Сумерки накрыли дачный поселок и на место, где еще недавно царил чудесный первомайский денек, опустился холод весны. С заходом солнца на улице стало зябко, только угасающие угли в мангале еще хранили остатки жара. В непрогретом доме, казалось, воздух был еще холоднее, чем на улице, во всяком случае, теплое облачко выдоха обнаруживало мутные очертания.

Мужчины первыми потянулись в дом — двум рыбакам, в отличие от их жен, хватило времени и порыбачить и посудачить — вместе с мальчишками им была отведена большая комната на первом этаже. Два старых, но крепких раскладных дивана — по одному на фамилию. Верхнюю комнату — спальню с двуспальной кроватью оставили женщинам. Разумное решение, если учесть, что ни одно из немногочисленных семейств, будь то хозяева или гости, не сочтет комфортным сон в одной постели с взрослеющим отпрыском. Так, по половому признаку и разделили ночлег.

Благо, одеял и пледов, простых, но прочных в доме было припасено предостаточно — в советской семье заведено было отправлять весь отслуживший скарб на дачу или в гараж. Мужчины устроились внизу, основательно укутавшись, и вялый шепот скоро перерос в дуэт храпящих раскатов. Можно решить, что юнцам при такой канонаде было трудно заснуть, но измотанные дневными приключениями на свежем воздухе, они успели отрешиться от посторонних звуков еще до того, как отцовские гортани набрали полную мощь. Хоть и приглушенным, звук доносился и до верхней спальни, но захваченным дневными откровениями подружкам он служил лишним доказательством уединения, если не сказать шумовым фоном. Холодный воздух комнаты неприятно щекотал в носу и дамы, оставшиеся спать в дневных одеждах, натянули одеяла до макушки. Если днем в одной футболке было комфортно, то в ночные холода следовало бы одеться основательнее. Так и спасались подружки, согревая друг друга под толстым слоем покрывал.

— И давно вы с Сашкой…ну того? — первой вернулась к пикантной теме Люда.

Она обдала теплом лицо подруги, в ее голосе чувствовалась неистовая дрожь. Легко понять интерес женщины, изголодавшейся по мужской ласке, а в подобных случаях неутоленное любопытство рисует самые несуразные картины и только усугубляет потребность.

— Что того? — Ольга выпала из задумчивости, — а, ты про это… в июне год будет.

— Хм… значит, он был, как мой Мишка, оно и понятно, пубертатный период. Так вы это… по-настоящему сексом занимаетесь?

Людмила, как ни старалась, изобразить беспристрастность и пространное любопытство, ничего не удавалось — голос выдавал ее томным придыханием и дрожью. Она лежала на боку лицом к подруге, Оля — на спине, она не была настроена на долгие разговоры, сон утяжелил веки и язык.

— Да, по-настоящему, — Оля заинтересовалась разговором и сон начал отступать, — даже в попу бывает.

Она умолчала про настоящее положение дел: про трио с мужем и то, каким путем она сумела вовлечь Валерия в этот треугольник, а особенно какими неприятностями теперь ей это грозило.

— О-о-хренеть, ты в попу даешь? — Люда поперхнулась слюной, хотя за последние сутки уже трудно было чему-то еще удивляться, — как вы вообще начали?

— На даче в прошлом году, — искусительница стала словоохотливее, — так получилось… сначала Сашка просто потерся об меня, потом пошло-поехало…

— Да уж, вот это поехало… крыша у тебя поехала. Пиздец, Оль, не ожидала.

Ольга повернулась лицом к подруге и теплые встречные струи воздуха обжигали их лица. Они лежали так близко, что чувствовали тепло и дрожь друг от друга.

— Я не жалею, — коротко оправдалась Ольга, — жизнь изменилась в лучшую сторону, что ни говори. Да и Сашенька не шарится по подворотням, не таскается с шалашовками.

— Ты знаешь, я понимаю, наверно и правда классно, только страшно как-то, а вдруг кто узнает, это же скандал на весь город. Да и Мишка может не понять, как ему потом в глаза смотреть? — Людмила положила свою теплую хрупкую ладонь на талию подруги в знак солидарности.

— Люд, ну ты вообще этого хочешь или нет?

— Вообще хочу, — уверенно ответила женщина, — вообще иной раз ничего не нужно, кроме крепкого члена, но, увы…

— Ну, если хочешь, я Сашу позову, прочистит тебе матку, поверь мне, основательно.

— Хочу, конечно, — Люда снизила голос до шепота, — но это же так, разовая акция.

Оля промолчала, уступить сына на постоянное пользование она была не готова. Изящная ладонь все еще гладила по боку — в задумчивости Люда привычно водила рукой. Она думала — с одной стороны жутко хотелось удовлетворения естественной давно неутоленной потребности, с другой — не хотелось выходить из привычного мира добродетельных домохозяек.

— Ну, давай Мишку научим, — предложила Ольга, — после сегодняшнего, думаю, он не будет противиться. Расскажи, какие у вас отношения.

— Отношения хорошие, — Людмила нахмурила брови, подбирая слова, — понятливый, послушный, ласковый сын. Что тут сказать. Подсматривает, это есть. Не знаю, как тут и ругаться.

— О, ну-ка поподробнее!

— Да что поподробнее, стоит не закрыть дверь в комнате — он тут как тут, переодеваюсь, а он подглядывает — в зеркало-то вижу. А ругаться? Не могу — стыдно самой.

— Ты ж его еще ловила за онанизмом… — Ольга совсем оживилась, она почувствовала мокрое тепло в шортах и приятный зуд внизу живота.

— Ой, стыдно и говорить, — если бы не кромешная темнота под одеялом, можно было бы видеть красноту ее лица, — как-то днем уснула, просыпаюсь, а он сидит в кресле рядом и…это самое.

— Дрочит?

— Дрочит, — Люда прыснула смехом, — прям рядом, представляешь? Не знаю, на что он смотрел, может на ноги или сиська из халата показалась, бог его знает…

Женщины стихли, исчерпав топливо для беседы. Нить привела их к логическому завершению — нужно идти за Мишкой, сейчас или никогда. Подобного случая может больше не представиться, тем более без Олиных советов Людмила сама не решится. Взбудораженная хозяйка особняка вылезла в холод темной комнаты, лунный свет очерчивал грани предметов и ощупью она пошла к лестнице. Кожа на ногах и руках покрылась мурашками толи от озноба, толи от возбуждения. Табуированность темы инцеста в городских советских семьях настолько глубоко укоренилась, что сам ее грозный идол истерся и почему-то даже утратил свою значимость. Как во сне, не теряя уверенности, Людмила спустилась по деревянной лестнице вниз и встала между диванами. В кромешной тьме понять, на каком из диванов спит ее семейство, было невозможно. Отчетливо слышался храп с обоих диванов, но знакомые нотки доносились с этого. Люда присела и присмотрелась к мальчишескому лицу — оно, тогда женщина просунула руку под одеяло и потрясла за плечо.

— Тсссс, — шипела она, приложив палец к губам.

Миша протер глаза, всмотрелся в темноту и, послушный жесту матери, не издал ни звука. Нехотя он вылез из многослойного укрытия и зашагал, шатаясь, к лестнице. В темноте он шел медленно, боясь зацепить что-нибудь ногой или разбудить остальных. Не ведомо зачем, сонный мальчишка поднимался по лестнице вслед за матерью, находясь в том шатком положении, когда сон был способен вернуться сразу после обретения опоры. В спальне Люда обошла кровать и влезла под одеяло со своей стороны, а Оля раскрылась и пригласила мальчишку влезть в теплую серединку. Когда они втроем угнездились в согретой постели, снова накрылись одеялом с головой.

Людмила ждала с нетерпением, обуянная страстью и нерастраченной сексуальной энергией, но не решалась начинать первой. Миша в теплой середине между двух женщин удерживался на грани сна, а его мозг закономерно уже утратил чувство реальности. Оля запустила свою теплую ладонь по животу юноши и легко протиснула пальцы между поясом джинсовых шорт и впавшим животом. Организм отреагировал моментально — от прикосновений к нежному лобку и мягкой плоти кровь прилила и принесла с собой твердость. Оля аккуратно расстегнула шорты и высвободила упругий орган. Не прошло и минуты, как пенис ожил — вот, что значит неискушенная юность.

— Миша, тебе нравится? — спросила Оля, поглаживая член, едва прикасаясь, — я Саше тоже так постоянно делаю.

— Я знаю, — дрожь передавалась через шепот паренька, — он рассказал.

Не приятный сюрприз, однако, способствовал достижению цели. Ольга уже не думала об опасностях, таившихся в Сашкиной болтливости, сейчас в ее руке был крепкий молодой пенис. Она передвинула руку от основания к мошонке, но наткнулась на пальчики Людмилы, перенесла их на упругий ствол и сжала поверх свою ладонь. Миша сопел между двух взрослых женщин, изогнув спину. Ольга сбросила одеяло, уселась, скрестив по-турецки согнутые ноги, и стянула через голову свою белую маечку. Кровь бурлила в венах и разгоняла жар по всему телу, холод, казалось, отступил. В тусклом лунном свете ее тяжелые груди выделились очертаниями. Оля скинула одеяло и с мальчишки, пришлось приблизить лицо, чтобы полюбоваться крупной шаровидной головкой, вздрагивающей от движения пальчиков. Она втиснула ладонь между бедер и вобрала липкую, растекшуюся мошонку. Люда, не прекращая сжимать член, приподнялась и села напротив подруги, отпустить пальцы пришлось лишь для того, чтобы по примеру Ольги стащить через голову футболку.

— Проказник, — Оля сопела, всасывая воздух сквозь зубы, — дрочил на мамку, признавайся?!

Миша блестел глазами, переводя взгляд с Олиных тяжеловесных сисек на материнские. Он приподнялся в полусидячее положение, оперевшись спиной на стену, но решимости не хватало, чтобы прикоснутся к вожделенным округлостям.

— Да, было, — бравировал мальчишка, с трудом подбирая слова от подступающего оргазма.

— Миш, а что ты увидел-то, когда я спала? — робко спросила Люда.

— Просто на ноги смотрел.

— Прям-таки на ноги? — недоверчиво переспросила Оля, — небось, махнатка под халатом показалась?

— ОЛЬ! — воскликнула Людмила, не воспринимая родного сына любовником, — я в трусах была!

Оля вошла в кураж, неготовность подруги к полному погружению ее только раззадоривала, бросала вызов. Самым бесцеремонным образом она отдернула Людину ручку от пениса и, склонившись грудью над пахом юноши, отчего соски прикоснулись к залупе, надавила на плечи подруги, пока та не улеглась на свое место. Люда послушно легла и по одной вытянула ноги.

— Садись, — скомандовала Оля, приблизив свое лицо к Мишиному, — верхом, прямо на живот.

Миша охотно исполнил требование изобретательной развратницы — стащил шорты, перекинул коленку через мамин живот и мягко опустился. Торчащий, изогнутый кверху член прикасался к подножиям мягких грудей Люды. В состоянии покорной меланхолии она теперь позволяла неразборчивому вожделению делать с собой все, что только придет в голову Ольге и сыну Михаилу.

— Вперед двинься, — попросила Оля, наставительно прижав ладонь к упругому заду паренька, — еще, еще.

Миша продвигался, сдвигая колени по матрацу, пока пах не прижался к сочным основаниям Людиных холмов. Член лежал в ложбинке между сисек, Оля ласково сжала разлившиеся формы с двух сторон и пленила его.

— Двигайся, — шепнула она в экстазе, — неспеша, мягко, как будто занимаешься любовью…

Миша начал интуитивные движения тазом, член медленно терся между сисек, оставляя мокрый, тягучий след, а головка время от времени показывалась между грудей перед лицом Людмилы. Предел мечтаний — Михаил не скрывал своей радости, а Люда, хоть и пыталась изобразить отстраненный вид, отнюдь не откинула голову назад, а наоборот — приблизила лицо к набегающей залупе.

Ольга все это время не отпускала руки и, когда требовалось, подталкивала парня к движению. Стоило ему прерваться, чтобы бурлящая в яйцах сперма улеглась и сбавила чувствительности, Оля настойчиво сдавливала упругую ягодицу и толкала вперед. Паренек изо всех сил старался удерживать равновесие, опасаясь даже прикоснуться, не то, чтобы сменить Олины руки на маминых сиськах. Не смятение — размытый ум путал мальчишку, непривычная доступность женского тела сбивала его с толку. Возможно, не будь под ним родная мать, он бы выпустил бурлящую энергию со всей страстью.

— Людочка, тебе нравится? — лукаво спросила Ольга, — я бы уже обкончалась на твоем месте!

— Уже, — робко ответила Люда.

— А ты держишься? — Оля наклонилась, ослабила нажим на груди и сплюнула на медленно двигающийся пенис.

Паренек шевелился с той скоростью, что позволяла ему удержать прорывающийся поток, иногда замирал. Он с трудом представлял себе финал этой сцены, неминуемый залп грозил испачкать мамино лицо. Это не входило в планы робкого мальчишки, но было целью одной взрослой женщины. Не той, что под влиянием скопившегося сексуального голода и неуемной природной страсти вручила свое сочное тело любым проявлениям животной сексуальности — Люда даже не предполагала, что сегодня окажется под собственным сыном. Оля — вот кто коварный искуситель! Это она снабжала мальчишку похотливыми эмоциями, вознаграждала член все новыми и новыми порциями скользкой слюны, отчего трение приносило сногсшибательные ощущения. Это она к восторгу мальчишки вцепилась губами сначала в один, потом другой сосок Люды, после того, как смочила чувствительный член.

В этот момент Миша и прикоснулся низом живота к щеке Ольги и тогда нахлынула волна такой силы, что уже никто бы не способен был сдержать ее — сперма хлынула бурным потоком. Юношу трясло как в ознобе, мускулы сжимались и дергали, извивали молодое тело, а сперма, горячая и липкая, все лилась в темноту. Люда, как только ее губ коснулась терпкая жидкость, стряхнула меланхоличность и широко открыла рот, впитывая все пролитое богатство. Малафья растекалась на ее языке, таяла как мороженое, убегала струйкой в горло.

Пьянящий аромат, заставлял женщину прижаться, схватить ртом член и высосать все без остатка, но напор уже спал, отдельные капли падали на подбородок, под шею, иногда, набравшись сил, выстреливали на щеку. Горячая, живительная, пахучая жидкость оставила привкус во рту и начала застывать на лице. Мускулы на животе Людмилы напряглись, случился новый оргазм — хватило и трения шортиков о промокшие насквозь трусики, чтобы эмоциональный взрыв вызвал второй спазм, когда шершавый Олин язык прошелся по щеке и собрал жгучие потеки.