Шантаж мамы. Часть 14
Навязчивый звук будильника разбудил меня в 8:30 утра. Умывшись и позавтракав, я тут же поехал назад в тот дом. Где-то в начале 11 я уже звонил в дверь. Открыл её один из парней и, лениво поздоровавшись, впустил меня внутрь. С порога я моментально услышал знакомые стоны. «Ну, никто и не сомневался», — подумал я и пошёл на звук. Стоны были слышны из гостевой комнаты и я направился туда. Едва туда заглянув, сразу стали ясны причины издаваемых мамой стонов. Она стояла около стены на одной ноге, вторая была связана в колене без возможности разогнуть, руки были завязаны за спиной, глаза так же были завязаны, а рот заклеен скотчем. Помимо всего прочего, её волосы были привязаны к крючку на потолке туго натянутой верёвкой, чтобы мама не могла отойти от стены или опуститься и дать ноге отдохнуть. Повязка на глазах была вся в слезах и часть из них уже сочилась по щекам. Рот был заклеен не настолько туго, чтобы она совсем не могла его открыть, поэтому иногда через скотч прорывались жалобные и даже вполне отчётливые мольбы её отпустить. Нога у мамы явно начинала затекать, ибо она как могла её подгибала и пыталась минимально менять положение, но привязанные к потолку волосы не давали ей этого нормально сделать, удерживая её на месте. Я не сразу заметил, но волосы, лицо, живот и ещё некоторые части тела были покрыты всё ещё свежей спермой, по ногам так она и вовсе активно стекала, очевидно, вытекая из попки и влагалища. «Надеюсь, они ей хотя бы выспаться нормально дали, иначе ещё один такой день и уж тем более несколько, она точно не переживёт».
Найдя глазами малого, я подошёл к нему и спросил:
— Долго она так стоит?
— Опять за мамочку душа болит? Сучка всего от силы минут 15 в таком положении.
— А за что её так?
— За всё хорошее, блять! Не донимай! Я захотел и связал. Захочу, вообще нахуй на весь день её оставлю, если доёбывать будешь!
«Что-то он сегодня явно не в духе», — подумал я и уже хотел от него отойти, как малой опять заговорил.
— Вместо того, чтобы стоять тут и меня раздражать, лучше иди и мамаше своей жизнь усложни. Вон вибратор возьми, пусть сучка подёргается немного.
Взяв вибратор, я подошёл к продолжавшей ёрзать маме. Когда она поняла, что к ней кто-то приблизился, то тут же, невзирая на заклеенный рот, стала активно умолять, чтобы её отпустили, жалуясь на то, что у неё затекла нога и ей трудно стоять. «Боюсь, мамочка, тут это никому не интересно и ты будешь терпеть это всё до тех пор, пока им не надоест», — думал я, ища кнопку для активации вибратора. Найдя её, я включил самый сильный режим. Послышалось характерное агрессивное и громкое жужжание. Услышав это, мама начала что-то жалобно лепетать. Один из парней подошёл и убрал скотч с её рта.
— Пожалуйста… не надо ничего делать, — тут же послышалась мамина речь, — Мне правда уже очень трудно стоять… я умоляю…
Прежде, чем она успела сказать ещё что-нибудь, я уже приложил вибратор к её влагалищу. Мама тут же стала разочарованно и жалобно стонать, попутно начав сильнее ёрзать на месте, передвигая стопу и поднимая пятку.
Я ни на секунду не убирал вибратор, несмотря на все её просьбы и мольбы, на протяжении 15 долгих минут. Когда мама, хоть и насильно, но оргазмировала, то нога её подкосилась и она начала падать, но туго натянувшиеся волосы и последовавшая от этого боль заставили её вновь на максимум напрячь уставшую ногу. Однако даже после этого я не убрал навязчивый вибратор. Мама, поняв, что мучения продолжаются, снова начала умолять, но в этот раз в её голосе было гораздо больше паники:
— Я прошу… пожалуйста… я больше не могу…
Проигнорировав её слова, я продержал устройство ещё минут 5 и лишь после этого убрал его.
— И всё-таки ты её жалеешь, — сказал малой, когда я отложил вибратор и вернулся к нему.
«Жалею? Да она еле стоит», — подумал я, решив ему не отвечать. Если бы я стал с ним спорить, уверен, он бы добавил ещё какое-нибудь изнуряющее задание для мамы.
— Ладно, развяжите её, — махнув рукой сказал малой, — Достало нытьё этой сучки слушать.
Как только маму освободили и убрали повязку с глаз, она стала тереть и разминать уставшую ногу.
Пока мама так стояла, малой пихнул меня по направлению к ней и громко сказал:
— У нас тут ещё один человек пришёл, надо его тоже обслужить, сучка. Давай, рот открывай.
Хоть и неожиданно, но от халявного минета я отказываться не собирался, поэтому уверенно зашагал в направлении мамы. Хоть я и был в своей маскировке, на всякий случай старался не смотреть ей прямо в лицо, чтобы она не узнала меня по глазам. Пока я шёл, мама жалобными и всё ещё мокрыми от слёз глазами смотрела на меня, но когда я был достаточно близко, то она понурила взгляд и унизительно, безо всяких команд, опустилась на колени. «Значит вот как? Раньше хотя бы команды ждала, так ещё и после неё могла сопротивляться. А теперь?.. Какой позор, мам. Настолько тут тебя запугали эти малолетки?», — думал я, наблюдая за тем, как мамина голова равняется с моим пахом.
А вот ширинку расстёгивать она не спешила, видимо, на это гордости ещё хватало. Поэтому пришлось дать ей пощёчину, приказывая продолжать. Мама замешкалась, но, подавив свой плач, стала покорно расстёгивать ширинку моих штанов. Вскоре я уже бил членом по её щекам и лбу. Мама послушно сидела и лишь периодически морщилась от испытываемого омерзения, когда член касался её лица. Когда же я приставил головку своего прибора к её губам, то мама, явно нехотя и пересиливая себя, открыла рот. По сравнению с тем разом, когда я впервые опробовал её рот, отсасывать она стала явно лучше, хоть и, само-собой, делала это через силу. Изо рта я двинулся чуть дальше, в горло. Оно было тугим и влажным, буквально обхватывало член, но в то же время давало ему свободно двигаться вперёд и назад. Мама слегка давилась и кашляла, но мне уже было неважно. Я обхватил двумя руками её голову и с каждым разом запихивал член всё быстрее и агрессивнее.
Где-то спустя минут 5, как я начал этот процесс, в дверь позвонили. Один из парней пошёл её открывать и вскоре я услышал, как по коридору движется явно не маленькая группа людей.
— Старшаки… блять, — шепотом, но с явной агрессией сказал себе под нос малой.
И правда, уже через несколько секунд в комнату стали прибывать молодые люди. Каких-то я видел вчера, а каких-то впервые. Всего их было человек 9 не меньше.
— А вот и мы, — безо всяких приветствий тут же сказал один из них, — Валите отсюда, малышня, у нас тут есть кое-какие дела.
Он подошёл и отпихнул меня от мамы, не дав мне закончить начатое. Сопротивляться и возражать тут было бесполезно, они почти тут же накинулись на напуганную маму. Один из них сел к ней сзади и полностью одной рукой обхватив ей шею, заставил маму подняться. Пока один держал её, другие стали впихивать ей пальцы в попку и влагалище, ещё одни стали оттягивать ей соски. Чтобы мама сильно не кричала, держащий шею парень стал давить сильнее, а второй рукой зажал ей рот. Она как могла сопротивлялась и отталкивала их, но уже ничего не могло её спасти. Эти парни, по факту, не имели над ней власти, подобной главному или хотя бы малому, однако мама физически не могла им ничего противопоставить, а те, в свою очередь, пользовались этим, продолжая творить с ней, что вздумается.
Перед тем как нас выгнали из комнаты, всё что я успел заметить, так это полный слёз паникующий и бегающий от парня к парню взгляд мамы, которую быстро начали окружать оставшиеся пацаны, также желавшие облапать её.
Сидя в соседней комнате, мы слышали как жалобно стонет, визжит и умоляет оставить её насилуемая мама. Просто слушать происходящее было невыносимо и мы захотели посмотреть. Я, малой и ещё пару пацанов пошли к дверям гостиной. Дверь туда была деревянной и непрозрачно застекленной в верхней части. Малой сказал, что несколько этих стекол можно вынуть, мол, они и так держатся плохо. Он аккуратно поддел ножом нужные стекляшки и вынул их. Из-за стонов никто из трахающих маму парней ничего не услышал.
Трахали они её на диване, столпившись вокруг него и по очереди в несколько человек, либо по одному, менялись, как только заканчивали предыдущие.
Сейчас с ней было двое парней, один задирал её ногу, а второй трахал. Жалобные стоны и мольбы мамы лишь больше заводили насильника, заставляя его двигать торсом агрессивнее. Когда он кончил, то они поменялись с парнем, державшим мамину ногу. Вскоре и второй парень забил её матку своей спермой. Ни о каком перерыве, о котором так усердно просила мама, речи идти и не могло. Едва стоило отойти тем двоим, как на маму набросился следующий. Перевернув её на живот, он пристроился к её заднице. Двумя руками вдавливая маму в диван, он начал таранить её попку.
Мама застонала и новый поток слёз от испытываемых болезненных ощущений не заставил себя ждать. Но даже так она продолжала сопротивляться, насколько ей позволяли силы. Мама дёргала ногами и пыталась поднять собственное тело, отталкиваясь от дивана руками, но парень грубо и сильно вдавливал её назад, не оставляя ей и шанса. «Интересно, ты продолжаешь сопротивляться, потому что правда веришь, что можешь выбраться или потому что остатки гордости не дают тебе смириться с тем фактом, что тебя безнаказанно насилуют и безвольно выставить им свою попку?», — думал я, смотря за тем, как очередной безымянный парень вкачивает свою сперму в мамину задницу. Далее ещё несколько парней поочередно насаживали её попку на свои члены, заполняя её спермой.
Спустя минут 40 наблюдений их действия стали казаться мне однотипными: подходили парни, трахали маму в какой-нибудь позе и менялись со следующими. Так что решив, что больше ничего интересного я не увижу, я пошёл назад в комнату. Но уже буквально через минут 20 резкий мамин крик заставил меня подпрыгнуть со своего места и ринуться назад к двери. Заглянув туда я увидел, как несколько парней обступают маму, держа в руках тонкие палки, похожие на прутики. Некоторые резко дёргали ими, из-за чего было слышно звук разрезавшегося воздуха. Мама, пытаясь прикрываться руками, медленно отходила к стене, попутно плача умоляя парней её не трогать. На левой ляжке виднелась отчётливая красная полоса, оставленная от хлёсткого удара одним из этих прутьев и, очевидно, из-за которого я и услышал мамин крик. Когда мама спиной уже прижалась к стене и отходить было некуда, то её отлупили ещё несколько раз. Отхлестали ляжки, бока и руки. Мама вскрикивала от каждого удара, изо всех сил пытаясь хотя бы немного руками смягчить их.
— Блять, да за что они её так хуярят?, — всерьёз недоумевал я.
— Правильно, так и надо сучке. Пусть своё место знает, — довольно говорил один из подсматривавших пацанов.
«За что ей так и надо? Как это поможет ей узнать своё место? Кажется, всё это вопросы в пустоту», — думал я, не желая как-либо продолжать этот диалог.
— На четвереньки, сучка! Язык высуни и ползай давай!, — кричал на маму один из хлещущих её парней.
Когда удары прекратились, то мама, всё ещё прикрываясь руками, медленно опустилась на колени, а затем, осмотрев своих мучителей, с всхлипом встала на четвереньки. Один из парней подсел к ней в упор, с силой приоткрыв ей рот, он пропихнул туда пальцы и ухватился за язык. Начав его вытягивать он сказал:
— Не вижу высунутого языка, сучка.
Мама что-то мычала, но послушно следовала за его пальцами и высунула язык. Дав ей пощёчину, пацан встал.
— Ползи!, — крикнул другой.
После этих слов вновь послышался звук прорезающего воздух прута и продолжительный визг мамы, когда он с силой хлестанул её попку. Но невзирая ни на что, она, борясь с огромным потоком слёз, начала двигать руками и ногами, перемещаясь по комнате. Парни гоняли её из угла в угол, матеря и оскорбляя, а где-то раз в 15-20 секунд прилетал новый хлесткий удар прутом по какой-либо части тела.
— Неужели они хлестали её для того, чтобы вот так заставить её унизиться?, — спросил я у парней, видевших события до того, как эти парни взяли прутья.
— Да. В начале один из них сказал ей на колени перед ним встать, мамка твоя хоть и сопротивлялась, но встала и отсосала ему, а потом и всем по кругу. Но потом ей сказали вот так на четвереньки встать и начать по комнате ползать. Так она упёрлась и чуть ли ни матом с ними пререкаться начала, мол, всё её достало, она и так достаточно для них сделала и вообще они не имеют никакого права с ней так обращаться, — отвечал мне один из парней.
— За что боролась на то и напоролась, сучка заносчивая, — злорадно добавил малой.
— Ну и короче потом они эти штуки хрен пойми откуда вытащили и лупить её стали, чтоб слушалась. А дальше ты видел, — закончил рассказ первый парень.
«Жалко я ушёл, такой всплеск гордости от мамы пропустил. Зато увидел его стремительное затухание».
На протяжении следующего получаса парни без перерыва заставляли маму ползать перед ними, вылизывать им яйца, попутно лупя её прутьями. Вдруг в один момент один из парней вспомнил про подвал:
— Слушайте, а может, мы её в подвал кинем?, — обращался он к остальным, — У пиздюка же там куча всяких приборов.
Мама с ужасом подняла взгляд на подавшего предложение парня. Она даже заумолять не успела, как ей уже зажали рот и подхватили несколько пацанов. Мы, естественно, тут же убежали от двери и уже с кухни слышали, как паникующе мычащую маму уволокли в подвал. Благо, способ подглядывания за происходящим в подвале был уже известен. Мы тихо подошли к той самой двери и, как и в тот раз, с любопытством устремили свои взгляды в отверстия.
К моменту, как мы заглянули, мама уже была закована в злосчастные колодки и один из парней яростно таранил её горло. Правда, в этот раз колодки были ниже к земле, из-за чего мама стояла в них на коленях.
Двое других стояли позади мамы и так же агрессивно наяривали ей и без того уже вытраханные попку и влагалище, в то время как ещё один парень тащил к ней тот самый анальный крюк. Завидев его, мама, даже через слёзы, вызываемые по самые гланды впихиваемым членом, стала издавать какие-то паникующие звуки и попыталась вырваться из колодок. Парень, трахавший её рот, дал ей несколько пощёчин, после чего вдавил член до упора, тем самым перекрыв ей кислород, чтобы мама не могла издавать эти раздражающие по его мнению звуки. Она даже подавиться толком не успела, как горло уже было закупорено, а она сама близка к потере сознания. Едва парень вынул член, как мама тут же со страхом ощутила, в прямом смысле, до боли знакомое ощущение того, как нечто металлическое и длинное проникает в её попку. Раздался мамин протяжный стон, но анальный крюк уже был впихнут до упора. После чего его верёвкой связали с колодками, чтобы мама не смогла больше двигаться. Не медля ни секунды в её влагалище уже нагло впихивался член одного из пацанов.
Рот также был без дела не долго и его тоже занял член.
— Они ей вообще продохнуть не дают. Может, попробовать их приостановить? Они ж её так скоро до бессознательного состояния доведут, — шёпотом обратился я к малому.
— Да уж, попала твоя мамаша, не везёт ей. Но тут уж ничего не поделаешь, им я нихуя не могу противопоставить. Так что придётся ей терпеть.
Я молча продолжал на него смотреть.
— Да ладно, тебе жалко что ли? Я насколько у главного выяснил, ты и сам был не против, что твоя мамка мешком для спермы у него считается, — с насмешкой говорил малой.
— Но до этого её не имели настолько жестко и такое продолжительное время. Да, её унижали, хлестали и насиловали, но не так, как здесь.
— Что ж, никогда не поздно получить новые ощущения и эмоции. Вот мамка твоя и получает. Радуйся лучше, хоть какое-то разнообразие в её скучной повседневной жизни.
«Навряд ли мама даже в самом страшном сне могла представить, что разнообразием для неё будут подобные изнуряющие изнасилования и унижения».
Пока мы общались, парень, трахавший влагалище, уже активно наполнял своими сперматозоидами мамину матку, а трахавший рот в прямом смысле кормил маму ими. Далее пошла очередная ротация и новый парень вскоре пристраивался к маме сзади, подготавливая свой член к тому, чтобы напустить в матку очередную порцию спермы.
А увидев перед своим лицом новый возбуждённый член, мама подняла заплаканные глаза на стоящего над ней парня и, кое-как подавив плач и стоны из-за насилуемого влагалища, в очередной раз взмолилась, чтобы её не трогали и дали отдохнуть. Но ответом был лишь зажатый нос и очередной глубокого впихиваемый в горло член.
Ещё через час часть парней даже выдохлась. Что уж говорить о маме. Когда последние из них, в очередной раз кончив ей внутрь, вынули члены, то мама просто понурила голову, тяжело дыша и отплёвываясь от нескончаемой спермы. Поток семени из влагалища был ещё больше и, казалось, будет бесконечно вытекать оттуда.
Кое-как собрав последние силы мама сначала стала издавать какие-то постанывания, а потом довольно тихим голосом попросила её освободить. Не знаю почему, но это вызвало настоящий гнев у одного из парней.
— Как ты заебала! Пиздит и пиздит, сука! Сейчас я тебе устрою, — больно отхлестав по щекам, наорал на маму парень.
После он порылся в неподалёку лежащей сумке, достав оттуда кляп и повязку на глаза. Мама снова что-то замямлила, но парень, зажав ей нос, грубо и жестко впихнул ей кляп, очень туго закрепив его на ремешок у неё на затылке. Настолько туго, что кляп углубился и теперь не просто затыкал рот, но и немного растягивал щёки. Затем плюнул ей куда-то в районе переносицы и завязал глаза. А в завершение ещё и на соски прищепки ей нацепил. Мама жалобно мычала и совсем скоро мычание переросло в несдержанный плач.
Пацаны всей толпой направлялись к выходу. Перед тем, как мы с малым дали дёру, я услышал, как один из парней обращается к другому:
— А не слишком ты её? Мы, конечно, не закончили, но и ей перерыв дать надо бы.
— Нихера этой суке не надо, пусть так стоит. Достала меня нытьём своим, теперь пускай за это потерпит, никакого отдыха.
«Да кто ты вообще такой, чтобы это решать? У того же главного хотя бы какие-то права на это есть. Наглый урод!», — с явным оттенком злости думал я, пока мы бежали вверх по лестнице.
Добежав до верха, мы пошли на кухню, куда скоро ввалились и парни из подвала.
— Есть что пожрать у тебя, малой?, — обратился один из них.
— А вы не уходите ещё?, — спросил малой.
— Нет, хотим ещё немного сучку эту поиспользовать. Где ты вообще её взял? Это знакомая какая-то?
— Да вон мамка его, — указывая на меня сказал малой.
«Ну нахуй ты рассказал?!», — не имея никакого желания с ними общаться думал я.
— Опа, а вот это интересно.
С этими словами парень подсел ко мне.
— Ты уж извиняй, братан, что мы мамашу твою нагрузили.
— Да она всё равно ни для чего, кроме как для хранения спермы не годится. Считай, по назначению её нагрузили, — присоединился к разговору второй.
Посмеявшись, первый продолжил:
— И ты что, не против, что мы её при тебе мутузим?
— Нет. Но считаю, что вы иногда перегибаете.
— Ну, я думаю, что с куском безвольного мяса нужно вести себя, как с куском безвольного мяса, не вижу тут перегибов.
Да, за эти несколько месяцев из мамы и правда сделали секс куклу для утех. Но безвольным мясом ни я, ни даже главный её, очевидно, не считали. Иначе злился бы он так, когда она ему отказывалась помогать, например? Даже несмотря на то, что ей приходилось унижаться и давать себя насиловать, она проявляла определённую гордость и силу воли. Причём отчего-то мне было неприятно это слышать именно от этого мудака. Уверен, если бы такое сказал главный, то я едва ли на такое отреагировал.
Однако спорить с ним я не стал. Во-первых он был старше, так ещё и с корешами в компании, а во-вторых, мама была у них в натуральном плену и хрен его знает, что они могли бы с ней вытворить.
Вспомнив то, что сейчас мама, насилуемая до этого несколько часов, стоит в подвале закованная в колодках с анальным крюком в попке, кляпом во рту, прищепками на сосках и с завязанными глазами, я предпринял попытку достучаться до парней, чтобы те её освободили. Ведь я понимал, что они скоро вернутся назад, чтобы снова её мучить и небольшой отдых ей точно не помешает.
— А вы её там же в подвале оставили? Чего она не выходит?, — немного наигранно спросил я.
— Мамка твоя? Да ухайдохалась сучка эта, сейчас на матрасе валяется, нас ждёт.
«Мразь. И ведь опровергнуть я не могу, ибо спалюсь, что подсматривал. Прости, мам, но тебе снова придётся терпеть».
Парни ели, пили и общались долгих 40 минут. Я даже заволновался, не забыли ли они вообще про маму. Как-никак всё это время она находилась в подвале, мягко говоря, не в самом удобном положении.
— Ну что ж, предлагаю продолжить, — наконец сказал один из пацанов.
Все они стали подниматься со своих мест и весело зашагали в подвал. Сидящий рядом со мной парень похлопал меня по плечу и прежде чем встать сказал:
— Прости, но твоей мамке снова пора работать.
Когда они спустились в подвал мы с малым, чуть выждав, тут же побежали за ними. Уже на подходе к двери с отверстиями я отчётливо услышал очень усталые мамины стоны. Заглянув, я увидел её всё в том же неизменном положении. Она слегка перемещала согнутые в коленях ноги из стороны в сторону, ибо те начинали болеть, из-за того, что она так долго на них стояла. Так же она как могла подгибала спину и елозила бёдрами, так как те тоже начинали затекать, но туго впихнутый и закреплённый на верёвку анальный крюк, по определению доставлявший ей неприятные ощущения, от каждого движения начинал доставлять их ещё больше. На щеках всё ещё были видны следы от огромного потока вытекших слёз, однако прямо сейчас мама не плакала, а лишь устало стонала от каждого движения и начинавших затекать конечностей.
— Ну что ты, сучка, отдохнула?, — злорадно спросил подошедший парень.
После этих слов он ухватился за анальный крюк и сильно потянул его наверх и вперед, по направлению головы мамы. Мама тут же взвизгнула и стала изо всех сил выгибать спину, чтобы хоть немного поровнять свою попку с новым положением крюка.
— Давай-давай, выгибайся, тебе не помешает разминка, а то засиделась тут.
В какой-то момент мама попыталась немного привстать с колен, чтобы выгнуться ещё сильнее и минимализировать доставляемую ей боль, но двое других парней крепко прижали ей ноги назад к полу, а пацан, тянувший крюк, стал натягивать его ещё сильнее. Это повлекло за собой очередные визги, стоны и снова начавшийся поток нескончаемых слёз.
Наигравшись с крюком его, наконец, вытащили, а саму маму освободили из колодок. Пока её освобождали, то некоторые парни общались о чём-то в стороне от происходящего. Вдруг один из них направился прямиком к двери. Мы с малым буквально пулей вылетели из подвала и сели на кухню. Туда же через несколько секунд вошёл и парень. Найдя меня глазами, он обратился:
— Слушай, ты же хочешь, наверное, мамке своей помочь? Ну, чтобы мы её не трогали?
— Я не говорил, что хочу ей помочь. Просто указал на то, что вы с ней очень грубы.
— Ну хорошо-хорошо, хочешь, чтобы мы с ней не были такими грубыми?
— Да.
— Тогда пойдём со мной. Выполнишь кое-какие условия и мы перестанем.
Пожав плечами я согласился и пошёл за ним в подвал. Там мама стояла в окружении парней, уже без кляпа, но со всё ещё завязанными глазами и прищепками на сосках. Не подходя к ним близко, парень, который меня привёл, объяснил, в чём суть моего задания:
— Короче, смотри, тебе ничего особо делать не надо, всё сделает твоя мамка. Однако для тебя сложность заключаться будет в том, что если у тебя встанет во время происходящего, то ты громко и чётко объявишь ей о том, что перерыва она не получает, сопроводив это несколькими пощёчинами. Всё понял?
— Кажется, да, — немного неуверенно произнёс я.
Парень кивнул и пошёл к остальным. Взяв маму под руку он вместе с остальными привёл её ближе ко мне. Все пацаны встали вокруг нас, а один остался рядом с мамой и, ухватив её за шею, спросил:
— Хочешь получить отдых, сучка?
— Да, — явно устало и с небольшим промедлением ответила мама.
— Хорошо. Сейчас, прямо перед тобой стоит человек, от которого будет зависеть твоя дальнейшая судьба. Ты его не видишь, но это и не так важно. Короче, на колени перед ним, сучка, и умоляй тебя отпустить.
Мама тихо выругалась, сжав кулаки и скулы. «Ей даже на это ещё энергии хватает?» Затем, поджав губы она проглотила тяжелый ком и, глубоко и дрожаще выдохнув, ничтожно попросила парня просто отпустить её, ссылаясь на свою усталость.
— Я тебе уже всё сказал. Твой единственный шанс — убедить этого человека, — отвечал ей парень.
Он отпустил её горло и пихнул маму ещё ближе ко мне, буквально на расстояние метра. Она немного испуганно крутила головой, из-за повязки не понимая, где она сейчас находится.
— Он прямо перед тобой, садись и умоляй, — крикнул парень ей в спину.
Мама ещё какое-то время молча тёрла покрасневшие от колодок запястья. Однако скоро тишину прорезал её вырвавшийся плач. Мама опустила руки и, понурив голову, унизительно опустилась передо мной на колени.
— Голову подними и давай умоляй уже! Живее!, — подгонял её парень.
Маломальски переборов плач, чтобы мочь хотя бы как-то говорить, мама медленно приподняла голову. А затем, снова глубоко и отрывисто вздохнув, начала позорно умолять отпустить её.
Я стоял и по началу не знал, как на это реагировать. Я слышал, как она умоляла о чём-либо парней много раз, но ни разу не умоляла меня. Очень скоро я осознал, что мне нравится. Нравится этот жалобный тон, вперемешку с плачем, эти унизительные просьбы, которые ей приходилось придумывать на ходу. Хоть она меня и не видела, и, соответственно, не знала, что обращается ко мне, мне нравилась сама мысль о том, что умоляет она именно меня. «Так унизительно, так позорно, но так… возбуждающе», — подумал я. И тут же понял, что прибор в штанах начинает активно твердеть. Ощущая, как мысли начинают путаться, я попытался остановить сам себя, думая о том, ради чего вообще я согласился на это «испытание». «Нужно освободить её, дать ей небольшой отдых». Но почти мгновенно после этого меня посетила новая мысль: «А нужно ли? Я правда так хочу ей помочь? Мне же нравится, когда её трахают». Я понимал, что перестаю банально думать головой, вместо этого за меня начинал думать набухающий в штанах причиндал. Но я уже ничего не мог с этим поделать да и, наверное, не очень-то и хотел. С каждым её словом и каждой унизительной мольбой, член лишь твердел, а возбуждение начинало вымещать все мысли. И скоро он встал, напрягшись до предела. Это было прекрасно видно даже через штаны. Я посмотрел на парня, предложившего мне этот уговор. Он просто стоял, сведя вместе руки. Вернув взгляд на маму, я подумал: «Уговор — есть уговор, верно? Я же всё равно ничего не могу поделать, я проиграл». Буквально перед тем, как я открыл рот, с целью вынести сокрушительный для мамы вердикт, пронеслась и ещё одна мысль, очевидно вызванная затуманенностью разума: «Как же я всё-таки рад, что проиграл». Даже не дав маме закончить очередную позорную фразу, на повышенном тоне я сказал:
— Нельзя давать этой сучке продохнуть! Работай!
С этими словами я дал ей несколько сильных пощёчин, от которых мама покачнулась и слегка упала на бок, упираясь одной рукой об пол, а другой держась за щеку. Услышав мои слова, мама испуганно стала произносить что-то вроде: «нет-нет, пожалуйста». Но её слова заглушились под воем довольных вердиктом парней. Они тут же толпой накинулись на неё, даже не давая встать ей с колен.
Видимо, в честь правильно принятого, по их мнению, решения, часть парней расступилась передо мной, сделав некий коридор до мамы и пацан, сидевший около неё, силой заставил открыть её рот. Я, конечно же, понял, что нужно делать и потому сразу стянул штаны, впихнув перевозбуждённый член прямиком в этот сексуально открытый рот.
Кажется, мама сдалась, закончив свои постоянные жалобы и просьбы, она просто жалобно устало стонала и вздыхала, принимая член в рот. Я видел её усталость, видел, насколько через силу она всё делает, но не хотел её щадить, только не тогда, не в тот момент. Всё, чего я желал в тот момент — так это кончить, наконец, в её горячее горло и заставить проглотить всё, до самой последней капли.
С подобным полученный перевозбуждением я держался совсем не долго и вскоре обильно наполнял её горло своим семенем. Мама кашляла, давилась и даже руками меня отталкивала, но я вжимал член до упора, до самого конца, пока даже самая маленькая струйка не выплеснется ей внутрь. А вынув член, я зажал ей подбородок, чтобы не смогла открыть рот и ждал, пока она всё проглотит, слушая каждый звук её уставшего горла, проталкивающего в себя ненавистную сперму.
Закончив, я отошел в сторону, и на маму тут же накинулись остальные. Заставив её подняться, они по очереди трахали её у стены, пристраиваясь в различных позах.
Конечно, мама стонала, кричала и взвизгивала, но по-настоящему громко она это делала лишь в моменты, когда какой-нибудь парень напирал чересчур сильно и делал ей слишком больно. В остальное время стоны были уставшими, а порой даже неприлично тихими.
Ещё часа полтора, если не два, я наблюдал за тем, как группа этих парней изнурительно трахают и без того сильно утомлённую маму. Но то ли от всё ещё не ушедшего до конца возбуждения, то ли приняв факт того, что я не могу ей помочь, я уже не хотел вытащить её оттуда.
К концу всего действа, мама даже сидеть уже не могла. Она просто рухнула на матрас, не в силах пошевелить и пальцем. Парни тем временем собрались и вышли из подвала, и я вместе с ними. Пока они шли, один из них довольно рассказывал кому-то о произошедшем, более того, звал его сюда. Кто был на том конце провода я не знал, но меня в тот момент это немного напрягло. Даже не попрощавшись, они открыли входную дверь и испарились из дома.
Когда я вошёл на кухню, то ко мне тут же обратился малой:
— Вижу, ты теперь не особо свою мамашу жалеть хочешь, вон как в рот ей напихал.
Я промолчал и сел неподалёку.
— Она там хоть жива осталась? Я видел только, как она на матрас падала.
— Жива, конечно. Ты ж видел, как они её затрахали. Неудивительно, что она без сил.
— Интересно, кто же им дал прямую команду, цитирую: «не давать ей продохнуть»?
— А ты думаешь, они бы остановились, если бы я им сказал.
— Ну, возможно, они не были бы настолько грубы. Гарантировать я этого не могу, но своими словами ты их точно завёл лишь сильнее. Мне так-то похуй, что они с твоей мамкой делали или будут делать, просто мне любопытно, почему ты не остановил их, когда был хотя бы минимальный шанс. Ты ведь так хотел дать ей отдохнуть.
Я молчал, понимая, что это точно не тот человек, которому я бы захотел рассказать, что сильнее завёл маминых насильников лишь потому, что сам слишком перевозбудился от её простых мольб.
— Ладно, надо вывести её, пусть в душ сходит, а то весь свой спальный матрас спермой пропитает, — сказал малой.
Поднявшись со стула, он направился в подвал вместе с ещё несколькими сидевшими на кухне парнями.
По прошествии 3 часов, мама вымылась и прямо сейчас спала в подвале. Мы сидели на кухне, смотря телевизор и трапезничая. Едва малой хотел предложить сходить и оттрахать явно отдохнувшую маму, как в дверь снова позвонили.
— Ну кто там, блять, ещё?! Сходи, открой, — обратившись ко мне, сказал малой.
Я встал и направился в коридор. Повернув замок, я открыл дверь. На пороге стоят огромный мужик лет 45, толстый боров стандартного роста, но широкий, как шкаф. Подумав, что он, быть может, ошибся адресом, я хотел поинтересоваться, но он опередил меня.
— Я слыхал от своего шалопая, что у вас тут бордель бесплатный. Вот я и пришёл проверить.
Чуть отступив назад, я округлил глаза, не зная, что ответить, а в голове пронеслась одна единственная мысль: «Кажется, мамочка, тебе пиздец».