Прибежав в каморку под лестницей, Буратина шлёпнулась на пол около ножки стула. В деревянной головке вертелись переживания сегодняшнего дня. Она не знала, что делал с ней папа Карло, отчего так приятно было между ножек. Хотя толстый палец усатого полицейского немного прояснил ситуацию, и теперь Буратина догадывалась, что Карло тоже вставлял в нее свой палец, только у него он был еще длиннее и толще. Внизу животика приятно защекотало.
— Чего бы ещё такое придумать?
Не нужно забывать, что Буратине шёл всего первый день от рождения. Мысли у нее были маленькие-маленькие, коротенькие-коротенькие, пустяковые-пустяковые.

Рядом со стулом, прикрытый грудой опилок, лежал молоток. Обыкновенный молоток, со старой отполированной рукояткой, не толстой и не тонкой, а такой, чтобы было удобно его держать. Буратина повертела его, пощупала, несколько раз ударила по полу. Доски глухо ухнули и замолчали. В каморке воцарилась тишина, лишь тихо потрескивал огонь свечи, уже превратившейся в огарок. Деревянная девочка водила ладошкой по гладкой рукоятке, постепенно становившейся все теплее. Она подумала о том приятном чувстве, что посетило ее сегодня дважды, и, сосредоточившись на воспоминании о толстом, хозяйничающем в ее дырочке, пальце, почувствовала, как крупная капелька, выступившая из трепещущего влагалища, скользнула вниз и, приятно пощекотав попку, упала на пыльный пол. А следом за ней упала вторая.

Буратина приставила округлый конец разогретой рукояти молотка к истекающей дырочке и, прикрыв чудесные глазки, медленно начала надавливать. Он исчезал в ней миллиметр за миллиметром, пока холодный металлический боек не коснулся ее промежности. Девочка тоненько охнула, смакуя сладкое ощущение. Было непонятно, как папе Карло удалось смастерить такую глубокую дырочку, ведь перочинный нож был весьма небольших размеров. Схватившись за боек тонкими пальчиками, она потянула молоток назад, и, когда он едва не выскользнул, снова толкнула его внутрь, только теперь напористее. Деревянная голова пошла кругом. Буратина раскинула широко свои ножки, бойко вонзая в себя толстенькую рукоятку и приговаривая:
— Какой хороший пальчик, наверно даже больше, чем у папы Карло.

В это время послышалось:
— Крри-кри, крри-кри, крри-кри…
Буратина завертела головой, оглядывая каморку. Молоток, до упора заправленный в мокрую дырочку, едва заметно подрагивал.
— Эй, кто здесь?
— Здесь я, — крри-кри…
Буратина увидела существо, немного похожее на таракана, но с головой, как у кузнечика. Оно сидело на стене над очагом и тихо потрескивало, — крри-кри, — глядело выпуклыми, как из стекла, радужными глазами, шевелило усиками.
— Эй, ты кто такой?
— Я — Говорящий Сверчок, — ответило существо, — живу в этой комнате больше ста лет.
— Здесь я хозяйка, убирайся отсюда.
— Хорошо, я уйду, хотя мне грустно покидать комнату, где я прожил сто лет, — ответил Говорящий Сверчок, — но, прежде чем я уйду…
Одним длинным прыжком он преодолел разделяющее их расстояние, и, приземлившись на маленьком клиторке, стал ловко сучить лапками.
— Но, прежде чем я уйду, —продолжил Сверчок, —выслушай полезный совет.
— Оччччень мне нужжжны советы стааарого сверчка…
От этих маленьких озорных лапок дыхание ее окончательно сбилось, а по всему деревянному телу побежали волны странного, незнакомого ей, ощущения. Девочка еще ярке стала чувствовать распирающую ее изнутри рукоятку и, повинуясь порыву, вновь взялась за молоток и начала его медленно двигать.

— Ах, Буратина, Буратина, — проговорил Сверчок, хитро улыбаясь и продолжая щекотать возбужденный бугорок, — брось баловство, слушайся Карло, без дела не убегай из дома и завтра начни ходить в школу. Вот мой совет. Иначе тебя ждут ужасные опасности и страшные приключения. За твою жизнь я не дам и дохлой сухой мухи.
— Поччччему? — спросила Буратина.
— А вот ты увидишь — поччччему, — ответил Говорящий Сверчок.
Он припал своим маленьким ртом к ее клитору и, тихо потрескивая крри-кри, принялся охаживать его своим настойчивым язычком. Буратина сходила с ума. Она неловко дергалась и громко стонала, продолжая таранить свою щелку рукояткой.
— Ах ты, столетняя букашка-таракашка! — кричала Буратина, не отдавая себе отчета в порыве страсти. — Больше всего на свете я люблю страшные приключения. Завтра чуть свет убегу из дома — лазить по заборам, разорять птичьи гнёзда, дразнить мальчишек, таскать за хвосты собак и кошек… И всем разрешу вставлять свои пальцы в мои дырочки! Тонкие и толстые, молодые и старые, все, какие я только встречу, будут щекотать меня внутри. Я ещё не то придумаю!… Только не останавливайся, прошууу!!!
— Жаль мне тебя, жаль, Буратина, прольёшь ты горькие слёзы.
— Поччччему? — опять спросила Буратина.
— Потому, что у тебя глупая деревянная голова, а думаешь ты своими похотливыми отверстиями. Потому, что, как и любая городская шлюха, ты познаешь много членов, но не познаешь счастья. Потому, что…

Он не успел договорить. Буратина случайно развернула боек молотка так, что очередным ударом впечатала Сверчка в свой клитор. Обезумев, от неописуемого наслаждения, девочка металась на полу. Руки ее были широко раскинуты, ножки согнулись в коленях, брызжущая из влагалища жидкость разбивалась о боек молотка и обильно падала на пол.

Старый умный сверчок упал на пол и замер без движения, так и унося с собой значение новых для Буратины слов… Похоть, шлюха, члены…

После случая с Говорящим Сверчком в каморке под лестницей стало совсем скучно. День тянулся и тянулся. Внизу животика у Буратины тоже было скучновато.
Она закрыла глаза и вдруг увидела, как толстый палец настойчиво проникает в ее щелку.
Живо открыла глаза, — палец исчез, только дырочка стала влажной.
Она опять закрыла глаза, — увидела Сверчка. Он сидел на ее бугорке, живой и невредимый, и быстро перебирал лапками, доставляя неземное блаженство.
Открыла глаза, — нет сверчка и его шустрых маленьких лапок, только пульсирует возбужденная горошинка клитора.
Тогда Буратина догадалась, что ей ужасно хочется ощутить в себе что-то длинное и твердое. Она подбежала к очагу и сунула нос в кипящий на огне котелок, но длинный нос Буратины проткнул насквозь котелок, потому что, как мы знаем, и очаг, и огонь, и дым, и котелок были нарисованы бедным Карло на куске старого холста. Буратина вытащила нос и поглядела в дырку, — за холстом в стене было что-то похожее на небольшую дверцу, но там было так затянуто паутиной, что ничего не разобрать.

Буратина начала шарить по всем углам, — не найдётся ли еще чего-то, похожего на рукоятку молотка или крепкий наглый палец. Ах, ничего-то, ничего-то не было у бедного Карло запасено на такой случай! Вдруг она увидела в корзинке со стружками куриное яйцо. Она аккуратно взяла его своими деревянными ручками. Медленно поглаживая, девочка ощущала едва заметное тепло. Буратина робко облизала скорлупу своим шершавым язычком. Облизала еще раз. И третий. Когда она пришла в себя, яйцо все блестело от ее слюней, на полу образовалась лужица. Вторая появилась под ее сочащейся пещеркой.

Буратина легла на спинку и ловко закинула свои ножки назад, от чего ее дырочка вся напряглась, и девочка чувствовала, как сладко она ноет и зудит. Тогда она приставила ко входу куриное яйцо и, плавно надавливая, погрузила его в себя, содрогнувшись от охватившего ее волнения. Стенки юного влагалища плотно и жадно обхватили посторонний предмет, предлагая ему войти глубже. Буратина натужилась, и яичко медленно поползло наружу. Оно выскользнуло в приветливую ручку деревянной куклы, провожаемое смачным звуком хлюпнувшей дырочки. Девочка выдохнула, наслаждаясь моментом, и снова пропихнула яичко в себя. Несколько минут она наслаждалась этой игрой, до тех пор, пока не натужилась слишком сильно. Яйцо выскочило как из пушки и, ударившись о стену, разбилось.
— Спасибо, деревянный человечек!

Из разбитой скорлупы вылез цыплёнок с пухом вместо хвоста и с весёлыми глазами.
— До свиданья! Мама Кура давно меня ждёт на дворе.
И цыплёнок выскочил в окно, — только его и видели.
— Ой, ой, — закричала Буратина, — только не сейчас!..
Щелка ее так и осталась неудовлетворенной.

День, наконец, кончил тянуться. В комнате стало сумеречно. Буратина сидела около нарисованного огня и потихоньку почесывала зудящее отверстие. Она увидел — из-под лестницы, из-под пола, показалась толстая колбаска. Следом за ней высунулось, понюхало и вылезло серое животное на низких лапах. Толстая колбаса, показавшаяся первой, торчала между задних лап и волочилась за ним, оставляя на полу скользкий след. Буратине показалось смешным, что существо не замечает, как такая здоровенная штука прилипла к нему, и теперь неловко трепыхается в такт грузным шагам. Не спеша оно пошло к корзине со стружками, влезло туда, нюхая и шаря, — сердито зашуршало стружками. Должно быть, оно искало яйцо, которое разбила Буратина. Потом оно вылезло из корзины и подошло к Буратине. Понюхало ее, крутя чёрным носом с четырьмя длинными волосками с каждой стороны. От Буратины съестным не пахло, — оно пошло мимо, таща за собой длинный толстый отросток.

Ну как его было не схватить за такую сочную розовую колбаску! Буратина сейчас же и схватила. Это оказался старый злой крыс Шушара (злым он был от того, что своим огромным членом порвал щелки всех крысиных самок своего подлестничного мира, а длины коротких лапок не хватало, чтобы снять напряжение самостоятельно. Спустя долгие годы мучений, его хуй раздулся еще больше, и теперь всегда волочился за ним, оставляя липкий сле). С испугу он, как тень, кинулся было под лестницу, волоча Буратину, но увидел, что это всего-навсего деревянная девчонка, — обернулся и с бешеной злобой набросился, чтобы перегрызть ей горло.

Теперь уж Буратина испугалась, отпустила горячую скользкую колбасу и вспрыгнула на стул. Крыса — за ней. Она со стула перескочила на подоконник. Крыса — за ней. С подоконника она через всю каморку перелетела на стол. Крыса — за ней… И тут, на столе, она схватила Буратину за горло, повалила, держа ее в зубах, и скинула на пол.

Бедная Буратина распласталась, как неживая, не осмеливаясь даже вздохнуть. Руки ее разлетелись в стороны, а попка торчала кверху, будто показывая, что она никого не боится. Хотя, конечно, это было не так. Шушара медленно обошел вокруг, ощущая запах из влажной Буратининой щелки. Девочка видела, как его колбаса стала твердой и на ней выступили синие венки. Крыс скрылся где-то за спиной, и наступила тишина. Буратина уже хотела попытаться встать, как сразу тяжеленные лапы пригвоздили ее спину к полу. В мокрую дырочку рвалось что-то огромное. Оно яростно тыкалось, трамбуя губки, но никак не могло проникнуть внутрь. Буратина разомлела от такого грубого массажа ее чувственной дырки и потекла еще сильнее, смазывая конец крупного предмета.

Она уже во всю вертела своим маленьким задом, не обращая внимание на яростное рычание сверху. Мощная головка мяла ее губы, терла клитор, и, когда створки под давлением распахнулись, Буратина оказалась совсем не готовой к этому. От нестерпимой боли из деревянных глаз ручьями брызнули слезы.
— Пожжалуйста оттпустите ммменяя!! —громко кричала Буратина.
Шушара не слушал ее. Он наконец то дорвался до сочной дырки, и теперь не собирался выпускать долгожданную добычу. Здоровенная елда ныряла в растянутую до предела вагину, извлекая громкие чавкающие звуки, которые порой заглушали визг Буратины. Старый крыс чувствовал, что скоро, наконец, сможет излить копившееся годами семя, и, крепко вцепившись зубами в плечо девочки, задвигался быстрей.
— Ой, ой, ой! —Истошно заверещала Буратина, —Бооооооооольно! Паааапаа Кааааарлооо!
— Я здесь! — ответил громкий голос.
Дверь распахнулась, вошёл папа Карло. Стащил с ноги деревянный башмак и запустил им в крысу. Шушара, выпустив деревянную девчонку, с трудом вытащил свою дубину, все еще содрагающуюся, и так и не успевшую излиться фонтаном крысиной спермы. Он скрипнул зубами и скрылся.

— Вот до чего доводит баловство! — проворчал папа Карло, поднимая с пола Буратину. Посмотрел, всё ли у нее цело. Долго разглядывал до неприличия расширенное влагалище, покрытое слизью крысиного члена. От этого зрелища яйца его налились приятной тяжестью. Он посадил ее на колени, вынул из штанов член и, залупив его, глубоко вставил, ощущая, как сжимающиеся стенки все плотнее обхватывают старый шишак.

Буратина смотрела на него замутненными от похоти глазами.
— Скажи, папа Карло, а что это за чудесный палец, который наполняет меня сейчас. И почему он растет не на руке? И почему он толще тех, что на руке? И почему..
— Почему, почему… —передразнил ее Карло и принялся медленно покачивать ее, массируя свой член мягкой промежностью куклы. —Да потому, что это не палец, а член, болт, хуй, да как его не назови.
Буратинка закрыла глаза и блаженно улыбнулась. Теперь она знала, что такое член. И слова Сверчка, о многих членах, вызывали внизу животика приятное тянущее чувство.

Карло подбрасывал на своих бедрах стонущую деревянную девочку и глухо стонал сам. Буратина, раззадоренная яичком и фантазиями о своем будущем, начала бурно кончать, от чего ее щелка стала сокращаться и мягко посасывать член Карло. Старый шарманщик не мог долго этого выносить и, коротко крикнув, прижал ее плотнее к себе, чтобы наполнить своими выделениями каждый уголок жадной пещерки.

Карло валялся на кушетке, не удосужившись надеть штаны. Руки его были закинуты за голову, а сбоку, игривой кошкой, ластилась Буратина
— Я буду умненькой-благоразумненькой, папа Карло… Говорящий Сверчок велел мне ходить в школу.
— Славно придумано, малышка…
— Папа Карло, но ведь я — голенькая, деревянненькая, — мальчишки в школе будут вставлять в меня свои пальцы и толстые члены.
— Эге, — сказал Карло и почесал волосатый лобок. — Ты права, малышка!
Он зажёг лампу, взял ножницы, клей и обрывки цветной бумаги. Вырезал и склеил курточку из коричневой бумаги и ярко-зелёную юбочку. Смастерил туфли из старого голенища и шапочку — колпачком с кисточкой — из старого носка. Всё это надел на Буратину:
— Носи на здоровье!
— Папа Карло, — сказала Буратина, — а как же я пойду в школу без азбуки?
— Эге, ты права, малышка…
Папа Карло почесал в заднице. Накинул на плечи свою единственную старую куртку и пошёл на улицу. Вернулся он за полночь, все в той же куртке. В руке он держал книжку с большими буквами и занимательными картинками.
— Вот тебе азбука. Учись на здоровье.
— Папа Карло, а где же ты ее взял?
Карло тяжело молчал. Нелегко досталась ему эта азбука. Ведь в ту ночь Джузеппе, наконец, потратил свои полугодовые сбережения. Буратина уткнулась носом в добрые руки папы Карло, которые как-то странно пахли.
— Выучусь, вырасту, и всегда-всегда буду только твоей…
Буратина всеми силами хотела в этот первый в ее жизни вечер жить без баловства, как научил ее Говорящий Сверчок.

Вопросы, замечания и предложения присылайте на почту dоn.diеgо@bk.ru, постараюсь ответить всем.
Берегите себя и своих близких.
С уважением, Диего Холмс.