Конечно, приятно, когда дочка заботится о матери, а внучка – о бабушке. Но всему есть предел. Дочка так и сказала Лилечке: «При капитализме хозяин дает работнику удочку, а как он будет ловить рыбу, и сколько поймает, это уж его дело». Дело самого работника, то есть. Поэтому в один прекрасный мартовский день Вовка Макаров сел в подаренный ему за особые заслуги перед Лилечкиным семейством «УАЗ-Патриот» и проехал по долам и весям искать работу.

У Макарова никогда не было машины. Никакой. Как говорится, не было ни гроша, а вдруг – алтын! Дочка Лилечки Оленька показала Вовке, как заводить и править. Оказалось, что проще пареной репы. АКП сама выбирала передачу, а дизельный мотор тянул о-го-го! Хотя запах бензинового выхлопа Вовке нравился еще в детстве.

Он без проблем доехал до круглого леска на холме, открыл дверцу и подставил лицо мартовскому солнцу. До настоящей весны было еще далеко, но солнце уже грело, а сугробы с одной стороны почернели и начали подтаивать. Вовка даже снял шапку, связанную Лилечкой, но подул ледяной ветерок, и Макаров быстро натянул ее обратно. Вообще-то он ехал в Яковлево, где проходило оживленное в любое время суток шоссе на Москву, но выехать на асфальт Вовка не мог, потому что у него не было прав. А по грунтовке, припорошенной снегом, водитель Макаров «рассекал» довольно сносно. Он хлопнул себя по карману, проверяя, на месте ли Лилечкин список и деньги, захлопнул дверцу и покатил дальше.

На мостике через замерзший безымянный ручей его ждала неприятность. На настиле, перегородив путь полностью, стояла древний «РАФ-2203» с подломившимся задним левым колесом, а возле раритета топтались две грустные фигурки, мужская и женская. Ну, все, приехали, подумал Макаров и пошел разбираться.

— Ну, что, братцы-кролики, загораем?

— Вот, сами видите…

Молодой мужчина в солдатском бушлате показал рукой на поломку.

— Мне проехать надо, – сказал Вовка. – Что делать будем?

— Мы эвакуатор из райцентра вызвали, – сказала очень молодая женщина с короткими черными волосами. – Второй час ждем.

— Летом одному мужику с сердцем стало плохо, – сказал Макаров. – Так «Скорая» четыре часа ехала, а когда доехала, было уже поздно. А Вы говорите эвакуатор. Дачники никому не нужны.

— Мы не дачники, – ответил парень. – Мы – фермеры. По программе «Подмосковный гектар» взяли старую колхозную ферму, хотели бычков выращивать, да какой там…

Он махнул рукой и отвернулся.

— Это я его подбила! – сказала девушка. – Мы, как только поженились, переехали сюда жить, ну и решили стать фермерами.

— А откуда переехали, если не секрет?

— Из Москвы.

— Земляки, значит? Я тоже из Москвы. Может, вас толкнуть как, да и отбуксировать на ферму?

Был в Вовкиной машины эксклюзив – лебедка со стальным тросом. Пока парень протягивал трос к своей развалюхе, Макаров разговаривал с девушкой. Поначалу она отвечала неохотно.

— В райцентр ездили?

— Да.

— Зачем? По делам или так, проветриться?

— По делам.

— За продуктами?

— И за ними тоже…

И вдруг ее словно прорвало. Она заговорила горячо и быстро.

— Мы у гинеколога были. У меня задержка, мы подумали, что беременность. Но нет, опять нет. уже в который раз!

— Вы так хотите родить ребенка?

— Да, очень. Я уже полгода замужем, и все никак!

— Полгода – это мало! Некоторые по нескольку лет ждут, и то ничего!

— Да…. А у Вас дети есть?

— Официально нет, хотя… в свое время в Чебоксарах немало покуролесил. А вы анализы сдавали? Муж – спермограмму, а Вы – не знаю, как это у женщин называется. Может, у Вас яйцеклетки мертвые? Это же надо знать! А потом, ЭКО попробуйте.

— Мы сейчас не можем ЭКО, оно кучу денег стоит, а мы, когда ферму купили, в долгах, как в шелках. И потом…

Но она не договорила, потому что молодой муж закричал: «Готово! Тяните!», и Макаров дал задний ход.

Все, что задумал Вовка, не сразу, но получилось. Он волок «трехногую» машину на ферму, хозяин сидел в РАФе, правил, а его молодая жена – рядом с Макаровым. И чем дольше они ехали, тем сильнее ему нравилась эта несчастная несостоявшаяся мать. Не плачет, уже хорошо, держится. Хотя губы дергались, а сейчас платочек кусает. «Вот наша ферма»! – сказала девица. – «Здесь остановите».

Когда-то это был колхоз «Красный путь». Потом какое-то ОАО, а потом ничего. А ребята – молодцы, работы много для двоих. «Ладно, сколько мы Вам должны?», – спросила девица.

Мартовский день еще короток, заходящее солнце высветило ее профиль с острым подбородком и длинноватым носом.

— Сколько? Дайте подумать, – Макаров сделал вид, что думает. – Не расплатитесь. Разве что пару бутербродов с колбасой и стакан крепкого чая вас спасет от долговой ямы!

Она сдержанно рассмеялась: «Ну, этого добра у нас хватает! Еще и с собой дадим».

— А Вас как зовут?

— О, у меня редкое имя! – усмехнулась она. – Александрина.

— Саша, значит.

— Можно и Саша.

— А меня – Владимир Анатольевич. Друзья Вовкой кличут.

— Вот и познакомились, – серьезно сказала Саша.

— У вас в семье кто-то «Песняров» любил? – спросил Макаров и тут же напел:

Александрина! Теперь пришла зима

Александрина! В снегу стоят дома!

Александрина! И с песней ты цвела

Александрина! Какою ты была!

— Нет, – очень серьезно сказала Саша. – Я детдомовская. И Валентин тоже. Так что семья для нас очень важна. А Вы… женаты?

— Что-то вроде. О, позвонить забыл! – сказал Вовка, выхватывая из кармана старенький «Сименс».

— Ты где? – строго спросила Лиля.

— На ферме. Заехал молочка купить.

— Хлеба купил?

— Хлеба? Нет. Я еще не доехал.

— Поезжай, а то закроют, без хлеба останемся. Ладно, пока!

— Вам хлеб нужен?

— И хлеб, и тушенка, и много чего еще. Лилия целый список заготовила.

— Мы Вам продадим. Валентин хочет магазин открыть, молоко продавать, мы завезли кое-что. На днях открываемся.

Вовка протянул Саше список.

— Гнусное это дело – магазин! – посочувствовал Макаров. – Санэпиднадзор, пожарные, и всем дай!

— Что же делать? – пожала плечами Саша. – Одной фермой не проживешь. Так Вам молоко нужно?

— Нужно. Лилечка любит. Может литра два за день выпить с хлебушком.

Прибежал, бухая сапогами, Валентин.

— Что вы без огня сидите?

— А мы видим.

Сашин муж погремел умывальником, шумно высморкался в еле белевшую в темноте раковину.

— Так я включу?

— Включи, – почти равнодушно сказала Саша. – Доилка работает?

— Пока работает, иначе я бы до ночи руками доил.

— А уже и ночь, – заметил Вовка.

Под потолком вспыхнула яркая лампочка. Саша закрыла глаза, Макаров прикрыл глаза ладонью.

— Я в кладовку, – сказала Саша. – Нашему спасителю продукты нужны.

Она ушла. Валентин молчал, разглядывая заскорузлые пальцы.

— Вы зря РАФ взяли, – сказал Макаров. – Взяли бы «Буханку», в разы лучше.

— Теперь придется. А РАФ – в металлолом, – ответил Валентин. – Еще кредит только брать, у…

— У вас с детишками проблемы?

— А Сашка уже и Вам рассказала? – взвился молодой муж. – Любит она свои проблемы на других перевешивать!

— А Вы ее не ругайте. Была бы у нее мать, рассказала бы ей, а так…

— Да детдомовские мы! У нас ни матери, ни отца! Мы, как школу закончили, поехали в Москву в сельскохозяйственный поступать, да какое там, пролетели, как фанера над Парижем. В общежитии и познакомились. Сначала хотели на Дальний Восток махнуть, там землю взять, а потом поближе взяли по новой программе. Замучался я с коровами-то…

Он положил руки на стол, на них – лохматую голову, и тут же уснул. Вернулась Саша с двумя объемистыми полиэтиленовыми сумками.

— Вот, подобрала Вам, – отдуваясь, сказала Александрина. – Не все, конечно. А флягу с молоком сами заберете с крыльца.

— Тсс! – замахал руками Макаров. – Он спит!

— Вижу, что спит. Он только и делает, что спит. Работает, как проклятый и спит. Зря мы в это дело ввязались, оставались бы в Чебоксарах, там, вообще, чернозем…

А девушка-то хороша, отметил про себя Макаров, высокая, стройная, свитерок впору, обрисовывает маленькие грудки без лифчика. А глаза синие, синие!

— Что у Вас не так с мужем-то? Может, он от трудов праведных импотент?

— Не знаю, что и сказать. Неловко про это с мужчиной-то…

— Знаете что. – сказал Вовка, вставая из-за стола. – Выдастся свободная минутка, приезжайте к нам. Лилечка, как-никак, опыт имеет, и дочку ей не ветром надуло! А я поеду, пожалуй.

— А как же чай? Скоро закипит!

— Мужа кормите.

Макаров, все-таки деньги оставил, подсунув красненькую бумажку, сложенную пополам, под солонку, полную серой соли…

Ксеноновые фары светили ярко, но Макаров ночью еще не ездил, и два раза угодил в канаву, пока доехал до Лилечкиного дома. Он внес на крыльцо сумки с продуктами, втащил флягу с молоком, и лишь потом заглушил мотор и выключил свет…

За ужином они обсуждали местные фермерские проблемы. «Вот ты, Лилия Борисовна, стала бы покупать коров и доить их, а молоко продавать?

Лилечка допивала третий стакан, и потому ответила не сразу.

— Ни в жисть! Я в колхозе наработалась на всю жизнь. Утром вставай на дойку, днем дои на пастбище два раза, вечером тоже. Ни в жисть!

— А они взяли, влезли в хомут добровольно, и тянут, тянут.

— Они молодые, резвые, – задумчиво сказала Лилия. – Я, когда молодая была, с фермы приду, руки не мои, ноги гудят, схвачу хлеба и на танцы! А сейчас к вечеру и плясать-то не хочется…

— А в постели поплясать не хочется? – толкнул локтем подругу в мягкий бок Вовка.

— В постели можно! – расплылась в улыбке Лилечка. – Если лежа!

Ее халат снимался очень просто. Стоит потянуть за поясок, как бантик узелка развязывается легко, словно сам собой, а Лилечка, встряхнув крутыми плечами, сбрасывала цветастый халат на пол. Короткую рубашку можно было и не снимать, а только закатать к шее. И все, доступ к гладкому белому мягко-упругому «телу» получен! И, пока Макаров ублажал Лилечку, из его головы не шла одна мысль. Вовка перестал ерзать на Лилечке, выдохнул и сказал:

— Я хочу ее удочерить!

— Кого это?

— А Александрину. Она такая красивая! Представляешь, черные короткие волосы и синие, как весеннее небо, глаза…

— Постой-погоди! – быстро проговорила Лилечка, садясь на кровати и поправляя ночную рубашку. – Ты говорил, что она молодая. Так?

— Ну, так.

— А раз так, дочерью она тебе не может. Разве что внучкой.

Что за женщина эта Лилечка! Сразу все поняла, и извлекла из клубка Вовкиных мыслей самую ценную…

Когда-то давно, еще в прошлом веке, Вовкина группа проходила преддипломную практику в Чувашии. Группа была небольшой, всего-то восемнадцать человек, и их распределили по разным производствам громадного химкомбината. Общежитие в Новочебоксарске было тоже огромным, жизнь кипела и била ключом. Народу было много, все взрослые, самостоятельные, но эту девушку в простом коротком халатике, стоявшую у окна, и смотревшую на падающий снег. Она вдруг повернулась и сказала: «Снег пошел!». А глаза у нее были синие-синие!

Вряд ли эта была любовь, скорее, гормональный всплеск, но отношения установились сразу и надолго. Они ездили по выходным в Чебоксары, ходили по заснеженным берегам замерзшей Волги, целовались и не только. Потом на город обрушилась весна, и практика кончилась. Вовка уехал с группой в Москву, и эта странная полулюбовь-полустрасть осталась торчать в Вовкиной памяти маленьким ржавым гвоздиком…

— А что, если Александрина – моя внучка? – сказал Макаров засыпающей в его объятиях Лилечке.

Она вздрогнула. «Да брось ты!», – ответила Лилечка. – «Мало ли кто куда ездил и там нашалил. Лучше спи».

Макаров послушался и уснул, и приснилась ему та самая тихая девушка из Новочебоксарска, ее иссиня-черные волосы и глаза цвета весеннего неба. Сон все длился и длился, но, как всегда, оборвался на самом интересном месте, когда Элеонора, так ее звали, села на Вовку сверху. Но разбудила его Лилечка. Со словами «Вован, у тебя стояк просто железный!» она взгромоздилась на Макарова и запрыгала. Как сказал поэт: «Приятна мне твоя прощальная краса!».

Когда Лилечка напрыгалась, она улеглась рядом и сказала: «А давай пригласим твоих фермеров на вечер!».

— Уже пригласил, уж извини.

— За что же?

— Дом-то твой, и участок твой.

— Этот дом наш! – твердо сказала Лилечка. – Мой и твой!

Она подтерлась тряпочкой и предложила: «Давай лучше завтракать».

Вовка прислушался: «Что это стучит?».

Лилечка, громко топоча розовыми тапками, подбежала к окну и отдернула занавеску.

— Это капель, Вовка! Весна пришла!