Было почти двенадцать вечера, Ольга Ивановна сидела в халате, листая телеканалы на телевизоре, ожидая, когда ее дочь и зять благополучно вернутся домой. Нелепая мысль заключалась в том, что Ирине было уже не шестнадцать, а двадцать шесть, она была замужем и жила почти в двадцати километрах отсюда в пригороде Санкт-Петербурга. Ирина и ее муж Дима остались только на ночь у неё дома, так как они приехали на день рождение к своей подруге детства Элеоноре. Десять минут спустя Ольга Ивановна услышала хлопанье дверей такси и повышенные голоса дочери и зятя снаружи. Ирина пошла по стопам отца и могла быть напористой и властной, в отличие от самой Ольги Ивановны, которая была довольно неуверенной и сдержанной. Говорят, что «Противоположности притягиваются», но в случае с Ириной и Дмитрием это было далеко не так, он тоже мог быть одинаково сильным и властным, поэтому их отношения часто были «Взрывоопасными». Тем не менее, казалось, что этот очередной скандал между ними, Ольга Ивановна не сомневалась, что к утру они снова будут целоваться и улыбаться.

Ирина ворвалась в входную дверь квартиры, и промчалась по коридору, и дверь её комнаты захлопнулась! Через несколько мгновений через дверной проем гостиной комнаты появился смущенный Дима со словами: «Извините за это Ольга Ивановна! Ваша дочь слишком много выпила на дне рождения подруги? Усаживаясь в кресло, Дима добавил: «Думаю, я присоединюсь к вам и посмотрю телевизор некоторое время, прежде чем пойти в комнату к жене. Дать Ирине немного времени, чтобы заснула!». Благоразумие Дмитрия тоже показалось Ольге Ивановне мудрой идеей, и она заверила его, что смотреть по телевизору нечего. Она, конечно, оставит его одного а сама отправится спать, если только он не захочет чего-нибудь? Дима отрицательно покачал головой, когда Ольга Ивановна протянула ему пульт от телевизора, а затем, нежно поцеловав его в щеку — как всегда — она в последний раз спросила, есть ли что-нибудь, что она могла бы сделать для него, прежде чем уйти. Дима возился с пультом от телевизора, когда она выпрямилась.

В тот момент, когда Ольга Ивановна повернулась, чтобы уйти, рука Дмитрия крепко схватила ее за правое колено, и он сказал, когда она оглянулась на него: «Подумал, Ольга Ивановна, я кое-чего хочу!».

Дело было не столько в прикосновении Димы и не в том, что он сказал, сколько в тоне его голоса и особенно в выражении лица Дмитрия, когда их глаза встретились. Это так напоминало мужа Ольги Ивановны Михаила, и в одно мгновение ее живот заныл, а ноги начали дрожать. Дима молча улыбнулся, хотя это было скорее хищное, чем обнадеживающее выражение, когда его хватка на колене Ольги Ивановны ослабла, и его рука медленно скользнула под теплый халат надетый на неё, чтобы упереться на полпути к внутренней стороне ее обнаженного и дрожащего бедра. Срывающимся голосом, возможно, в попытке отсрочить то, что уже тогда, возможно, казалось неизбежным? Ольга Ивановна спросила дрожащим голосом: «В… что я могу… Сделать для тебя, Димочка?

Рука Димы снова зашевелилась, когда он озвучил ответ: «Тебе не нужно ни за чем идти, Ольга Ивановна, то, что мне нужно, уже здесь… между ног!». Эти последние слова совпали с тем, что рука Дмитрия коснулась верхней части бедра Ольги Ивановны, где костяшка его указательного пальца плотно прижалась к ее трусикам, к мягко податливой плоти ее промежности. За тихим стоном Ольга Ивановна при первом контакте быстро последовал тихое сопение, когда костяшки пальцев Димы навязчиво коснулись нежных складок ее половых губ, а затем превратились в низкий стон удовольствия, когда они раздвинулись перед вульгарной лаской Дмитрия. Голос Дмитрия оставался низким и резким: «Похоже, тебе это нравится, разве это не плохо, чем делать это для себя самой?» Лицо Ольги Ивановны покраснело, когда она услышала вопрос Дмитрия. Михаил её муж работал на Ближнем Востоке в Газпроме и регулярно отсутствовал по семь месяцев в году, но из-за Covid019 он отсутствовал почти год. В результате Ольга Ивановна стала довольно искусной со своими пальцами удовлетворяя свои сексуальные потребности, но Дима был прав, его прикосновение было гораздо более стимулирующим, чем ее собственное.

Ольга Ивановна знала, что Дима, должно быть, чувствует тепло, исходящее от ее промежности, но мог ли он тоже чувствовать влагу? Она чувствовала, как начинают течь соки её влагалища, и знала, что они скоро пропитают ее трусики, если на самом деле они этого не сделали уже. Ольга Ивановна сумела на мгновение задуматься и поняла, что, как бы это ни возбуждало, это был мужчина едва ли вдвое моложе ее и муж ее дочери в придачу, который нахально напал на ее женственность. Нельзя было допустить, чтобы это продолжалось! Крепко положив руки на плечи Дмитрия, Ольга Ивановна попыталась освободиться от него, тихо сказав «Нет Димочка!».

Он ничего не достиг. Свободная рука Димы схватила Ольгу Ивановну за запястье, в то время как та, что щупала ее между ног! — Не шуми, а то разбудишь Ирину… — грубо сказал он, а теперь… Сними свои трусы, пока я не сорвал их с тебя! Если бы Дима раньше напомнил Ольге Ивановне о ее отсутствующем муже, это было бы похоже на то, как если бы она услышала самого Михаила. Как часто она слышала от него подобные слова и в таком точном тоне голоса?

Ольга Ивановна тряслась, как лист, ее голова качалась взад и вперед, когда она мысленно кричала: «Нет, нет! нет!» — она чувствовала себя разорванной во все стороны, ее моральный компас вращался. Это был ее зять, а не муж, которого она слышала. По мере того, чувство приличия Ольги Ивановны умоляло ее сопротивляться и кричать о помощи, из ее паха вытекали более первобытные сообщения, и вместо этого они призывали ее подчиниться. Это всегда будет близкий вызов, но этот авторитетный тон голоса, как это было всегда, нельзя было игнорировать. С опущенными глазами Ольга Ивановна смиренно расстегнула халат, залезая под ночную рубашку — на самом деле это была старая футболка мужа Михаила, она спала в ней с тех пор, как он начал работать за границей — спустила трусики ниже колен и, упав на лодыжки, послушно вышла из них. Дмитрий тем временем деловито расстегивал ремень и брюки, прежде чем спустить их. Он больше не сдерживал ее, но к тому времени оба знали, что ее молчаливое согласие было полным согласием, Ольга Ивановна никуда не денется.

Ольга Ивановна нашла слова, чтобы сделать последнюю просьбу: «Ты должен остановить этого Дима, подумай о Ирине. Ради Бога, я ее мать! То, что ты возьмешь меня, было бы сродни инцесту, ты не должен этого делать Димочка!». Оглядываясь назад, Ольга Ивановна, возможно, пожалела, что она тихо подчинилась зятю. Она не думала, что ее положение может ухудшиться.

Ответ Дмитрия предварялся хищной ухмылкой: «Ты права, Ольга Ивановна, мне, наверное, не стоит тебя трахать; так что я не собираюсь». Он откинулся на спинку стула, заложил руки за голову и кивнул в качестве инструкции, прежде чем продолжить… — Ты можешь забраться сюда и трахнуть меня.

Ольга Ивановна была ошеломлена, просто потрясена возмутительным, но так небрежно произнесенным приказом Дмитрия, и у нее не было никаких сомнений — снова этот тон голоса — что это был приказ, а не предложение или просьба. Желудок Ольги Ивановны забурлил, и ее взволнованный разум закричал: «Нет!» Ни один из них не двигался и не говорил в течение долгих секунд, но по мере того, как тишина росла, оба знали, что так или иначе Ольга Ивановна подчинится, и когда выражение лица Димы стало невозмутимым, ее разум рухнул в капитуляции. Ольга Ивановна еще раз распахнула халат, и на этот раз ее ноги вместе с ним, прежде чем поднять футболку мужа до талии и послушно оседлать ожидающие бедра Дмитрия. Она колебалась несколько мгновений в тщетной надежде, что Дима сможет хотя бы оказать ей любезность, направив свой большой стоячий член между ее открытыми ногами, но выражение его лица подтвердило, что даже в этой маленькой милости следует отказать, и, как дешевая шлюха, Ольга Ивановна была вынуждена схватить член зятя и направить его между своими влажными половыми губами прежде чем погрузить в своё влагалище.

Был ли член Дмитрия крупнее, чем у мужа? Трудно судить; может быть, влагалище Ольги Ивановны подтянулась после последнего отпуска Михаила её мужа? Она часто использовала свои ловкие пальцы и случайные игрушки, но вот уже больше года мужчина не проникал в ее медовый горшочек. Ольга Ивановна была мокрая — она заметила это, когда направляла член Дмитрия через половые губы во влагалище, — но, опустившись на его член, Ольга Ивановна все еще чувствовала себя натянутой до предела, почти ощущая, что может лопнуть! Но притяжению нельзя было отказать, стенки влагалища Ольги Ивановны поддались, и член Дмитрия на всю длину погрузился в ее влагалище. В тот момент, когда он достиг дна и их волосатые лобки столкнулись, Ольга Ивановна издала протяжный стон плотского наслаждения — слишком давно она не испытывала того чувства… насыщения, которое может дать только твердый член мужчины. Пока она наслаждалась этим ощущением, голос Дмитрия доносился как будто издалека: «Похоже, тебе это было нужно, Ольга Ивановна?» Ольга Ивановна не кончила, но была просто… удовлетворена.

Дима не дал Ольге Ивановне долго наслаждаться ощущениями. Сильный шлепок по бедру и резкий голос зятя: «Давай, Ольга Ивановна, пора работать, у меня не вся ночь для тебя!», быстро вернули ее к реальности. Мысли о сопротивлении исчезли, и Ольга Ивановна послушно начала двигать бедрами вперед-назад, насаживаясь на твердый член Димы. Первый же проход заставил Ольгу Ивановну задыхаться! По животу пронесся спазм, похожий на электрический разряд, когда головка члена Дмитрия, погруженного внутрь, задела шейку матки; это, конечно, дало ответ на вопрос о размере члена, Михаил муж никогда не проникал в нее так глубоко. Толчок послужил скорее поощрением, чем сдерживающим фактором, и Ольга Ивановна начала еще сильнее и быстрее вращать тазом, довольно сильно ударяясь клитором о член Димы, причем каждый развратный толчок предварялся электрическим ударом для неё. Дима был прав, Ольга Ивановна действительно нуждалась в этом. Слишком давно настоящий мужской член не доводил ее до оргазма, и, получив прекрасный образец мужского члена, зарытый у нее между ног, она не собиралась тратить его впустую!

Дмитрий тоже не бездействовал. Когда Ольга Ивановна начала трахать его, он наклонился вперед, распахнул ее халат и начал ласкать ее груди. Это было единственное слово, которым можно это описать. Он не ласкал и не гладил их, это было грубое ощупывание, его пальцы прокусывали тонкий хлопок футболки и погружались в плоть под ней. Наступила минутная передышка, когда Дима ухватился за футболку мужа и рывком порвал ее. Ольга Ивановна еще слышала звон рвущегося материала футболки, когда руки Димы вернулись к ее груди. Теперь Дима стал еще грубее, ладони шлепали по чувствительной коже, пальцы глубоко впивались в податливую мягкость сисек Ольги Ивановны и жестоко выкручивали ее набухшие соски. Это были чувства боли и удовольствия, которые, как знала Ольга Ивановна, к утру приведут к появлению рубцов и синяков, хотя и помогали ей достичь оргазма. Возможно, дело было в жестоком обращении Дмитрия или в грубых комментариях, которыми он это сопровождал: «Да ты просто горячая сучка, жаль только, что я не понял этого раньше, твои сиськи намного слаще, чем у твоей дочери, а эта тугая киска…». Если это было что-то еще, то Ольга Ивановна не успела ничего понять, как внутри нее взорвался оргазм.

Упав вперед в кульминационный момент, Ольга Ивановна почувствовала, как лицо Димы прижалось к ее груди, и мгновение спустя почувствовала самую острую боль, когда его зубы вонзились в один из ее беззащитных сосков. Вместо того, чтобы подавить оргазм Ольги Ивановны, это дальнейшее насилие заставило его еще больше усердствовать! Крики восторга Ольги Ивановны могли бы разбудить мертвых — одному Богу известно, как ее дочь не слышала этих криков? — и даже Дима казался шокированным уровнем ненормативной лексики, которую она использовала. Это был далеко не тот прямолинейный и благородный язык, которого он ожидал. Когда оргазм Ольги Ивановны начал стихать, ее чувства вернулись, и румянец напряжения, уже очевидный на ее лице, превратился в еще более яркий от смущения и стыда. Выпрямившись, Ольга Ивановна попыталась уйти, но ее продвижение было остановлено тем, что Дима схватил ее за запястья и прорычал: «Не так быстро, я еще не закончил с тобой!», прежде чем грубо опрокинуть ее с колен и кивнуть в сторону дивана, добавив: «Вон там; Встань на колени!».

Ольга Ивановна упала растрепанная и полуобнаженная на пол, ее грудь выплескивалась из разоренной футболки. Где вместо того, чтобы подчиниться требованию Дмитрия, она села у его ног с выражением унизительной капитуляции и медленно покачала головой в безмолвной мольбе о помиловании. Призыв Ольги Ивановны оказался безответным. Дима схватил ее за волосы, поднял на колени и потащил вперед к своему гладкому и все еще твердому члену: «Еще не готов к еще одному совокуплению, Ольга Ивановна? Хорошо, обхвати это губами и вместо этого сделай мне минет. Ольга Ивановна не оказала никакого сопротивления, действительно, ее живот трепетал от возбуждения, когда она согласилась на это новое требование, возможно, прошло много времени с тех пор, как она сосала член мужа, но Ольга Ивановна знала, что она не забыла, как это сделать, и внутренне улыбнулась, вспоминая, как Миша её муж реагировал на ее прошлые заботы — она была чертовски хороша в сосании члена, и она знала это! Без намека на неуверенность Ольга Ивановна опустила голову, ее губы уже раздвинулись к тому времени, когда они достигли головки члена Дмитрия, и даже тогда не было никаких колебаний. Ольга Ивановна опустилась еще дальше, ее рот полностью поглотил член Дмитрия при первом спуске на него.

Дмитрий отпустил волосы Ольги Ивановны и, вздохнув, откинулся на спинку стула; ощущение того, как его член скользнул одним движением по кругу губ Ольги Ивановны, по грубой текстуре ее языка и в глубину ее открытого горла, просто поразило его. Внутренне Ольга Ивановна улыбалась, как кошка, когда она начала раскачиваться взад и вперед, воздействуя своей магией на пульсирующий член Дмитрия, думая: «Теперь ты не такой дерзкий, ты горячий?» Ольга Ивановна применила всё своё умение к члену Дмитрия, покусывая крайнюю плоть, дразня языком под макушкой и сжимая стержень между щеками, когда он проходил взад и вперед в глубины ее любезного горла. Она ни разу не заткнула рот и не дрогнула и была разочарована тем, что прошла едва ли половину своего диапазона трюков и угощений, прежде чем Дима начал кончать. Ольга Ивановна поймала этот первый впрыск спермы на языке и, к счастью, смаковала её, прежде чем проглотить в себя. Ей нравился вкус мужской спермы, и глотать каждую каплю всегда было удовольствием, а также предметом гордости.

На этот раз этому не суждено было сбыться: Дима рванул вперед и оттолкнул голову Ольги Ивановны, другой рукой схватившись за его член, когда он буквально «поливал» ее из члена своим семенем. Струя за струёй пролетала через несколько сантиметров пространства между ними, две из них забрызгивали ее вздымающиеся груди, в то время как еще две создавали непрерывные линии от подбородка Ольги Ивановны до линии волос. Дима размазывал по ее лицу головкой своего все еще сочащийся члена, рыча: «Возьми это с себя, грязная шлюха!», когда он снова прижал член к ее губам. Ольга Ивановна не нуждалась в зеркале, чтобы знать, что она промокла до нитки, она чувствовала, как поллюции спермы Дмитрия капают с ее носа и сосков, когда она нетерпеливо — без сомнения, слишком нетерпеливо! — выполнила это последнее требование. Ёе усилия удвоились, когда Дима пробормотал: «Ты невероятно сосёшь член, Ольга Ивановна, это лучший минет, который у меня когда-либо был. Ты действительно делаешь это профессионально, жаль, что ты не можешь дать этой своей застенчивой дочери несколько уроков сосания члена.

Теперь Ольга Ивановна пальцами вытирала следы спермы с лица и сисек, засовывая липкие пальцы в рот рядом с членом Дмитрия, чтобы высосать их дочиста, она не собиралась тратить ни капли; хотя она погрязла в вульгарных комплиментах Дмитрия, она была уверена, что не пройдет еще десяти месяцев, прежде чем она снова будет наслаждаться вкусом спермы. Восторг Ольги Ивановны был недолгим, так как это был момент, когда звук медленно хлопающих в ладоши вторгся в их свидание и дернула головой в сторону звука, заставив Ольгу Ивановну посмотреть прямо в глаза своей дочери, стоящей в дверях, медленно тряся головой, когда она сказала — тихо и почти пугающе спокойно: «Мама, ты грязная шлюха; это член моего мужа у тебя во рту»…