Телефонный звонок оторвал меня от телевизора. Бросая через плечо тоскливые взгляды на экран, я поплелся в коридор к аппарату. Звонила Татьяна Васильевна, одинокая пожилая соседка снизу. После дежурных фраз о делах и здоровье Татьяна Васильевна осведомилась, не найдется ли у молодого человека полчаса свободного времени, чтобы навестить ее в связи с неким не терпящим отлагательства делом.

«Ну конечно же найдется, куда ему, молодому человеку, деваться…»

Через десять минут я звонил в дверь этажом ниже. Татьяна Васильевна открыла мне и сразу же затараторила о немыслимых ценах на сливочное масло, о скудной пенсии, а тут, мол, еще одна напасть. Взрослые дети Татьяны Васильевны поехали из своего Заполярья в отпуск на море, а ей в Москву на целый месяц подкинули свою дочку Наташу. С этими словами мы прошли в комнату, где на тахте сидело юное создание лет эдак четырнадцати-пятнадцати и с видимой неприязнью смотрело в нашу сторону. На девушке был надет свободный светлый свитер и короткая клетчатая юбочка. Длинные светлые волосы свободно опускались на плечи.

Я поздоровался. Наташа не ответила, демонстративно отвела взгляд в сторону и закинула ногу за ногу. Черные колготки издали при этом такое знакомое всем мужчинам характерное шуршание. Несколько озадаченный таким приемом, я вновь повернулся к Татьяне Васильевне. Бабушка же продолжала очень эмоционально, но многосложно и путано объяснять мне что-то. Чтобы понять, ради чего меня все-таки оторвали от телевизора, мне пришлось долго вслушиваться в монолог моей соседки, обильно сдобренный ссылками на тяжелые времена и апелляцией к несознательной молодежи. Все это время Наташа просидела спиной к нам и только ее поза, полная напряжения, выдавала, что наш разговор ей не безразличен.

Суть же соседкиной просьбы сводилась к следующему. То ли из-за тяжелого климата Заполярья, то ли переходного возраста а, может, и по какой другой причине у Наташи начались проблемы со здоровьем. Родители водили девочку по врачам и обследованиям, клали в санаторий и кормили свежими фруктами. В последние годы недомогания отступили, но врачи все равно строго-настрого наказали внимательно смотреть за дочкой и при малейших шалостях ее юного организма немедленно принимать меры. Особенно было велено следить за температурой, давлением, цветом мочи и регулярностью посещения туалета. И надо же неприятностям начаться именно сейчас, когда родители в отъезде! То ли сказался переезд, то ли непривычная еда— Татьяна Васильевна терялась в догадках.

Одним словом, Наташа уже четвертый день «не имела стула». Слабительные, как и всякая другая «химия», продолжала сетовать моя соседка, ей без консультации с ее врачом категорически запрещены. Поскольку дальше ждать нельзя, по мнению бабушки, оставалось одно средство— клизма. Вот за этим она мне и позвонила, т. к. рассудила, что моя профессия, хоть и не врачебная, но вполне подходящая для такого случая (я работаю микробиологом в районной СЭС и тоже иногда ношу белый лабораторный халат).

Сама же Татьяна Васильевна никогда таких процедур не проводила и опасается «чего-нибудь не так сделать». На этих ее словах внучкино терпение лопнуло, она быстро встала и, бросив бабушке в лицо несколько резких фраз, касающихся старшего поколения вообще и ее нежелания подчиняться никому в отсутствие родителей в частности, вышла в соседнюю комнату, захлопнув за собой дверь. Татьяна Васильевна подхватилась и, часто извиняясь передо мной, заскочила вслед за внучкой. Из-за закрытой двери долго был слышен их диалог на весьма повышенных тонах. Время шло. Судя по всему, к согласию дело не двигалось— до моего слуха доносились, то визгливые с завываниями интонации бабушки, то резкие но твердые ответы ее внучки. Я стал терять терпение, когда дверь вдруг резко распахнулась и на пороге появилась Татьяна Васильевна. Она тащила за руку упирающуюся Наташу. Волосы девушки в этой схватке растрепались, свитер сполз на одно плечо а сама она была готова разреветься.

—Если ты сейчас же не дашь дяде Сергею (это, видимо, мне) поставить тебе клизму, —орала бабушка, —я немедленно вызываю неотложку и сдаю тебя в больницу. Не хочу я на старости лет отвечать перед твоими родителями.

—Да я лучше с балкона спрыгну, —парировала Наташа. —И не смей ко мне больше прикасаться!

Положение мое становилось дурацким до крайности. К тому же, Наташа все же не вытерпела натиска своей бабушки и навзрыд расплакалась, продолжая однако твердо стоять на своей несгибаемой позиции: «без родителей она ничего делать не собирается и никому ничего делать не позволит».

«Вот уж, «— думаю, — «хватит с меня!»

Ядовито пожелав Татьяне Васильевне удачно решить ее семейные проблемы и, не попрощавшись, я поднялся к себе наверх.

Не выключенный телевизор продолжал бубнить что-то о выборах и курсе валют, но я почему-то никак не мог сосредоточиться на словах диктора. Этот незначительный эпизод странным образом взволновал меня, довольно взрослого мужчину, много повидавшего и пережившего. Казалось бы, пытался урезонить я сам себя, дело ведь совершенно повседневное и бытовое. К тому же и закончилось уже, даже не успев начаться. Подумаешь, у соседкиной внучки какие-то медицинские проблемы. До и понятно, что Татьяна Васильевна по старой памяти пригласила меня помочь. Кажется, лет n тому назад меня уже звали как-то в эту семью переводить с французского описание к какому-то импортному лекарству для Наташи. Дело житейское. Как я однако не старался, вспомнить, как выглядела девочка n лет назад, так и не смог. Зато навязчиво мелькали в голове то съехавший на сторону свитерок, то клетчатая юбчонка, то круглые коленки в черных колготках. И черт знает, какие мысли лезли в голову! Я заметил, что руки у меня похолодели и немного дрожат. Помимо своей воли я стал вслушиваться в звуки из соседней квартиры. Но было тихо…

Прошло больше часа, когда в дверь позвонили. Я открыл. На пороге стояла Наташа. Лицо ее заметно припухло от слез, но она уже не плакала.

—Можно? —еле слышно спросила она.

Я молча отошел в сторону, и девушка прошла в прихожую.

—Дядя Сережа, —тихо, дрожащими губами сказала Наташа, —я согласна, я не хочу в больницу.

С этими словами девушка протянула мне полиэтиленовую сумку, которую до этого сжимала в руках. В сумке оказалась старенькая детская клизма: резиновая груша с довольно однако длинным и толстым наконечником из черного эбонита и тюбик с душистым вазелином. Я жестом пригласил Наташу пройти в комнату и пошел следом, стараясь унять вновь вспыхнувшее волнение. Чтобы она не заметила, что пыльцы мои дрожат, руки я засунул в карманы джинсов. Наташа присела на самый краешек тахты, я остался стоять рядом, не зная, с чего начать. Первой прервала затянувшуюся паузу Наташа.

—Дядя Сережа, только сделайте все не больно, —голос ее дрожал еще сильнее, губы почти не слушались. Она подняла на меня свои большие серые глаза и я увидел, что в них снова навернулись слезы.

—Не бойся, это будет совсем не больно, —я старался говорить спокойным будничным голосом. —Тебе надо будет только слушаться меня и делать, что я скажу. Ты ведь уже взрослая девушка, тебе не придется все объяснять дважды.

—Что я должна делать?

—Пока ничего. Подожди, я должен все приготовить.

Похоже, мне нужен был тайм-аут, чтобы собраться с мыслями и немного успокоиться. Не хватало еще, чтобы моя соседка заметила, до какой степени меня возбудила эта ситуация. Я должен остаться в ее глазах умудренным опытом 40-летним дядей, который с видимой досадой отрывается от важных дел, чтобы заняться с ней скучной но необходимой процедурой. Оставив Натушу одну, я вышел в кухню.

«Понадобится, видимо, большая клеенка и емкость для воды», —пытался я собраться с мыслями. — «вот этой трехлитровой банки должно хватить».

Старая клеенка отыскалась в кухонном шкафу. После чаепития осталось полчайника чуть теплой кипяченой воды. Я перелил ее в банку— оказалось около двух литров.

С клеенкой и банкой я направился в спальню. Когда я проходил через гостиную, краем глаза заметил, что Наташа сидит по-прежнему на краю тахты, опустив голову. На меня она даже не взглянула. Я зажег в спальной свет, расстелил клеенку на кровати, а банку с водой поставил рядом на пол. Клизма и вазелин стояли на прикроватной тумбочке. На всякий случай я положил рядом несколько чистых салфеток. Потом еще раз оглядел свое «хозяйство» и нашел, что все готово.

Ситуация в гостиной за это время совершенно не изменилась— моя гостья сидела неподвижно и смотрела вниз перд собой.

—Наташа, —позвал я.

Девушка подняла голову, встала и, тяжело вздохнув, пошла в сторону спальни. Увидев приготовленные и разложенные на тумбочке предметы, она вздрогнула и молча снизу вверх вопросительно посмотрела на меня.

—Раздевайся и ничего не бойся, дурочка, —попытался приободрить я ее.

Наташа подошла к кровати и, стоя ко мне спиной, стянула через голову свитерок. Под ним оказалась тонкая голубая маечка.

Потом, вздрагивая и оглядываясь на меня через плечо, она расстегнула молнию и спустила юбку. Явно оттягивая неприятный момент, моя соседка стала аккуратно расправлять снятую одежду и развешивать ее на спинке стула. Я терпеливо ждал. Закончив, Наташа развернулась ко мне и замерла в нерешительности. Вид смущенной полуподростка-полудевушки в легкой ничего не скрывающей маечке и черных колготках, сквозь которые просвечивали трусики, мог свезти с ума кого угодно. Я собрался с силами, облизнул внезапно пересохшие губы и попытался изобразить на своем лице подобие отеческой улыбки, означавшей: «Ну давай, девочка, не стесняйся». Улыбка возымела действие и Наташа дрожащими руками стала стягивать колготки. На этом, однако, решимость девушки закончилась.

—Ложись, Наташа, —я кивком головы указал на кровать.

Девушка села на край а потом легла на спину, вздрагивая от прикосновения холодной клеенки к голым ногам. Я присел рядом на корточки и стал набирать в грушу воду из банки. Наташа, не отрываясь, следила за тем, как постепенно наполняется клизма.

Когда груша, наполнившись, расправилась, она закрыла лицо руками и отвернулась.

—Дядя Сережа, —услышал я, —подождите, пожалуйста, немного. Я должна приготовиться, я не могу так сразу. Мне еще никто никогда…

Некоторое время девушка лежала неподвижно. Через пару минут она перевернулась на живот и буркнула в подушку: «Начинайте».

—Нет Наташа, тебе надо лечь на бок, —объяснил я.

Она повернулась на бок спиной ко мне. Я стал потихоньку за резинку стягивать с нее трусики. Они не поддавались.

—Наташа! —строгим голосом сказал я и она приподнялась, давая мне стянуть трусики до колен.

—Теперь подожми, пожалуйста, коленки к животу, —продолжал руководить я. Девушка чуть согнула коленки, скорее обозначив выполнение моей просьбы.

—Нет, девочка, подожми сильнее, постарайся к самому животику.

Моя юная пациентка откликнулась на ласковый тон и согнула ножки. Я открыл тюбик с вазелином. Его запах моментально заполнил комнату.

—Ой, только не больно, пожалуйста, —опять попросила Наташа.

—Не бойся, —я выдавил немного вазелина на указательный палец правой руки а левой попытался раздвинуть ягодицы девушки. От моего прикосновения к своей попке, Наташа вздрогнула, напряглась и со всей силой сжала ягодицы.

—Нет, Наташа, так у нас с тобой ничего не получится, —начал увещевать я, —ты должна совсем расслабится. Тогда ты ничего даже не почувствуешь. Ну, будь умницей…

Девушка немного расслабилась, и я осторожно раздвинул ей ягодицы. Потом нежными движениями стал смазывать вазелином вокруг ее розового колечка, обрамляющего анальное отверстие. Наташа заойкала и перевернулась на живот.

—Дурочка, перестань. Мне же надо все как следует смазать, чтобы тебе было потом больно. Ложись, пожалуйста, обратно. Я немного смажу тебе только самый вход в попку, ты практически ничего не почувствуешь а, если будет немного неприятно, ты уж потерпи.

Наташа взглянула на меня через плечо с некоторым недоверием но к краю кровати подвинулась и повернулась на бок.

—Подожми, пожалуйста, поплотней коленки.

Я выдавил на палец еще одну порцию вазелина. Девушка уже не сжималась и я легко развел ей ягодицы. Смазав еще немного вокруг ануса, я медленно ввел палец на пару сантиметров в отверстие.

—Ой! Больно, больно! —вскрикнула пациентка и выгнулась.

—Наташа! Не придумывай! Ничего не больно! Ты сама себя пугаешь. Ты должна взять себя в руки. Лежи теперь, пожалуйста, спокойно. У тебя все аккуратно смазано. Расслабься и ничего не бойся.

Я вытер палец приготовленной салфеткой. Особенно уже не церемонясь, я подвинул девушку к краю кровати и согнул ей в коленях ноги. Затем взял полную уже клизму и, обильно смазав наконечник вазелином, выпустил из нее лишний воздух. Широко раздвинув своей пациентке ягодицы, я приставил наконечник к анальному отверстию. Наташа непроизвольно сжалась и захныкала. Прилагать усилия я опасался и наконечник остался наружи.

—Наташа, пожалуйста, расслабь попку. У нас так ничего не выйдет, —начал было я, но девушка продолжала напрягаться.

—Попробуй глубоко-глубоко подышать животиком.

Наташа перестала хныкать и сделала несколько глубоких вдохов. Наконечник легко скользнул внутрь примерно на треть своей длины.

—Ай, —снова попыталась было сжаться девушка, но черная эбонитовая трубка уже входила в нее.

Когда наконечник вошел наполовину и слегка уперся во что-то, я осторожно покрутил его в разные стороны, и он легко и свободно вошел полностью. Девушка лежала неподвижно и только глубоко дышала. Я сжал грушу и вода, сначала медленно и с видимым усилием, а потом заметно быстрее потекла внутрь. Пациентка снова захныкала, но я не обращал уже на это внимания. Когда клизма опустела, я осторожно вытащил ее и стал набирать воду снова. Наташа попыталась встать, но я удержал ее.

—Ой, дядя Сережа, пожалуйста, хватит, —запричитала она, —не надо больше.

—Да что ты, Наташа. Мы же только начали. Ты посмотри, это ведь детская клизма, а ты— взрослая уже барышня. Тебе одной такой клизмы абсолютно недостаточно. Давай, ложись обратно, коленки к животику, расслабься и дыши хорошенько.

Второй и третий раз процедура прошла спокойнее. Наташа терпела и не напрягалась, пока я вставлял ей длинный наконечник, и только частое дыхание говорило о том, что ей дается это не просто. Перед четвертой клизмой вода уже стала, видимо, переполнять мою пациентку. Когда я очередной раз раздвигал ее ягодицы и осторожно вводил эбонитовую трубочку, из отверстия вытекла небольшая струйка воды. На пятой клизме Наташа заойкала.

—Дядя Сережа, я не могу больше, мне надо в туалет.

—Потерпи, эта будет последняя, —я надавил на грушу и выпустил все ее содержимое в девушку, —Теперь тебе надо спокойно полежать минут десять-пятнадцать. Я пока все уберу.

Собрав инструменты в пакетик, я вышел из спальни. Через десять минут Наташа проскочила мимо меня в уборную. После шума унитаза я услышал, что она принимает душ. Прошло не менее получаса, пока она не вышла из ванной. Моя юная соседка была уже одета и молча стояла на пороге гостиной. Я встал, чтобы проводить ее. Наташа взглянула на меня и мне показалось, что она чуть-чуть улыбнулась. Когда мы вышли в прихожую, девушка остановилась и повернулась ко мне лицом.

—Спасибо, дядя Сережа, мне было ни чуточки не больно, —сказала и неожиданно протянула мне знакомый пакетик с клизмой и вазелином, —можно это пока полежит у вас? Я, наверное, приду к вам завтра снова…