Даже зажигательный ритм фильма «Мортал комбат» в три часа ночи только убаюкивал, и я совсем уж собрался ложиться в постель, когда в коридоре раздалась трель телефона. Придумывая на ходу замысловатые, исключительно матерные, словесные конструкции, я встал с кресла.

—Алло?

—Петь, это ты?

Как далеко можно послать лучшего друга в такое время? Но уж больно испуганным казался его голос.

—Да, Вадик, это я.

—Можно я к тебе сейчас приеду? Дело жизни и смерти.

Час от часу не легче.

—Что, приведения замучили? —Пошутил я. Владик, представитель вымирающего класса «новых» русских, жил в какой-то из старинных усадеб Подмосковья.

—Почти угадал, —раздался нервный смешок. —Или я сейчас отсюда уеду, или утром сюда приедет карета из психушки. А то и из морга.

—Через сколько будешь?

—Пятнадцать минут, не больше.

С той стороны повесили трубку. Сон как рукой сняло. Я вернулся в комнату и рухнул обратно в кресло. Для того чтобы прочувствовать мою ситуацию в тот момент, надо было знать Владика. Он, прошедший огонь и воду 90-х, бывший спортсмен, презирающий налоговиков и постовых, мог испугаться только боевой единицы от полка и выше. Как человек сугубо мирный, нашедший себе прибежище в среднем слое общества в качестве банковского служащего я очень беспокоился относительного того, что может привести на «хвосте» мой товарищ.

Когда раздался звонок в дверь, я первым делом посмотрел в глазок. За спиной Влада лестничная площадка и пролеты лестниц были пусты. Мое напряжение относительно ФСБ и бандитов несколько спало, и я открыл замки. Не похожий сам на себя, белый как мел, в разодранной на спине и плечах толстенной кожаной куртке, он ворвался в коридор и в два прыжка скрылся в гостиной. Закрыв дверь на все замки, чего никогда еще не делал, я двинулся за ним.

«Нувориш» сидел и пил пиво как воду, тратя на каждую бутылку, стоявшую на столике, не больше десяти секунд. После третьей он остановился, чтобы отдышаться. Сбивчиво, мутнея на глазах от выпитой «Балтики», то и дело срываясь на истерический смех, тот самый, что я слышал по телефону, он начал рассказывать.

—Все началось позавчера. Вернулся я с работы. Ну, пятница, с пацанами, то есть коллегами, посидели… Поэтому и подумал вначале: глюк, галлюцинация…

Наткнувшись на мой непонимающий взгляд, начал рассказывать подробнее.

—Приехал я домой, сел за телевизор. Какой-то музыкальный канал, Глюкоза пела, потом эта, как ее, а потом включили какой-то мультфильм дурной, японский.

Он всхлипнул.

—Смотрю, значит, потихоньку проникаюсь, сопереживать начал, после водочки-то с пивком… И вдруг слышу, за спиной какое-то бряцание. Оглянулся, а там, мать вашу, главная героиня, ну точь-в-точь как на экране— в кожу перетянута с ног до головы, оружием обвешена, сиськи с мою голову, здоровые такие, как шары из кегельбана. И, главное, непонимающе так головой крутит, как будто здорово растерялась. Как меня разглядела, тут же ножичек свой выхватила и в атаку. Но я же не курица, чтобы ножа испугаться. Перехватил запястье, ударил ладонью по локтю, ущемил нерв, —машинально продемонстрировал он мне, —захватил шею болевым… Ну, она и заверещала, как поросенок. А сама живая, теплая, как настоящая, даром что рисованная… И кричит не по-нашему, а как в телевизоре.

Видимо, он подошел к критическому моменту своей истории, потому что не глядя взял и закурил сразу две сигареты.

—Ну, думаю, допился. Ну и черт с ним, как в бреду нашел скотч, связал ее, рот заклеил, решил как в «Чародеях»: «К утру развеется!». А вот и не развеялась!

Я утром уже оделся, настроение такое отличное, и думать уже забыл о вчерашнем, подумаешь, глюконуло, с кем не бывает… А потом, на всякий случай, зашел в комнату, куда ее ночью отнес.

Тут банку пива открыл уже я, и освежил в памяти номер психдиспансера. Так, на всякий случай.

—Но настроение у нее к утру переменилось круто, знаешь ли. Вся такая ласковая стала из себя. Извивается, как змея, глазки строит. Ну, я ее и развязал. Сначала, конечно, все острое снял с нее, подальше отнес, а руки отдельно связал. Она ко мне, лижется, целуется, трется… Ну что я, не мужик что ли, в конце-то концов!

Последнюю фразу он проревел, вскочил зачем-то на ноги, пошатнулся, и упал обратно на диван— алкоголь есть алкоголь. Я же, воспользовавшись паузой, открыл вторую бутылку пива.

—Что тут рассказывать… Раздевалась она так, как ни одной стриптизерше не снилось. Опрокинула меня на спину, да еще так легко, молнию на брюках голыми руками разорвала! А когда я в нее вошел, так мышцами своими заработала, я аж заржал! А потом, —он неожиданно перешел на свистящий шепот. —Она меняться начала…

Мне показалось, что у Владика, при одном воспоминании об этом, вымышленном или реальном, событии, на голове зашевелились волосы. Попытался пошутить:

—Ну да, —выдавил я из себя. —Это же аниме, там же сплошные оборотни и ведьмы. —Расскажешь кому-нибудь еще. Врагу такого не пожелаю увидеть. Язык раздвоился, позеленел, когти себе стальные, что ли отрастила, видишь, что с курткой сделала! Хвостом своим змеиным мои ноги обвила— от этого я вообще чуть было не скопытился. И ебет меня не переставая. Когтями к моему горлу подбирается, глаза желтыми стали, зрачки в точку сжались, разгораются, как фонари. И тут я и спустил.

Повесив голову, он исподлобья посмотрел на меня, ожидая реакции. Не дождавшись ее, в очередной раз дико захохотал. Его забила крупная дрожь.

—Поним-м-маешь, и больно, и страшно, а приятно ведь, черт подери! А она только этого, должно быть, и ждала. Когтями уже шеи моей коснулась и вдруг раз— и нету ее! Я после этого целый день с закрытыми глазами пролежал, от шорохов вздрагивал. Какие только обещания перед Богом не давал: и с женщинами общаться зарекался, и пить…

Он с вздохом посмотрел на ряд пустых бутылок.

—Но вроде все было спокойно. Вечером осторожно телевизор включил. Как белый человек, заранее программу посмотрел, чтобы без ужасов фильм был.

—И что включил? —Спросил я.

— «Трех мушкетеров», —выдохнул он.

—И…

—Я на этот раз настороже был, к себе внимательно прислушивался. Вдруг что-то как будто в затылок кольнуло, ледяная иголка, или вроде того…

До этого момента я казался себе олицетворением спокойствия и здравого смысла. Из коридора донеслось бряцанием металла о металл.

—Она здесь!!! —Вадик рванулся в коридор, я побежал за ним.

Шум борьбы, треск рвущейся одежды, грохот падающих вешалок. Я щелкнул выключателем. Влад сидел верхом на стройной белокурой девице, зашнурованной в кожаные штаны и куртку, на ногах— сапоги с ботфортами. Она повернулась ко мне перекошенным от ярости лицом, и я узрел Людмилу Степановну Гурченко в ее лучшие годы. Кричала она что-то непонятное и, похоже, по— французки.

—Заткни ее чем-нибудь, Петя! —Вадик крепко держал ее руки, усевшись к ней на задницу.

Я вытащил из тумбочки скотч, и мы сообща заклеили ее рот, связали по рукам и ногам.

—И что теперь? —Я чувствовал, что от моего спокойствия не осталось и следа.

«Схожу с ума», —пришло вдруг в голову.

—Что, что… Еби ее.

—Чего?!

—Ну, я же тебе все рассказал, господин банкир, —с иронией произнес Владик.

Он заметно успокоился, видимо, от осознания собственной нормальности. Ведь я видел тоже, что и он, это давало надежду.

—Я КОНЧИЛ, И ОНА ИСЧЕЗЛА! Я бы и сам ей сейчас, но, сам понимаешь, не в той кондиции.

Не знаю, как в те времена завязывались штаны— Вадим просто разорвал все кожаные ремешки. Сказать, что Миледи сопротивлялась этому, значит, ничего не сказать. В конце концов, мой порядком разозлившийся друг прикрутил ее запястья к коленям. Стянув ее штаны, он обнажил ее попку, прикрытую кружевными трусиками. Ну, Миледи, модница, чтоб ее…

—Твоя очередь, —сказал он мне. —Не буду мешать, пойду, покурю на лестницу.

Желания не было ни на грош. Однако безвыходность положения обязывала. Я шлепнул ее. Хорошая, упругая задница… как настоящая. Экс-Гурченко опять что-то замычала. Я продолжил мять ее, и потихоньку начал возбуждаться. Быстро разделся ниже пояса и, спустив ее трусики, прислонил к ее щелочке своего петуха. Она аж затряслась вся. Засунул я ей четко и быстро, что уж тут тянуть. Раз-два-три, вошел в ритм, она даже подмахивать начала. Правильно, ебут— расслабься и получай удовольствие. Накатило очень быстро, результат сказался немедленно. Мгновение назад я держал ее за бедра. И вот уже обнимаю воздух и спускаю прямо на ковер. Вытерев следы и одевшись, я зашел в комнату взять пива и выключить телевизор— между Владиком и телевидением, похоже, прочно установилась какая-то загадочная связь. Ладно еще, если следующей с голубого экрана сойдет принцесса Китана, а если выпрыгнет Горо? Я содрогнулся от одной мысли об этом. Выйдя к лифту, я увидел «нувориша», привалившегося к стене. Он мирно спал. В одиночестве я допил банку пива, без зазрения совести обокрал его на две «Мальборо» и потащил его, вяло сопротивляющегося, назад на диван.