Пришла в компанию Москвы Одна большая шишка. Но не потеребишь, увы. При всех опасно слишком. — Харрасмент снова. Просто жуть.- В компании той слышал. — Уйметесь вы когда-нибудь? От вас съезжает крыша. И хватит этим отвлекать От нужной нам работы. Но слышал только он – Молчать! Командуешь, да кто ты? А ноги лишь раскинул раз И услыхал – Гаденыш! И множество нелестных фраз. Хоть ноги то всего лишь. — Ну надо же, какой нахал. Да это же менспрединг. На правила…
Жил-был себе Евпатий. Он Пати и Евпат. Его назвал так батя. Еще б назвал Евстрат. Семьей сын озабочен — До свадьбы был залет. Он выспаться так хочет И жизнь его не мед. Но не прошло и года – Рождается второй. А вот и три приплода. Реально он герой. Жена и пеньюарчик Не хочет надевать. Чтоб выглядеть поярче. Заслуженная мать. Ведь знает – никуда он Не свалит никогда. Живет она с удавом. Святая простота. Он муж-обеспеченец? Забудьте вы о том. Простой…
Давно Любовь Петровна, Засевши на посту Всех знает поголовно. С лекарствами в ладу. А практикантка Вера Интернов всех родней. О жизни в полной мере Болтает только с ней. Артур – ее коллега Ей симпатичен был. Но кинуться с разбега Ей не поможет пыл. Узнала бы больница, Но он о том молчок – Забыл он в светской львице От ручки колпачок. Он за Петровной бегал, Но пыл его остыл. На дружбу с ним надеясь, Та ходит тут и там. А скажет…
Вот и теперь, когда она шла с ним, услыхала от одной девахи в компании- Кого с женихи решило взять себе это пугало? Никогда не видела такого. — Эй, языки в задницу и пошли себе, пока не нарвались- пригрозил он им. — Хаха, они сделали вид, что не услышали! Ты молодец. Страшилки, чао! — помахала она им игриво. — Она что-то шепчет другой. — И правильно, нам не нужны подробности их болтовни. — Не понимаю, что этим тварям все не нравится….
Одна столичная мадам Была такая рева. Но мудрая не по годам. То Катя Пушкарева. Косметика для Кати – блажь. Ей подвиг и побриться. Ей 30 лет никак не дашь. И не слегка за 30. Ходила в бабкиных вещах, На парочку с мамашей. Видон ее совсем зачах. Но мать хотя бы старше. Но Катя видит море див, По улицам ходивши. Себе наряды запретив, Та стала ехать крышей. У модниц есть и декольте, И юбки – мини, макси… Она же персонаж три…
— Закрой-ка свой хлебальник.- Услышал, хоть молчал И жался вновь ботаник. Маразм опять крепчал. Устроили пенальти Ему одноклы те. Другие наблюдайте. До колик в животе. А если б он был в теле, То врезал бы с ноги. И так бы отметелил, Что вправил бы мозги. Спускали для забавы Порой ему штаны. И нет на них управы. Физ. данные важны. — Семейники в полоску И пятна на трусах. Ребятки, он обноски Напялил, ахахах. Он сох по чсвшной Особе, во запал. Он…
Веселья подошел зенит- Меняемся трусами. Чего начальник тормозит? Другие знают сами. И тот, боясь попасть на гнев, Решил как все, меняться. Своих трусов не пожалев, Стараясь не смущаться. А Милко вовсе не смущен, Трусы его надевши. Он был доволен, словно слон. Хоть дух белья не свежий. Ему же этот ритуал Пришелся не по вкусу. Свою частицу передал. Хоть с ним бери целуйся. Еще впридачу напоил Он чем-то гадким босса. Босс для него сейчас так мил. Напоминает мопса. А дальше взял…
Изабелла не купалась в роскоши, а совсем наоборот – в ее семье считали каждый цент и так день за днем. Поэтому она несказанно обрадовалась предложению богатой дамы, что жила в особняке, которая предложила ей убирать у себя « не слишком утруждаясь» за пропитание. Даже то, что она назвала ее Изи, не особо тогда насторожило милую особу с пышной копной и природным румянцем. А вместе с этим обладала прекрасными данными вообще – талия, плавно переходящая в расширяющуюся линию бедер, длинная шея,…
А после к Кате полетел. Все то уже достало. Терпению пришел предел. Его как ни бывало. И хоть обижена сейчас, Но помогла советом, Чтоб больше он к нему не вяз, Как попросил об этом. — И как давно он пристает?- — Не то, чтобы харассмент, Но строит глазки третий год. И пыл его не гаснет. — И ты не мог его послать, Раз сильно симпатичен? — Он голубой, вот так вот, Кать. К тому же истеричен. Он на особенных правах-…
Афромен же поссорился со своей пассией из-за какой-то ерунды, которая ему показалась не уместной с ее стороны. Ведь когда у нее закончились аргументы, она назвала его черноземом. А это, как казалось ей, был запрещенный прием. Как точка невозврата. Консерваторша Софья же пошла пожаловаться сокурснице на новые обстоятельства – он-то уменьшил член, и требует от нее уменьшить седушку. И говорила она с таким сожалением, что та поняла, что говорит она вовсе не про знакомую. А про себя и заявила – Запомни….