Если вы прямо сейчас закроете глаза и прислушаетесь к тишине, то кроме собственного сердцебиения несомненно уловите мой мелодичный голос, похожий одновременно на журчание бегущего извилистого ручейка, шелест листвы под воздействием безобидного ветерка и колыхание лепестков прекрасного цветка. Я – ангел. Вернее, купидон, чьим заботам вверен самый обыкновенный сельский мальчишка, каких неисчислимое множество каждый день вступает в пору созревания.

Мой подопечный – ничем не примечательный, развитый по годам юноша и, возможно, без моего покровительства прекрасно бы справился с предначертанной миссией, но такова уж неизменная участь всех ангелов – содействовать даже в тех делах сердечного свойства, которые заранее кажутся предрешенными. Сказать откровенно, до начала лета мне не приходилось даже на секунду тревожиться об исполнении моей обязанности, ведь мальчишка от природы обладает всеми необходимыми качествами, чтобы заинтересовать свою вторую половинку. И, что еще более важно, по воле случая та обаятельная, почти без изъянов, юная особа уже много лет находится рядом с ним.

Еще с первого класса юные, предначертанные друг другу создания ходят рука об руку и только дожидаются того волнительного момента, когда он соберет силы для решающего наступления, а ее крепость успешно потерпит поражение после короткого сопротивления. С ленивой вялостью на протяжении лет я сверху наблюдаю, как легко юноша справляется со своей задачей и даже местами проявляет неожиданную прыть, как трепетно его возлюбленная воспринимает его нахальные выпады и по большому счету мне безразличны бессмысленные земные условности: пересилит ли их чувственное любопытство мертвящее давление целомудрия, принесет ли их близость плоды более ощутимые, чем дозволяется невенчаным парам – главное, что моя цель будет достигнута и молодые влюбленные будут предоставлены друг другу.

А теперь мы из чистого любопытства — что не возбраняется ни мне, ни вам, по природе своей грешникам – заглянем под крышу этого крепкого на вид деревянного дома, весь первый этаж которого занимает обыкновенный сельский магазин со всем разнообразием представленных товаров и скудостью ассортимента. Миловидная женщина за прилавком, которая сейчас обслуживает покупателя и есть та, из чьего чрева появился мой подопечный – это мать Юры.

Шатенка среднего роста с ниспадающими до плеч прямыми волосам и в подчеркивающей стройную фигуру одежде — облегающих джинсовых шортиках и белой маечке. Полина явила на свет своего единственного ребенка, достигнув возраста немногим старше, чем он сейчас. Если вы пристально за ней понаблюдаете, то несомненно уловите необыкновенное сочетание вульгарной пошлости и невинного кокетства в каждом ее взгляде и жесте. Грязнее словечки, которыми она щедро дополняет свою речь, свойственны скорее тучной, неухоженной доярке в засаленном халате, чем такой изящной и хрупкой молодой женщине.

Встаньте сейчас в стороне и обратите внимание, как испытующе она пронизывает взглядом своего единственного покупателя, пока тот не сводит с нее глаз, стоя за круглым столиком. Чтобы удовлетворять бытовые потребности дальнобойщиков, магазин предлагает и небогатый выбор горячих блюд, для чего в тесном зале установлены два круглых стола на хромированных толстых ногах посередине. Водитель уже отставил опустошенную тарелку и сытый с интересом следит, как пластично по-кошачьи она прогибает спинку, оперевшись локтями о прилавок, а торчащие сквозь белую материю затвердевшие бутончики свидетельствуют о том, что похотливое волнение мужчины не осталось безответным. Ее манера на мгновение широко раскрывать глаза любого, даже самого застенчивого поклонника, заставляет поверить, что он сумел заинтересовать ее, достиг границ ее воображения своими подлинными шоферскими историями.

Так случилось, что за короткое время единственными посетителями стали проезжие дальнобойщики. Возможно, причиной тому было неудачное расположение магазинчика между плотных рядов сосен на самом краю шоссе и в некотором отдалении от села. Для местных мужчин расстояние бы не могло стать существенным препятствием, тем более, что прилавок изобилует недорогой выпивкой, если бы ревнивые жены не убедили их в обратном. Коварные сельчанки, они под влиянием едкой ревности пустили в ход все возможные доводы, начиная с возмутительно высокой цены и сомнительного качества товара, кончая совершенно вздорными и маловероятными наговорами, лишь бы не вступать в прямое противоборство с распутницей за души своих благоверных. Покорные супружеской клятве мужчины со временем сдались и магазин опустел, если не считать редких заезжих, благодаря которым вялая торговля еще держалась на плаву. Полина стойко снесла несчастье и в ее планы не входило сворачивать бизнес, по крайней мере до конца лета.

Июньский мягкий зной окончательно растомил тело и, когда дверь захлопнулась за покупателем, впустив новую порцию жара с улицы, а следом заревел мощный мотор фургона, Полина сладко потянулась и зевнула перед тем, как обратить взгляд на смартфон. На экране уже несколько минут мигало сообщение, но она ждала ухода постороннего, чтобы углубиться в заветные новости. Это было ежедневное письмо от ее супруга, в котором он красноречивыми и непристойными оборотами без устали осыпал ее самыми пылкими комплиментами. За два месяца дальнего плавания военный моряк скопил такое количество невостребованного мужского желания, что даже ежедневные письма от жены приносили обоим мало облегчения.

Впереди были еще три долгих летних месяца разлуки, потому супруги крепились, а Полина вознаграждала пыл своего возлюбленного самым достойным образом. Она всмотрелась через дверное окошко на улицу и, улучшив момент, задрала маечку, чтобы с первого щелчка запечатлеть самую лакомую часть своего тела – налитую и сохранившую юную упругость грудь. Красиво как муж изъясняться она не умела, потому и компенсировала свои поэтические недостатки телесными достоинствами. Строго говоря, белая маечка представляла собой такое условное препятствие для глаз, так притягательно облегала выпуклые формы и так низко стремилась вырезом к расщелине между ними, что последний жест кажется совсем излишним – даже через ткань ее бюст мог вызвать желательный результат.

Полина прикрепила удачное с первого дубля фото, вернула одежду в приличное состояние и перед тем, как отправить сообщение, чмокнула экран телефона в надежде, что сообщение скорее найдет своего адресата на бескрайних просторах океана. В отличие от мужа, она обладала большей свободой в удовлетворении естественных желаний и это накладывало печать ответственности. Куда легче блюсти пост, когда перед глазами в самые тяжелые моменты не появляется искушение в виде грубоватых и вечно отдающих потом дальнобойщиков. Потому и тает Полина под их взглядами, стоя за прилавком – она пытается тайком насладиться заманчивой сладостью, чтобы хоть на каплю ослабить невыносимое желание, но каждый раз присутствие живого мужчины и его раздевающий взгляд доводит ее до точки кипения. Сбрасывать пар в виде откровенных писем моряку-супругу стало ее единственным действенным спасением и чем сильнее ее изводил взгляд очередного посетителя, тем откровеннее и непристойнее становились ее послания.

Деревянное строение представляло из себя нехарактерное для глубинки сочетание магазина и жилья, где покои располагались на втором этаже, а лавка гостеприимно открывала двери любому, свернувшему с шоссе на уютную площадку в прогалине между высоких сосен. Сразу за домом, спрятанное от дороги, если пройти мимо сарая и летнего душа, простиралось чудесное небольшое озеро, отделявшее одинокий магазинчик от домов сельских злопыхателей.

Полина терпеливо выждала, когда сын вгонит гвоздь в стену между трухлявых краев доски и вышла из-за прилавка. Стук молотка, где бы он ни раздавался, гулким эхом разносился по всему дому и раздражал Полину, но поддерживать дом было необходимо и эту заботу принял на себя Юра. Он почти каждый день находил для себя работу – благо, старый дом обладал неисчерпаемым запасом ветхости — то подбивал отставшие дощечки, то заменял целые участки, почерневшие от сырости, поэтому в доме непрерывно раздавался стук молотка и мерный рокот ручной пилы. Для Полины наблюдать за работой сына было умилительно – как быстро мальчишка, оставшись без воспитания отца-моряка, сумел заменить его и принять роль мужчины в доме.

— Юрка, — уставшим тоном произнесла женщина, — я на озеро пойду освежиться, ты посмотри за кассой, а если покупатели будут – сразу зови.

Паренек кивнул и приставил новый гвоздь к краю дощечки, оба хорошо знали, что никакого покупателя уже не будет, да и касса не знавала в первой половине дня такой выручки, за которую стоило бы волноваться, но оба старались сохранять надежду, что магазин способен еще приносить хоть какую-то пользу. Тем не менее, дверь магазина через несколько минут со скрипом отворилась и внутрь вошла женщина.

— Привет, малой! – она повела взглядом в подсобку за прилавком, — Полька где?

— На озере, — Юра, не оборачиваясь, проверил твердость прибитой дощечки и мимолетно указал пальцем за дом.

Галя, старшая сестра Полины, не стала мешать племяннику пустыми расспросами и решительно направилась за дом к берегу озера, где всегда в это время можно было застать владелицу лавки за отдыхом. Галина по своей стати и пышности форм более походила на сельчанку: высокая, сдобная, пылающая здоровым румянцем и любвеобильным блеском глаз. Она не утратила уважения сельских баб даже своим близким родством с Полинкой и временами позволяла себе захаживать в ее магазин.

Для Юрки приход тети оказался совершенно некстати, но, не готовый терять надежду, он притих, осторожно положил молоток на пол и рванул по скрипучей лестнице наверх. Он миновал жилую комнату и поднялся на последний, еще более крутой и узкий пролет деревянной лестницы, чтобы ворваться на чердак. Сверху, под самым коньком кровли было темно и тесно, свет попадал сюда через многочисленные неплотности досок и через два круглых окошка с противоположных сторон, но его едва ли было достаточно, чтобы рассеять плотную тьму. Юрка прильнул к окошку, ведущему на озеро, настороженно выглянул и тут же спрятал голову – на клочке чистого от деревьев берега, уперевшись на локти, на примятой траве лежала мама, а радом с ней сидела тетя Галя, по вине которой его сегодняшняя порция волнительного подглядывания была под угрозой.

Никогда до этого дня ее появление не приходилось на полуденный час. Если бы раздосадованный мальчишка имел такую же возможность, что и мы с вами, он непременно бы обрадовался, но голоса женщин не достигали чердака. Хоть мы и не застали начала разговора, но смысл его едва ли ускользнет от понимания.

— Полька, я тебе по-настоящему завидую, — томно произнесла Галина, — муж моряк, сын подрастает, бизнес свой есть…

— Ой, — младшая сестра отмахнулась, — нашла, чему завидовать…

Полина хотела пуститься в объяснения, но и без слов были известны перспективы ее умирающего бизнеса, да тяготы бытия офицерской жены, только единственное было правдой — подрастающий сын день ото дня радовал материнский глаз.

— Долго еще морячок твой в плаванье будет ходить? – участливо спросила Галя.

— До конца лета поход, — отрешенно вздохнула Поля, — обещает, что в последний раз.

— Юрка на отца похож, — зной совсем сморил женщин и голоса приобрели томное звучание, — заматерел, окреп, прямо мужичок настоящий!

— Смотрит?

— Кто смотрит?

— Обернись, — скрытно произнесла Поля, не поворачивая головы, — с чердака смотрит?

Галина неуклюже обернулась всем телом и украдкой глянула в круглое оконце на фронтоне – мальчишка действительно тайком выглядывал из-за стекла. Тогда Поля вопреки утвердительным словам сестры приподнялась с земли и ловким движением рук стащила через голову свою белую маечку, обнажив аппетитный бюст. Полину без сомнения можно отнести к числу тех легкомысленных и ветреных барышень, что ошибочно полагают, будто чувство плотского голода можно утолить ничтожной щепоткой лакомства, будто организм, насладившись его сладостью укрепит силы для дальнейшего долготерпения, а не потребует большей порции. Так и Полина предпочитала в состоянии глубокого сексуального напряжения щекотать свою выдержку маленькими, почти невинными шалостями. Вместо того, чтобы побороть плотское искушение в зачатке, она уступала его заманчивой сладости, стараясь извлечь из этой малости позволительное наслаждение.

Следом за маечкой она принялась за шортики – покачивая упругими широкими бедрами, она стащила с себя тесные джинсовые шорты и с невозмутимым лицом сбросила на траву трусы, чтобы в одно мгновение броситься в освежающую прохладу непрогретого озера. Безусловно, это было представление, представление для одного зрителя. Полина знала, что сын ослушается ее просьбы проследить за кассой и рванет на чердак, но не находила в себе сил в самый разгар полудня отказаться от освежающего купанья и удовольствия испытать на себе мужской взгляд.

— Галь, иди сюда, вода просто прелесть! – подкупающим голосом произнесла женщина, разводя руками перед собой под толщей воды.

Галина тревожно обернулась в сторону дома, подошла к зыбкому краю берега, но не решилась по примеру младшей сестры щегольнуть перед подростком в чем мать родила, она просто подобрала край сарафана, обнажив белые полные ноги, и вошла в воду по колено. Вода действительно была невыносимо манящей и прохладной, женщина проходила все глубже по глинистому дну и приподнимала сарафан, чтобы не намочить края.

Это почти безобидно зрелище – Юра хорошо усвоил – было всего лишь прелюдией и сам факт, что даже в присутствии сестры мама не отказалась от задуманного, вселял в мальчишку безотчетную радость. Он спустил резинку шорт и провел рукой по затвердевшему до боли свербящему органу в ожидании главного зрелища. На его глазах мама выходила из воды, постепенно обнажая свое красивое тело из непроглядной озерной толщи, при ходьбе ее тяжелые, слегка оттянутые груди колыхались и внушали своим видом необъяснимое желание: хотелось сорваться вниз, прильнуть к ним лицом, обжать губами затвердевшие сосочки, неистово тереться, сжимать и впиваться пальцами. Но всему этому мальчишка предпочел затаиться и извлечь наслаждение из более безопасных действий.

На его глазах мама вышла на берег, встала на смятой траве, предоставив возможность разглядеть себя сзади и принялась собирать разбросанную одежду, услужливо наклоняясь. При этом ее безупречной формы груди колыхались под собственным весом и мягко соприкасались друг с другом. Тетя Галя явно не одобряла ее поступка, она то и дело бросала косые взгляды на чердак, но Юрка уже перестал скрываться, его ноздри раздувались, а кровь бурлила в сосудах, пока пальцы массировали средточие мужской чувствительности. Женщины снова опустились на землю: тетушка присела, вытянув мокрые белые ноги под лучи ласкового полуденного солнца, пробивающегося сквозь узор листвы, а мама без всяких предрассудков легла на живот и подложила руки под щеки, чтобы не прекращать волнительного разговора. Смуглая от природы, она еще не успела обзавестись свежим бронзовым загаром и теперь Юрка понимал, что на материнском теле нет ни единого участка без следа прикосновения ласковых солнечных лучей.

Полина знала, что машин сегодня уже не будет, да и сельчане не балуют ее вниманием, поэтому свидетелем ее наготы мог стать только один человек, кроме сестры. Бесстыдница, она находила какое-то необъяснимое удовольствие в том, чтобы служить предметом созерцания, особенно, если пикантность наготы приятно щекотала внизу живота, а наблюдателем выступал не просто мужчина, а собственный подрастающий сын. Она почти явственно ощущала его обжигающий взгляд, представляла, как он скользит по изящной спинке вниз, потом задерживается на упругой попке, покрытой капельками воды, и спускается по сведенным бедрам. В такие моменты хотелось нарочно развести ноги, чтобы он мог увидеть или даже на интуитивном уровне почувствовать, как распалена сейчас ее жаждущая женская природа.

— И как ты без мужика обходишься, ума не приложу? – сочувственно вздохнула Галина. – Вот, мой, конечно, не моряк, да и выпить не дурак, зато всегда под боком.

Полина стряхнула томную задумчивость и улыбнулась сестре:

— Это точно, бьет – значит любит.

Галя сделала вид, что сарказм не достиг цели и продолжила:

— Долго вам еще в разлуке-то?

— В конце лета приедет… Я его оттрахаю так, что никогда больше в море не вернется!

— Смотрит твой-то, глаз не сводит, — Галя коротко обернулась и невольно озорная улыбка скользнула на ее лице.

Полина приподнялась на руках и, разомлевшая от зноя, перевернулась на спину. Она прикрыла глаза ладонями и посмотрела на окошко чердака.

— Он еще прошлым летом нашел эту нычку, чтобы наблюдать за мной. Когда хожу купаться, он всегда тут-как-тут… — в голосе матери можно было уловить что-то типа гордости. – Мне жалко что ли?

Юра не слышал разговора взрослых женщин, но от него не ускользнул смысл их слов – обе смеялись и открыто посматривали на него, только тетя оборачивалась время от времени, а мама неотрывно смотрела, будто поощряя на бесстыдное подглядывание. Остановиться он уже был не в силах, рука быстро двигалась вдоль члена, пальцы непроизвольно сжимались на зудящей плоти, а кровь так насытила пещеристое тело, что пенис достиг железобетонной твердости. На его глазах мама лежала на примятой траве абсолютно нагая, ее груди от тяжести расплылись в стороны, животик впал ниже выпирающих ребер, а курчавый кустик внизу живота кокетливо скрывал самое интересное. Зато мягкий взгляд матери, он сам по себе возбуждал больше всего, потому что осознавать, что мать подозревает о твоем присутствии и даже поощряет его, был весьма волнительным. Ее полуоткрытые чувственные губы слегка заметно шевелились и оказывали такое сильное, подсознательное воздействие, что у мальчишки затуманилось в глазах.

Вдруг Полина поднялась и первым делом натянула маечку, из-за чего на ней сразу выделились мокрые округлости, потом она встала и, поднимая по очереди ноги, надела трусы и следом джинсовые шорты. Юрка любил это движение, когда мама усиленно виляет широкими бедрами, чтобы преодолеть прочное сопротивление джинсовой материи на своей самой широкой части. Мальчишка замер и залп семени ударил в стену под окном, недолго наслаждаясь, он натянул шорты и за несколько опасных прыжков преодолел деревянную лестницу, чтобы первым оказаться за прилавком.