А я перестал убивать муравьёв (Пока что лишь крупных). И в стаде копытных фланировать львом почувствовал- глупо. Брошены камни, пора собирать их, скукожилось время. Бисер рассыпанный в строчки тетради и ждёт меня стремя Коня- Перевозчика вольноотпущеных над суетою. И под позвоночником ритмика глуше, как-то не строит. Кучера свиснем, с бесом в обнимку взмыв над церквями! Пахарь по жизни, может проклюнусь где с муравьями… ©PRO
Ласточонок. Глава 2. … Однако, «ширинка треснула» совсем не сразу, в предыдущем стихе я таки забежал вперёд. В ту мою пору в качестве эпиграфа можно привести старый анекдот: «– А ты дрочишь, или по бабам бегаешь? – Ну ты что?! Я женат!!! – Дык, потому и спрашиваю…» Когда живёшь более двух десятков лет размеренной семейной жизнью, да ещё параллельно кроме работы у тебя дома клумбы, стройка, вина и вояжи в «подшефные цеха», а тебе уже за 50, то в вечеру…
Иду тайгой, курю бамбук… Услышал сзади чей-то хрюк… Крутнулся – за моей спиной Вомбат! Он с мордой шерстяной, По пням, болотам, средь трухи Пёр на себе мешок бахил… (Беда с природою, ребяты: В тайге – с бахилами вомбаты!) Косил глазами, диковат, И в репяхах косматый зад, В слюне густая борода… Заочковал я: «Мне – пизда»… Схватил покрепче штык-лопату И резко уебал вомбата. Забрал с бахилами мешок И в дом сиротский поволок. Ещё в болотистую гать Свидетеля пришлось убрать: Средь конопляновой…
Ноктюрн Земля непрочь уснуть. Повисший взрыв заката окрасил пряди у лохматых облаков. И рельсы – пара струн, увитых тонким златом, укрыты пледом из туманных берегов. Колки слепых столбов настроены в миноре, смычком по проводам выводит ветер грусть. И перевёл вокзал отлив людского моря – колёсный перезвон, на кастаньетов хруст. Эстампами висят деревьев силуэты немой элегией ушедшим временам, и Кто-то, Ночь храня за облачным багетом, уже готов рассыпать звёзды – семена. Прищур багряных век – ноктюрн ночной природы Диминуэндо знак ослабит…
Guten abend, царица, радистка Кэт под прикрытием! Штырь Лец вышел на связь… …скинул форму эСэСа бусурманскую, обернулся Пронославом — мОлодцем и остался пред свет-зерцалом-ноутом в одних очках, в шлём вкованных. Но сокол его красноголовый любопытство начал проявлять рьяное, невзирая на стаж лётный. Пришлось зачехлить буяна одноглазого. А он, строптивец, ерычется по брюху, с хозяйской головой дружбу водить не хочет, бьётся клювом блестящим в клобучок — накидку, охоты соколиной вожделеет на Врата Жемчужные Волчицы Одинокой. Эх ты, гой еси, Русь —…
Волшебное Слово Исполинские стволы гледичий, ощерившись колючками, равнодушно подпирали тогда ещё высокое небо на углу Колхозной и Пионерского. Под ними лениво разлеглось пыльное, скучное сельское лето. За редким заборчиком с облупившейся краской собрались мы, питомцы средней группы детского садика. К ограде нас магически притянули золотые потные спины мощных нервных дядек с повязками из носовых платков на головах. Они мостили бутовым камнем дорогу в переулке. К разнородному стуку своих молотков каменщики иногда примешивали человеческие, но непонятные слова Тогда я впервые услышал…
Баллада о запахах Веет отечества дым духом ядрёной манды, но в истрепавшемся перце помнятся запахи детства: Садик, пропахший борщом с рыбьим /блядь/ жиром, ещё доски сортира и хлорка. Дед. Самокрутка с махоркой. Крыша — снопы камышей, куры и запах мышей. В речке дух прели — «муляки». Зорька. Рыбалка и раки. Школа. Сгорели все сказки: Вонь керосина и краски. Под «ароматом плацкарты» семечек запах из парты. Пахнет чернилом тетрадь… Вышел к соседке играть. Пасхи пекли из песка, пахла смолою доска… Ржавым…
…Давай пять копеек вставлю, согласен, брат? Давно побелел я, а ты ещё, братец, сер. И нА уши мне тут совсем бесполезно срать, Каким охуительным был этот Эссэсэр. Ну да, инкубатор, ты – винтик, ячейка, член. Учись и лечись на халяву, чему не рад? И всё решено за тебя, разве ж это – плен? А «Голос Америки» – это Иуда, гад! Забыто отжившее слово «купил». Достал! И очередь хоть за чем, – вечный дефицит. И песни про Лысого петь мало кто…
В конфетти листопада усталый парк, время тихих пастельных полутонов, и ему диссонансом сусальный фрак, самоварное золото куполов… А приход бьёт челом, но в кармане – нож, да за пазухой камень, и не один. Фарисейство разбойников и вельмож, пахнет серою ладан, о, Господи… Разливал елей, только вышел смог и Фортуною лярва: чёт – нечёт Дать гармонию миру Ты не смог, и свою сингулярность* чертит Чёрт. «Не убий»? Только бьёмся, из века– в кровь. Так и скачем из углей, да в полымя….
Г Р И Ш К А Звонки в дороге – обыденное дело, а когда мельком увидел, что звонит Колян, бывший одноклассник, вообще расплылся в улыбке… От непривычно печального и глухого голоса друга, машина как-то сама резко свернула на обочину со включёнными аварийками. — Юрик, ты наверно не знаешь… Александр Григорьевич умер… Рак… Я почему-то считал, что слёзы давно уже выплаканы все, но они всё падали и падали на руль крупными каплями детской обиды и какой-то невероятной несправедливости… Не помню, когда…