К пяти часам за мной пришла младшая. Проверила качество бритья на моих щеках, подбородке. Наказала помыть тело – учуяла старческий пот. Не стесняясь моего обнажения, принялась тереть мою спину мочалкой, затем принесла мне трусы, носки. Найдя старый Галкин фен высушила мою проплешину на голове. Это походило на действия супругов. Пожилых супругов. Я сидел на табурете, обнял её за талию, прижался лицом к мягкому животу.

— И я тебя, пап, люблю. – прижимая мою голову к телу, ласкала мои волосы, принимая мой настрой.

Жар её грудей, ощутимый даже через ткани лифчика и блузки, мерная пульсация сердца, как бы вернули меня в моё младенчество – к материнскому теплу, к её ласковому голосу, вкусному запаху молока. Нестерпимо захотелось ощутить щекой обнажённое тепло женской груди, лизнуть сосок…

— Переезжай ко мне?! – произнёс я.

Люба, так и не дождавшись от второго мужчины предложения узаконить сожительство, четыре года назад рассталась с ним и жила с дочерью в двушке, в Томске. Но после совершеннолетия Рита всё чаще снимала квартиру. Теперь я знаю этому причину – мама, пусть даже случайно, может помешать работать.

— Можно? – подняла моё лицо, прочла в них истину, спросила.

— Мог бы и я к тебе, но тут мама ваша. – не отводя взора сказал.

— И ты уже забронировал для себя место рядом с ней. Я подумаю, пап. И ты обдумай хорошенько… но не сегодня!

***

В квартире, куда мы с Любой вошли, находились ещё трое. Рая и старуха с мужчиной. Не Баба Яга, да и ладно.

— С семидесятилетием, Фарид. – произнесла старушка.

По голосу я её и признал – Ленка, сестра Галины моей. Она обняла меня за шею, ничуть не стесняясь наших детей, поцеловала в губы.

Ну, а мужчина значит кто-то из её сыновей. Младший её – Сергей. Он тоже поздравил. Почти 20 лет не видел я Ленку. А Сергея вообще лет 30-35.

— Папуль, вот сюда присаживайся. – предложила Люба.

Я пробежался взглядом по квартире. Домашний уют в ней отсутствовал напрочь – холодный гостиничный номер и то уютней. Обшарпанные линолеум и обои. Искривлённые дверцы огромного серванта, напоминавшего наш, который мы бросили в Астане. Пятирожковая люстра – точная копия нашей, купленной уже здесь. Закатное Солнце прикрыто шторой грязно зелёного оттенка. Полотнище, прожжённое видимо окурком, наполовину скрывает облезлый от краски подоконник.

И все эти мерзости могли бы навести уныние, если бы не старания моих дочерей, украсившие стол яствами, напитками и коллажем снимков – на них я в различные годы своей жизни. На фото есть и Галина, и они, мои любимые дочери. Увидел даже своих родителей – маму белоруску, папу татарина. Маму помню постарее, отца именно таким, как на фото – его насмерть сбил лихач, когда мне было 11 лет.

После тостов с обязательным употреблением алкоголя, и заеданием его теми разносолами, на приготовление которых мои дочери потратили не один час, начались разговоры. Ленкины сыновья по второму разу женаты, уже сами дедами стали. Сама она живёт в том же доме в Кустанае. Ни о каком переезде к одному из сыновей даже не хочет слушать.

Мы с ней отсели в сторонку, попивая вино, вели неспешную беседу. В основном вспоминали. Галину конечно в первую очередь. Лена на похороны приехать не смогла так как поломала ногу и лежала на вытяжке. После были осложнения – пришлось вставлять спицу в бедренную кость.

— А в целом я всех пережила – родителей своих, Галину. Наверное, в бабку по отцовой линии пошла. – подытожила она тему о своём здоровье. — А ты чем тут занимаешься?

— Да всякого по мелочи. То агитирую соседей отремонтировать подъезд, то обследовал крышу. В этом году собираемся отремонтировать пол на первом этаже, перед лифтом. Это опять беготня со сбором средств. Не всякий хочет… или просто не может, сдавать деньги. Зимой тоскливо. Иногда по неделе из квартиры не выхожу. Потом хватаю себя за шиворот, выкидываю на улицу. Иногда наоборот на целый день каких-то забот набирается. Особенно соседки, как сговариваются – то у одной из двери дует, у другой смеситель капает, у третьей холодильник странно работает. Зайдёшь к таким, стукнешь ладонью по холодильнику, что-то свалится сзади и он просто шепчет.

— Молодые?

— Моложе меня… многие. Ладно б холостячки, так нет – иные с мужьями живут. Так те безрукие, что ли?

— Ну ты то доволен, что таким образом развлекаешься? – Ленка ткнула меня локтем в бок. Если бы не этот толчок, я бы счёл такой вопрос уместным. А так выходило, что она намекает, доволен ли я обилием «влажной валюты» у соседок.

Пока была здорова Галя, расчёт женским «мясом» принимал, но с специально сношал «заказчицу» быстро, только для удовлетворения собственного эго, дабы сучки не тащились, не выдумывали других способов потрахаться. Но попадались и такие, которым нравилось именно разветвлять рога мужьям.

Одна из таких честно объяснила такую перверсию.

«Мне известно, что мой мне изменяет. Такая вот моя месть. Знаешь, как приятно сразу после ёбаря, трахаться с мужем? Думать про себя, что его хер прочищает пизду после ёбаря»

— Мы с тобой уже в том возрасте, когда нужно стоять перед иконостасом, да замаливать грехи молодости. – с некоей иронией в голосе сказал я.

— Я давеча, перед поездкой сюда, вспоминала сколько мы с тобой нагрешили. Всего три раза выходит. А для христиан число «три» знаменательное. – приплела упоминание христиан к пошлым намёкам. Хохотнула глядя на меня.

— Ну ка напомни. – решил я поддержать шутливый тон.

— Надеюсь о первом случае тебе не надо напоминать? Потом на свадьбе моего Сергея мы с тобой танцевали и потихоньку скрылись из вида.

— Да, это было в столовой или дешёвом кафе. Тогда ещё автоматы вырубило. Я и тесть Сергея искали причину коротыша. Оказалось, что-то с проводкой освещения было. Половина зала оказалась не освещена. И в этой темени мы с тобой затанцевались. – сразу вспомнил я.

«Темнота – друг молодёжи» приняла наши с Леной тела, оградила от взоров других гостей. Она прошептала, что «свиданка» образовалась, поэтому будет грешно не использовать такой момент.

К тому времени я уже набрал опыта, как надевать пизду на член – если дама не слишком тяжела, поднимал её на руки, просил поправить подол и сдвинуть перемычку трусов. А там остаётся только плавно опустить суку на хуй. Если бабёнка увлажниться не успела, то тихим сапом – поднимая и опуская, дожидался, когда моя смазка измажет канал достаточно, и готово! Хер принят влагалищем.

Однако я не так силён и не всех (даже большинство) мог поднять. В таком случае неподъёмная сука сама знает, как ей лучше встать…

Лена, всегда следившая за диетой, в вечер свадебного торжества, задержавшись на пяток секунд, необходимых, чтобы подтянуть полы платья на талию, и снятия трусов, была насажена на кол. Для сохранения баланса придавил её спиной к коробке с каким-то провиантом, приступил к мощному вонзанию себя в податливую плоть.

Хоть и старались сохранять тишину, но разве промолчишь, когда так кайфово ебать бабёнку – сначала кто-то попытался повторить наши шаги, но услышал нас. Не извиняясь, пошло хихикнув, ушли. Затем уже Райка со старшим сыном Ленки додумались забрести в то же место. «Ой, тут кто-то есть! Идём отсюда, Геночка!» — моя 18-тилетняя дочь тоже хохотнула и потащила кузена прочь.

Ленку забавило, что её сын (в то время уже женатый) готовится трахнуть мою старшенькую – о чём мне и поведала. Она стала яростней дёргать жопой навстречу моему тазу. Ну и в след за ней, завёлся и я. Из коробки за её спиной начали выпадать жестяные банки – после каждого моего толчка по одной, как бы отчитывая ритм. Свояченица потребовала не кончать в пизду, так как ни затычки, ни даже носового платка с собой не взяла. Ленка опустилась ртом к херу, приняла его за щеку. Не часто меня баловала судьба таким исходом ебли – поэтому быстро заполнил жадный ротик спермой.

— И не только мы такие умники были. – хохотнув сказала Лена.

— Столовские тогда ругались, что кто-то раздавил коробку. Не помнишь, что в ней было?

— Томатная паста из Китая. – Лена вновь хохотнула, продолжила: — А третий раз…

Она замолчала. Я предположил, что она хочет напомнить о похоронах Анатолия. Оказалось, нет.

— Ровно двадцать лет назад. День в день. Вспоминаешь? Я на твой полтинник приезжала сюда…

— Не помню! – перебил я её.

— Ну конечно не помнишь! Ты же сильно выпил. Пьянствовали в вашей маленькой квартире. Ты бесстыжий лез целоваться со мной, несмотря на присутствие Галки, дочерей и зятя Игоря.

«Блин, как много того, что должен был хранить в памяти, как прекрасные моменты жизни, потеряно!» — подумал я, ничего не вспомнив.

— И что? Где это мы сделали?

— Совсем-совсем не помнишь? Пить надо меньше! Подскажу: коморка сантехников в подвале… Топчан в ней… Я ещё подумала, что ты не впервой привёл туда даму, так как ловко подпёр железякой дверь коморки. Меня саму такое завело не на шутку – никогда не трахалась в подобной обстановке… тем более в возрасте шестьдесят четыре года… тем более после пятилетнего простоя. Даже удивилась себе – взмокрела, как в сорокалетнем возрасте. Раздеваться не стала – не захотела ложиться на грязный топчан, на котором наверняка трахали не одну бабу, спали пьяные мужики. Сняла трусы, встала во вторую позицию, опёршись коленями в край топчана, а руками в стену. Подол поднял ты сам, погладил мою попку, чмокнул в спину. Своим ятаганом прошёлся по моим валикам, плавно ввёл его… Фарид, ну вспомни… вспомни… мой хороший…

Вспомнил. Но не тот случай.

Силился, но в голове, и предельно ясно, так как это было по трезвому, возникал образ председательницы нашей жилищно-эксплуатационной конторы. Мы с ней и ещё тройкой соседей инспектировали состояние подвальных коммуникаций. Чопорные соседи, зажимая ноздри пальцами, полностью доверяя нам, быстро покинули подвальное помещение.

Тамара Андреевна с виду непримечательная женщина, облачённая в такой же спортивный костюм, какой был на мне, безбоязненно следовала за мной – в теплоузел, к шахтам лифтов, к системе водооткачки, к стоякам горячего и холодного водоснабжения, канализации. Записывала мои замечания в блокнот. В итоге и она, и я измазались о теплоизоляцию труб горячего водоснабжения. В коморке, куда мы зашли, чтобы ополоснуть руки, я и заметил белые пятна на спине, плечах и заднице женщины.

Я помогал ей стряхнуть известь с одежды. Женские – спина, попка, как магнит притянули мои руки. Руки передали члену, что задница ЭТОЙ женщины, вероятно мягче, чем жопы других баб. Ткань спортивных штанов не тот экран, годящийся скрыть от других желание члена самому оценить суждения рук. Тамара Андреевна, замершая от моих поглаживаний попки, обернулась, с взглядом, готовым смотреть на реакцию члена. Посмотрела, затем оценила серьёзность намерений в моих глазах.

Губы её, крашенные тёмно-красной помадой, показались мне чрезвычайно жаркими. Именно её сиськи, заключённые в бюстгальтер с широченными лямками, я сравнил с грудями библиотекарши. Мой нос влез в ложбину меж ними, вдохнул сильный бабский пот, ощущаемый даже через аромат парфюма. Я лез ртом, чтобы всосать сосок, но плотно застёгнутый лифчик, да ещё с большими чашками, стойко хранил честь сосков. Полез расстёгивать его – и это толком не смог – всего лишь один из СЕМИ крючков отстегнул.

Тамара сама их расстегнула, положила лифчик на папку, лежавшую на столе. Я, технически подкованный, сразу определил размер ареол – не меньше восьмидесяти миллиметров в диаметре. Крупные соски, что болты М16, длиной под два сантиметра, приготовились вкрутиться в мой рот. Горячее вымя весом не менее пяти килограмм пронизано синими венами, свисает на пухлый живот.

Покусывая «болты» продолжил тактильное изучение задницы. Бабёнка тоже не бездействовала – сканировала мой «крепёж» напрямую – запустив длань под резинки трико и трусов. А он у меня стандартный – тело М36 с головкой диаметром 40мм под шестигранник номер восемь. Длина тоже средняя от 16 до 18 сантиметров, в зависимости от состояния организма в целом.

«Резьба» кое-где трапециевидная, кое-где неопределённая. И шаг её тоже неравномерен – то десять, а то и все тридцать миллиметров.

«М-м-мм! Интересный какой инструмент! – произнесла Томка. – Довольно редкий! Дай я его, пока он в таком состоянии, посмотрю!» — она присела на корточки, потянула одежду с моей задницы.

И так как присела очень близко, то выскочивший хер, поддел головкой женский нос. Мы оба хихикнули над проказой члена. Томка слизала с ноздри каплю предъэякулята, затем сильно оттянула крайнюю плоть до мошонки, отчего, и без того блестящая залупа засияла, а уретра раскрылась, что ротик у рыбы.

Язычок Тамары заострился, подобно змеиному жалу, полез в лунку, явно добывая медок хуинный.

«Сама не глупая, знаю!» — сказала Томка будто прочтя моё мысленное послание: «Лучше отсасывай!»

Сосала, оставляя на длине «болта» отметку красной помадой. Постепенно след всё ближе приближался к волосне моих мудей. Но мои, появившиеся было мысленные флюиды: «Засоси по корень!» не исполнила.

Потом её бампер, стойко принимал на себя удары моих живота и бёдер. Волны разбегались по спине и достигали даже лопаток. А повисшие, под воздействием сил тяготения, сиськи ударялись о пласт живота и руки, принявшие упор локтями о тахту.

Потом я ещё несколько раз «подписывал» акты инспекции. Чаще это было служебное помещение ЖЭК, но и в свою квартирку Томка заманивала меня, якобы для ремонта сантехнического оборудования.

— Нет, не помню, Лен. И твои догадки насчёт посещения коморки с другими бабами, верны. — честно ответил я.

— Может, если мы туда пойдём, вспомнишь? – в глазах старой… очень старой женщины, замелькали те самые огни, которыми она смотрела в ту ночь, когда мы первый раз трахались.

Я посмотрел на наших детей. Сергей уже снял пиджак, пуговицы на его рубашке расстёгнуты до пупка. Ладони Раисы перебирают шерсть на мужской груди. Из-под стола виден круп моей младшенькой. Чем она там занята не трудно догадаться.

«Опять горло поранит, дурёха!» — сделал я вывод.

— Сейчас позвоню диспетчеру. – сообщил я Лене. Она подошла к детям, подняла скатерть и что-то спросила у Любы. Младшенькая вылезла из-под стола, направилась к своей сумочке.

На седьмом гудке ответил диспетчер. У него я узнал, какой сантехник сегодня дежурит. Этот мужик, возрастом младше моих дочерей, мне хорошо знаком — ему ничто человеческое не чуждо, поэтому звоню ему с предложением перекусить чем бог послал.

Но чтобы он не счёл меня совсем извращенцем, сказал Лене дождаться меня на площадке повыше.

Антон видимо скучал, раз за три минуты прискакал. Я познакомил его со своими, попросил дочерей накормить, чуток напоить — дабы он не уснул, ремонтируя что-нибудь по вызову…

— За двадцать лет, тут ничего не изменилось! – сказала Лена. – И даже картина с полуобнажённой красоткой та же.

Ничуть не смущаясь, будто не прошли сорок с лишним лет, ни даже двадцать, она стянула колготки, за ними трусы.

— Я вот так стояла! – она показала, какую именно позу принимала тогда, на мой юбилей. С одним незначительным нюансом – подол платья так и остался на месте. – Вспомнил? Подойди, потрогай, какая я там мокрая!

Действительно пизда встретила мои пальцы скользкими губами. Я продолжил ласкать губёшки, клитор, Лена выдала продолжительное.

— М-м-ммм.

«Дождевой червяк» коим являлся мой писюн, в отличии от живого червя, сам в пизду не заскочит. Можно было подключить визуальную стимуляцию или тактильное обследование, но я понимал, что старческое тело меня наверняка ещё больше остудит.

Лена повернулась, посмотрела на червя, затем в мои глаза. Тот же блеск её очей сообщил, что ни один мужик, коснувшийся её пизды, без визита в неё хорошей дубины, не уходил.

Я закрыл глаза, вслушиваясь в ощущения, вспомнил, что первой, взявший ЕГО в рот была Галина. Она была беременна Раисой, вначале попросила не считать её блядью, сказала, что не только шлюхи берут за щеку, но даже особы королевских кровей. А ей хочется сделать мне приятно. Начала Галина с поцелуев головки, ласкания её отвердевшим языком. А уж погрузив залупу за зубы, не выпускала её до тех пор, пока член не выдавил последние капли семени.

После того, как Ленка лишила меня супружеской верности, дам, берущих за щеку становилось всё больше. Рост отсасывающих произошёл из-за отсутствия цензуры статей в газетах и журналах, где открытым текстом рассказывались истории о половых перверсиях.

От мужиков я слышал, что современные молодые люди обоих полов, минет за измену не считают. Будто знакомого в щёчку чмокнула. Парни-подростки, проведя подружку до дома, намекают успокоить «дружка» минетиком. Да и порция спермы на сон грядущий – это отличное снотворное.

Юницу с дорогим гаджетом в руках не спрашивают, на какие деньги куплен дорогой аппарат. Может ей родители подарили за отличные оценки в школьном табеле, может она честно трудится официанткой или ещё где, может она получила наследство от любимой бабушки, но вывод абсолютно всех, как мужиков, так и женщин – насосала.

Тем временем Лена насосала – то, чем хочет быть выебанной. Уже если она и в молодые годы любила секс, то в 84 года, установить мировой рекорд (вероятно) и подавно хочет.

— Вот намажь хуй. – она подала полупрозрачный тюбик и прозрачным содержимым.

«Интимный гель» — написано на тюбике. Прочтя назначения, понял, что пизда Ленки взмокрела не сама по себе.

Она тоже возбуждённая – глаза сверкают, лицо светло-розовое, дыхание учащённое.

— Я сама направлю! – с придыханием сказала Лена. – Не смотри туда!

Я лишь слегка приподнял подол, направил член к нужному месту. Жадные пальцы охватили ствол, и мгновенно вправили.

— Да, вот так всё и происходило! Вспомни, милый! – дробя предложение на части, застонала Лена.

Увы. Может залупа помнит, но она одноглазая и ей без разницы в чью пизду я её загонял. Её задача передавать мозгу параметры. О трении, о температуре, о сладости и неудобстве.

Я это слышу, ощущаю.

Я живой.

Пусть пожилой, но ебу. С каждой фрикцией всё больше накачиваю свой организм оптимизмом – жив злоебучий самец! Могу «окучить» как давно непаханые «грядки», так и на «свежих клумбах» рассажу цветы.

— Погоди. Поясница болит. – мои философские рассуждения прерваны. — Давай на стол лягу…

Мелкими шажками (штаны и трусы на щиколотках мешают) подошёл к столу а-ля «советская столовка» с, местами отколотым, местами прожжённым гетинаксовым покрытием, начал убирать: обезрученные бокалы со сколотыми краями; наполненную, не только окурками, но и использованными пакетиками с заваркой, пепельницу, выполненную из створки ракушки; алюминиевый чайник без крышки, спираль и стенки которого заросли толстым слоем накипи; щёчку чугунного клина от задвижки 125мм. Судя по отложениям на одной из сторон, она служит крышкой для чайника.

Вытирать столешницу не стал – содрал со стены постер с красоткой, простелил им (обратной стороной вверх), будто расправил на кровати простыню. Ладонью прогладил и тем самым стёр с бумаги пыль и паутину.

Лена благодарно улыбнулась, легла на столешницу спиной. Но вновь подол закрывает всё до самых колен. Ноги всё же развела для доступа. И это практически такая же ситуация, когда моя Галя впервые дала мне. Не знаю играла ли она тогда смущение, закрывая межножье подолом, но стройные ноги были так же призывно раскинуты, а улыбающиеся глаза подбадривали, как бы говоря: «Не ссы, паря! После этого начнётся другая жизнь!»

Обмякший было член вновь наполнился кровью. Я сдвинул подол до лобка, направил «акванавта» к расщелине. Сразу нырнул до дна.

Подбородок Лены вздёрнулся, по лицу проплыла волна блаженства.

— Можешь… заебать… до смерти… – после каждого толчка, произносила Лена.

— Или омолодить! – со всей силы вогнав член, сказал я.

— Да! Да! Да! Накачай меня… ебической мощью…, пусть она заполнит меня… всю!

Сердце и лёгкие вошли в ритм – перестали грохотать в грудной клетке, сопеть в ноздрях. Мы с Леной заострили внимание на наших половых органах, восстанавливая их чувствительность.

Она замотала головой, ладонями сжала сиськи. Настал ответственный момент – мне надо кончить, как только её организм скрутит эйфория оргазма.

И он произошёл – ноги Лены окольцевали мою задницу, а ладони сильно сжали бугры, прежде бывшие замечательными сиськами…

— Не буду подтираться! Пусть малофья бежит… на ляжки, на колени! – она села на столе, обняла меня за шею.

— И правильно! Должны же наши дети знать, что и мы ещё могЁм!