Интересно, с чего лучше всего начать рассказ о несчастной девичьей любви? Как влюбилась? Как страдала? Или с того, чем все это кончилось? Все ясно, как божий день. Влюбилась, как идиотка, потому что не в того и не тогда, когда надо. Страдала, как Иисус Христос. А кончилось это… Нет. Пожалуй, не кончилось. Я подозреваю, что чувство это— никчемная, жалкая, никому не нужная, но, тем не менее, Любовь, —будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.

В начале зимы или в конце осени, как Вам будет угодно, был у меня легкий роман с нашим местным «донжуаном». Наверное, от скуки или же потому, что мы все нуждаемся в том, чтобы нам в глаза говорили приятное. А он, как и полагается «донжуану», говорил. Кричал мне: «Что ты со мной делаешь?! Я тебя теперь никуда не отпущу…» При этом ни разу не пришел ко мне трезвый. При этом его друзья в общаге, куда он водил меня «на экскурсию», бесцеремонно оглядывали меня с ног до головы, подталкивая друг друга локтями и при мне же, но, как им казалось, «завуалированно», сравнивали меня с предыдущими его, «донжуана», жертвами. Зачем я все это терпела? Может, на долю секунды я поверила в его искренность. А вообще-то, мне было интересно, чем все это кончится и кто кого первым бросит.

Все наши «культпоходы» представляли один-единственный— в кинотеатр, на нашем первом свидании. А затем мы все чаще стали бывать по вечерам в «комке», где работал его лучший друг. Окружающие в процессе общения называли его почему-то Дэном, хотя на самом деле звали его даже не Денис, а совсем по-иному. Был Дэн высокий и худой, и в первый раз меня это ужаснуло— и его высота, и его худоба, просто невообразимые. Зеленые глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц смотрели дружелюбно, и это придавало мне уверенности. Я по натуре немного авантюристка (читая дальше, вы убедитесь в этом), Дэн же был авантюристом до мозга костей. Он был умен и хитер. Его невозможно было обмануть: слушая вашу ложь, он мог кивать головой, при этом уже зная правду— по вашим же глазам.

Сам он, пользуясь своей неотразимой улыбкой, был способен навешать вам на уши какой угодно сорт лапши. Плюс врожденная галантность при общении с дамами, какой бы окраски, сорта или калибра они ни были. Но это все при общении с людьми вообще, а частности— была у него еще одна черта характера. Для своих истинных друзей он мог расшибиться в лепешку, не жалея ни денег, ни времени, ни сил, и поэтому друзья у него были. И мой «донжуан», который и ввел меня в их круг, относил себя к их числу. Черт! Кажется, уже тогда я начала ему в этом завидовать… Ах, да, чуть не забыла упомянуть! Дэн был женат. Кольца он, правда, не носил, никто из нас ее ни разу не видел— его жену, но чисто теоретически она все же была и имела на него все права.

У меня такое чувство, словно все это происходило очень давно— пять, n лет назад. Но я чувствую и другое. Стоит теперь прийти зиме, и белому снегу раствориться в синем вечере, как у меня перед глазами встанет груда ящиков с бутылками из-под пива в крошечном, о восьми углах, железном домике с окошком, где то жарко, то холодно адски, но всегда нечем дышать из-за дыма сигарет. Крашен домик красно-коричневым, и на ночь окошко закрывается железными ставнями. А пока открыто, мы (все, кто поместится внутри) сидим на досках и дурим покупателей.

Это просто поразительно, как меняется образ мышления человека, когда он из потребителя превращается в продавца! Мы не вешаем ценники на сигареты, а называем цену, исходя из того, насколько человек трезв и насколько богато он одет. Мы сливаем газировку понемногу из каждой бутылки, очень хитрым способом, не повреждая заметно пробку. Мы вовсю пользуемся «казенными» зажигалками, ну и т. п. А в кассе постоянно нет мелочи, и поэтому очень часто покупателям сдача дается не полностью, но что ж поделать!

Здесь твердой рукой сворачивают головки бутылкам с вином (Дэн ценил только хорошее вино) в честь праздника, или же, напротив, если кому-то плохо, потому что, как я уже писала, Дэн такой человек: пусть лучше он задолжает хозяину палатки, но не откажет другу. А иногда хлопают пробки от шампанского: мы отмечаем первый снег, а потом уже и второй, и третий… И сладкая пена льется на пол, и волнами исходит тепло от обогревателя, и что-то показывает маленький телевизор, хотя его никто не смотрит, и как это здорово— сидеть рядом с Дэном, слышать его смех, изредка касаться его руки, принимая от него вновь наполненный шампанским пластмассовый стаканчик… Вам, возможно, все это покажется более чем прозаическим: сидят в палатке несколько даунов, пьют до щенячьего визга, да еще и ведут нечестную торговлю! Но, ручаюсь вам, тогда мне просто не приходили в голову подобные мысли. Меня захватила сама атмосфера, царящая там: «опасность, риск, смелые мужчины и красивые женщины». Подобную атмосферу умел создать Дэн, и, Боже, какие это были вечера!

Но все это длилось недолго. Я не выдержала и первой бросила своего «донжуана». Для меня это было естественно: так блекло он смотрелся в моих глазах на фоне Дэна, но он— он был ошеломлен! Кажется, я была первая девушка, осмелившаяся сама порвать с ним отношения. В любом случае, я ушла из их компании и осталась одна. Спустя некоторое время мне стало скучно, но, насмотревшись на своего бывшего приятеля, я не торопилась создавать отношения с кем-либо из парней. Я придумала другое. Идеалом в то время для меня, как вы уже догадались, был Дэн. И я решила полюбить этот идеал.

О самом Дэне, как о мужчине, я тогда не думала, да и думать не могла: слово «жена» было для меня границей, которой я даже не ощущала, так далеко от нее была. Но сам образ Дэна, его душа казались мне наиболее подходящими. Сначало это напоминало игру. Кистью своего богатого воображения я приукрасила все существующие достоинства Дэна и пририсовала множество несуществующих. Он стал для меня самым красивым, самым нежным, самым смелым и бесшабашным, словом, — «самым-самым». А затем я постепенно поверила, что все оно так и есть на самом деле. Я добилась, чего хотела, —пожалуй, я бы уже не смогла увлечься другим парнем, потому что была влюблена в Дэна по уши, при этом хладнокровно осознавая, что мне не светит ничего абсолютно.

Все свои стихи я посвящала ему. У него был белый шарф, и поэтому вид белого, медленно падающего снега доводил меня до состояния экстаза. Я купила себе флакон мужской туалетной воды— его запах— и с трепетом вдыхала его перед сном. Таким образом я создала целый культ, а сам Дэн— он стал для меня почти что Богом, сам не шевельнув для этого ни пальцем, забавно, правда? Сталкиваясь с человечекой подлостью, корыстолюбием и предательством, я постоянно думала, что вот Дэн— он никогда бы так не поступил. Так продолжалось всю зиму.

Пришла весна. До сих пор с содроганием вспоминаю слепые, жгучие, солнечные и безысходные дни марта. Кровь моя— эта плазма, застывшая на зиму в устьях заледенелых вен, начала оттаивать и все быстрее бежала по жилам. Тело требовало своего. Но мне нечего было дать ему. Душа любила другую душу, или, вернее, ее иллюзорное подобие— вот и все, чем я обладала. Только тогда, весной, я осознала, насколько бесполезна и разрушительна моя Любовь к Дэну. Что же, я попыталась «вылечиться», забыть его и жить, как все нормальные люди. Но мне это не удалось. Как алкоголик, ежедневно тянущийся к бутылке, я, закрыв глаза, устремлялась к нему, в сладкий плен его неосязаемых рук. Это было неизлечимо. И я сходила с ума. Но даже тогда мне и в голову не пришло явиться к нему «с повинной» и поведать о том, что он, мол, так и так, для меня вроде Боженьки, и пусть теперь как знает, так и выкручивается. Нет, я бы ни за что не пошла к нему (еще натолкнулась бы на жену). Но он пришел сам.

Дэн пришел вечером, меня не было дома, и он минут сорок ждал меня во дворе, в беседке. Увидев его, я опешила: почему он здесь? По всем законам человеческого сосуществования, он не должен был

помнить меня, знать мой адрес, желать меня увидеть… А Дэн между тем взял меня за руку и повел («А куда мы идем?»— «Ко мне домой». — «А зачем?»— «Составишь мне компанию»), и мы пришли к нему домой. Вам уже ясно, зачем, да? А мне, ручаюсь, тогда еще ничего не было ясно. Я шла и думала, что это какая-то ошибка, недоразумение, или же Бог— настоящий— услышал мои молитвы; в любом случае, вот я— у него дома, я разговариваю с ним, он рассказывает мне о себе, и больше мне уже ничего не надо, мне и этого хватит, чтобы вспоминать всю оставшуюся жизнь…

Мы пили чай с клубничным вареньем, слушали музыку. Домашняя, уютная обстановка, словно он— мой муж и только что пришел с работы. Это было странно, но это было хорошо. В голове стоял туман. Помню, я подошла к окну, хотя снаружи к стеклу намертво прилипла темнота, и лишь где-то вдали сверкали огни шоссе. Дэн тоже встал— сзади меня, и вдруг, между прочим, положил руки мне на плечи. Это было первое его прикосновение ко мне и, как я была уверена, случайное, чисто «дружеское». Однако по моей спине поползли мурашки.

Я замерла, как ребенок, боявшийся спугнуть бабочку с цветка, и чужим голосом поспешно начала говорить что-то, чтобы он не услышал биение моего сердца. Но Дэн не дослушал меня. Он мягко развернул меня лицом к себе и поцеловал. Когда губы его коснулись моих губ, ноги мои подогнулись, и ему пришлось подхватить меня на руки, иначе я просто упала бы на пол…

Утром, лежа рядом с ним, спящим, я глядела на свет, сочившийся сквозь белые занавески, и пыталась осознать свое Счастье. Оно было слишком легким и слишком огромным, чтобы уместиться в моей груди. Для него была мала даже комната! Весенние золотые лучи прыгали по розовой стене. Они-то, наверное, и разбудили Дэна. И тут произошло что-то страшное. Счастье мое, еще миг назад такое реальное, стало улетучиваться, свертываться, испаряться на моих глазах, и вот— съежилось до размеров самой маленькой точки на потолке. Утренний Дэн отличался от вчерашнего, вечернего Дэна. Мы снова пили чай, но при этом он глядел «сквозь меня», слушал невнимательно, а я, лишенная вечерней косметики и его же поддержки, чувствовала себя ужасно. Но, тем не менее, он проводил меня до дома и обещал зайти еще. О, зачем он это обещал?! Дни потекли снова, но это были другие дни— не отчаянной безысходности, а веры и надежды, да, несмотря ни на что, —веры!»Он придет сегодня вечером или завтра, а уж если не завтра— то послезавтра точно, ведь обещал же!»

И он пришел. Через две недели. С другом. С каким-то незнакомым мне нагловатым парнем, был настолько чужим и холодным, словно старался сделать все, чтобы оттолкнуть меня от себя, а парень, напротив, сразу же стал проявлять ко мне повышенный интерес, с молчаливого согласия Дэна… Все это было омерзительно, я убежала домой. Больше Дэн не приходил. Но я, как ни странно, простила ему это. Для меня даже не возникло этого вопроса— «прощать— не прощать», потому что все поступки Дэна продолжали оставаться для меня правильными, и раз он сделал то, что он сделал, —значит, так надо. Уже тогда я поняла, что смогу простить ему все.

Но меня интересовал один вопрос: почему? Почему он пришел ко мне тогда вечером, ведь общались мы с ним давно, не очень долго, и, тем более, он не мог знать, где я живу. Зачем ему была нужна ночь со мной— именно со мной, и именно одна-единственная ночь? И к чему весь этот глупый фарс после, когда Дэн хотел предстать передо мною в грязи, и ею же вымазать и меня? Откуда все это?

О, я узнала ответ. Когда это нужно, я умею добывать информацию. Все оказалось так просто! Каким-то образом мой экс-приятель, мой покинутый «донжуан» узнал о моей слабости, и эта слабость показалась ему удачей— он жаждал мести. Дэн задолжал ему большую сумму денег. Мой «друг» сказал, что готов простить ему все долги, если тот разыграет маленький спектакль. Дэн с радостью согласился— ему это ничего не стоило…

Как я пережила это? Не знаю. Я не хотела жить— мир для меня стал черно-белым, рамки его сузились до пределов моей комнаты, потому что я не могла никого видеть и не могла никуда выходить. Но и тогда— даже тогда— я ненавидела лютой ненавистью себя, моего «друга», окружающих, высшую силу, которая не вмешалась в происходящее, словом— кого угодно, но не Дэна. Я не могла его ненавидеть. Просто я старалась привыкнуть к мысли, что больше он ко мне не придет, и никак не могла привыкнуть к этому. Однажды я наглоталась таблеток. Меня спас звонок в дверь: уже на немеющих ногах я поплелась открывать— со слабой надеждой, что, может быть, это он… Но это была подруга, которая тут же вызвала «скорую».

Прошло время. Я живу и, как всякая симпатичная девчонка, встречаюсь с парнями, могу даже увлечься кем-то из них. Дэна я не видела очень давно, но, говорят, его посадили в тюрьму за воровство. Когда его выпустят— не знаю. Но знаю другое: если он придет ко мне, я смогу бросить все, чем буду обладать к тому времени, и пойду за ним, потому что Любовь моя— сильнее меня. Других «черных пятен» у меня нет. Вот и вся история.

Без подписи и без надежды на счастье.

http://аxеl.uаic.nеt/tеtе-а-tеtе/istоrii/ этот эротический расказ здесь.

Кстати, как правильно эротический рассказ или еротический расказ?