, мой юный друг, — волшебник похлопал меня по плечу.

— А как же Тёмный Властелин? – поинтересовался Арагорн.

— Думаю, его планам вновь не суждено сбыться. Лишившись кольца, он совсем извёл себя рукоблудием, почти ослеп, ладони покрылись шерстью. И вообще тронулся умом, того и гляди, развоплотится.

Честно говоря, судьба Темного Властелина мало беспокоила меня. А вот что нашепчут о моих «талантах» моей невесте её новые подружки Гвендолин и Фиона? И что она подумает о моих приключениях?…

***

К моему несказанному счастью, Аврора полюбила меня, таким как есть, горбатого только могила исправит. Однако…

Все эти годы моя любимая супруга смотрит сквозь пальцы на мои шалости, но только раз в году. Ежегодно на наш Новогодний бал-маскарад съезжаются леди Кольца Счастливых Сердец. И весь рождественский сочельник мы предаёмся радости веселью и удовольствию.

В остальное время я любящий муж, заботливый отец, добрый и, надеюсь, мудрый король.

Чем моя королева держит меня в такой покорности, спросите вы? Ха-ха! Страхом, дорогой читатель. Конечно же, страхом и угрозами эпилировать мои шерстяные лапы без наркоза. Ха-ха! Вы верите мне?

Кстати. Волшебное кольцо не только изменило меня и мою жизнь, но и изменилось само. Теперь на его поверхности горят новые руны, те, что ощутила внутри себя моя любимая Аврора в нашу первую ночь:

«А одно, всесильное — властелину Хоббиту,

Чтоб влюбить их всех, чтоб развлечь их вволю,

Чтобы радость подарить их девичьей доле.

В цепь сердец их заключить властелина Хоббита».

С почтением, Бильбо Первый

Эпилог.

Примерно с тех самых пор в нашем Королевстве стала популярной одна заморская песенка, невесть как попавшая к нам из-за тридевять земель. И порой собравшись инкогнито своей мужской компанией в одном из городских кабачков, мы дружно распеваем за кружечкой «Францисканера»:

«Я люблю всех девок,

Черных белых рыжих,

Бледных загорелых,

Скромниц и бесстыжих

Я в них радость вижу

А я люблю всех девок

С конопатым носом

С пухлыми губами,

Лысых и с начесом

Все пользуются спросом

А я за худеньких и толстых,

Лапочек и монстров

Покорных и строптивых,

Веселых и плаксивых

Секретных и открытых,

Пьяных или вшитых

А так же чистеньких и пыльных,

Рыночных и стильных,

Из книжек и из фильмов,

Да хоть из опер мыльных

Мы их не обидим, мы в них радость видим….

Я люблю всех девок,

Зимних или летних,

Первых и последних

Золотых и медных

С ядом и безвредных

Мы тоже любим девок

Красавиц и дурнушек,

Снайперов и стрелок

Девственниц и шлюшек

На море и на суше.

Поем как любим мы Наташек,

Танек, Манек, Дашек

В хаки и гражданке,

Надувных и наших

Предпочитаем всяких

Но наши все же краше.

Спящих и в работе,

В ладе и тойоте

Всех каких найдете,

Вы где ж таких берете

Мы их не обидим, мы в них радость видим…»

Сергей Галанин – «Песня про радость»