Прошу комментировать рассказ. Хочу понять, писать ли продолжение?

Это произошло со мной в перерыве между сражениями. Война была долгой, она затянулась уже на 18 лет. Две страны, воевавшие друг с другом, никак не могли решить, кому достанется клочок земли в 25 квадратных миль. Всё бы ничего, но земля содержала месторождения хрома и молибдена. И вот этот самый клочок земли переходил из рук в руки с завидной постоянностью раз в два-три месяца.

Но речь не об этом. Как-то раз я услышал небольшую побасенку о том, как некоторые воины, как с нашей стороны, так и со стороны неприятеля, иногда пропадали на пути домой, в отпуск. Правда, возвращались в отряды вовремя, но о времени, проведённом вне сражений, рассказывали разное, но сходящееся в одном. Все проводили время в так называемой Усадьбе. Якобы, попасть туда можно с большим трудом, посредством «Волшебного трамвая», есть там огромный пруд с русалкой, защекочивающей до смерти, но не совсем, само здание Усадьбы тоже не маленькое, этажей у кого пять, у кого три… А о проведенном месте рассказывали разное, кто говорил о необыкновенной красоты женщинах, помогавших расслабиться и поднять боевой и жизненный дух, кто об огромных библиотеках, простирающихся на мили вглубь здания, кто о мощнейших компьютерах, позволявших работать с грандиозными массивами данных… В-общем, всем сёстрам по серьгам.

И вот я узнаю, что после моего ранения, неопасного, впрочем, но задевшего жизненно важный орган мужчины, меня списывают напрочь, комиссуют домой. Благо прибыло недавно множество пушечного мяса. А у меня, ко всему прочему, оторвало левую руку до локтя. У меня депрессия, я не хочу жить, лелею мысли о самоубийстве, кому нужен инвалид-импотент? Вот и я думаю, никому. Поэтому еду я в телеге с пустыми бидонами для воды нашего интенданта, весь такой депрессивный, прямо излучаю грусть-тоску. Наш интендант, весёлый парень, развлекает меня рассказами обо всех своих эротических приключениях, я поддакиваю в нужных местах, но мне тосклииииво!

Через какое-то время мы добираемся до перевалочной базы, являющейся заодно и снабженческой. Здесь мы прощаемся с интендантом, и я жду оказии для поездки домой. Ближайшая машина будет только завтра. Я располагаюсь в караулке, где у меня есть знакомец. Он в карауле, обходит базу вместе с другими, я предоставлен самому себе. И тоска накатывает со страшной силой. Я готов завыть, как дверь караулки открывается и в неё входит… моя бывшая однокашница Элен! Я в столбняке от всей ситуации! Она ослепительно хороша, тёмные волнистые волосы спускаются до плеч, карие с прозеленью глаза сверкают из-под чёрных бровей, полные, чётко очерченные губы изгибаются в приветливой улыбке. Её фигуру скрывает тёмный плащ с капюшоном, сейчас, впрочем, снятом. Но я знаю, что фигура у неё сногсшибательна!

И вот она мне говорит, что моя беда — не беда, что меня можно излечить, что сила ко мне вернётся, едва только я отправлюсь с ней. А мне уже всё равно, семьи у меня нет, до сорока лет не нажил детей, родители умерли лет пять назад один за другим, от чумы, прокатившейся по нашему городку и паре соседних. И я соглашаюсь.

Иду к начальнику базы, говорю, что подвернулась оказия, он меня отпускает. Мы спускаемся к реке, на которой у Элен стоит судно в виде баркаса с двумя типами невзрачной наружности. Отплываем. Всё время пути, Элен рассказывала о себе, но только до определённого момента. Она вышла замуж после академии, родила, две девочки, им сейчас уже лет 18 и 20, похоронила погибшего на этой же войне мужа, потом её рассказ оборвался. Она обещала продолжить потом. Да, и на сорок лет Элен не выглядела, от силы лет на двадцать пять, совсем по-девичьи. За разговорами (Элен смогла и меня разговорить) мы прибыли на пересадочный пункт. Элен отпустила подручных, и провела меня по небольшому перелеску к небольшой ротонде, увитой диким виноградом. «Здесь подождём», — сказала она. Элен зашла внутрь ротонды, пробыла там буквально три секунды и вышла. «Ждём», — повторила она, проведя меня за ротонду, где я увидел странные… ну, всё-таки рельсы. Это были две блестящие нитки из металла, шириной и видом как настоящие рельсы, но без шпал! Ещё они располагались не на насыпи, а на воде!!! Прозрачнейшей, чистейшей воде! В которой, я видел росли водные растения в глубине, плавали яркие, будто тропические рыбки, что-то делали водные животные. Канал воды был шириной футов десять.

Не прошло и десяти минут, как мы услышали… трамвайный звон! Я не поверил своим ушам, но потом увидел приближающийся трамвай! В нём было два вагона в сцепке, сам трамвай вида был необычайного, зализанных форм, необычным токоприёмником, в виде тонкой, почти не видной палки с перекладиной наверху. Только тут я заметил теряющийся на фоне тёмного, пасмурного и низкого неба оголённый токонесущий кабель наверху. Два вагоны оснащены были кабинами на противоположных концах. При этом соединялись резиновым переходом — гармошкой. Водителя трамвая я так и не заметил. Мы с Элен взяли мои сумки и зашли внутрь. Вагоны оснащены были нормальными полумягкими сиденьями, по два в ряду с каждой стороны. Вагоны пустовали, мы с Элен ехали одни. И тут она поведала мне свою историю.

Её муж погиб на войне через пять лет после начала, Элен как раз было двадцать пять. Девочкам исполнилось одной три, другой пять лет, зачаты они были в моменты редких отпусков мужа с боёв. Работала Элен секретарём в ратуше, но денег престало хватать, ведь прекратились военные выплаты. Вернее, они уменьшились вдвое и превратились в военную пенсию от мужа. Девочки, слава богу могли сидеть с соседкой, хорошей подругой, но работу Элен надо было менять. И тут подвернулась работа в салоне для богатых, парикмахерские, спа, массажные и специальные услуги. В понятие специальные входили различные экзотические виды массажа, банные услуги и некоторые, понятно какие, другие. Элен пришлось пойти на эту работу, тем более, что ей обещали на специальные услуги без её желания не ставить. Элен научилась стричь волосы на голове, обрабатывать подмышки, умащивать маслом, удалять волосы с тела и со всех зон. А потом она дошла и до специальных услуг. Надо отметить, что салон специализировался только на женщинах. Все они были не старые, в пределах лет от восемнадцати до сорока — сорока пяти. Это было условием работы салона. Других он не обслуживал. И женщины не имели лишнего веса. Тоже условие.

Лишним весом занималась клиника лишнего веса той же сети. Поэтому противно Элен не было. Она заставила себя думать, что работает с живыми куклами, только лишь. Да они и выглядели как куклы. Идеальные тела, шикарные волосы, молчание при процедурах, даже весьма специальных, когда эти куклы получали удовольствие от рук Элен, а иногда и язычка, когда это было прописано в заказе. Только тогда эти женщины могли издать какие-то звуки в виде протяжных стонов. Я спросил, не противно ли было работать язычком? Ты знаешь, нет. Элен усмехнулась. Это как лизать сладкую конфету, действительно сладкую, особенно в конце, когда они подходят к оргазму и выделяют смазку, ууу, она такая вкусная! Только из-за этого я продолжала это делать. Причём сама я оргазма не получала, ведь клиентам запрещено нас касаться, даже если очень хочется. Поэтому я потом, когда клиентка уходила, яростно онанировала в комнате персонала. А что ты хочешь, мужа нет, любовника не завела, а гормоны работают. Знал бы ты, сколько у меня игрушек дома скопилось!

Элен тут вдруг извинилась, что затронула такие интимные темы, с человеком, которого давно не видела. Видать, наболело. Так, болтая, мы плавно ехали в этом странном трамвае, прямо плыли по штилевому морю, можно сказать. А красоты вокруг были — не в сказке сказать, ни пером описать. Дремучий лес в окнах пролетал с бешеной скоростью, недоступной обычным трамваям. И тишина, двигателя не слышно, только свист ветра снаружи. А внутри играет негромкая лаундж музыка. Как раз под настроение.

Не прошло и часа, как трамвай замедлил ход, выходя на простор… океана! Огромная

гладь воды, по которой проходили нитки рельсов, уходила вдаль, сверкая от вдруг открывшегося солнца. Я заметил, что трамвай стал уходить вглубь океана, пронзая без единого всплеска толщу воды. Мы шли, как будто воды не существовало вовсе! Но нырнули мы неглубоко, только футов пять было над крышей. Проехав-проплыв ещё минут двадцать, трамвай выскочил наружу, и я увидел громаду здания, по моим прикидкам, оно было милях в пяти до нас, как кончился океан. Вернее, как мы из него вышли и поехали дальше по таким же странным рельсам в водном канале. Рельсы довели нас до необычно ровного, прямоугольного пруда, вписанного между ножками буквы «П» здания, которое я увидел давеча. Пруд был чистейшей воды, кое-где с растущими камышами, кувшинками и водяными лилиями по некоторым сторонам прямоугольника. Сторона перекладины буквы «П» была чиста от растений. «Там в пруду — русалка живёт, говорят, защекочивает чуть не до смерти», усмехнулась Элен. Она странно посмотрела на меня и проговорила: «Прости, так надо», и что-то сделала рукой. Тут же моё кресло дернулось вверх и я с криком сорвался с него, угодив прямиком в пруд, погрузившись в воду с сильным всплеском. Плавать я умею, поэтому даже с отсутствующей рукой вынырнул и направился к берегу. Три сторону, заросшие растительностью, не позволяли подняться, а вот перекладинная имела мостки и лестницу для выхода из воды. Надо отметить, что вода была в пруду действительно, чище только из мощных фильтров выходит. И на вкус приятная. Она так необычно сверкала на солнце, не слепя… я плыл, не замечая, как уходит напряжение, как исчезает внутренняя боль, как отрастает рука…

Наконец, проплыв изрядное расстояние до берега, я увидел женщину в теле, что называется плюссайз, лежащую прямо в воде, без единой нитки одежды и единого волоска на теле, кроме головы, облако волос которой колыхалось в воде вокруг неё. Она улыбалась мне и протягивала руки. «Русалка», — подумал я. «А где же хвост?», — и тут же заметил перепонки на её ступнях.

— Защекочу! — воскликнула она, подплывая ко мне и касаясь моих боков. Я щекотки не боюсь, но тут какое-то странное чувство овладело мной. Захотелось дёргаться и хохотать со всей силы, что я и сделал. Вся моя депрессия куда-то ушла, и я захохотал уже просто от осознания того, что всё будет хорошо. Но тут же хлебнул воды, и услышал уже хохот русалки. Откашлявшись от воды, я сам протянул к ней руки и уже её стал щекотать! Неожиданно, русалку это проняло, и она задёргалась и заизвивалась уже сама! Усмехнувшись, я вылез из воды по лестнице и на последних перекладинах встретил руки Элен и… Олли! Ещё одной моей однокашницы. Прямо вечер встречи выпускников какой-то.

Они помогли мне выбраться и повели вдоль узкой кромки берега, шириной футов семь, справа возвышалась стена «Усадьбы», как называли это здание этажей пяти высотой (этажи сами немаленькие, 10—20 футов в высоту). Я огляделся, здание «Усадьбы» имело форму буквы «П», как я уже сказал, две ноги буквы были увиты сверху-донизу плющом, который рос так, что не закрывал окна, сами стены сложены из белоснежного кирпича, кое-где тронутого временем. порно рассказы Высокие стрельчатые окна дополняли картину. Прямая, наклонная назад крыша из красной черепицы мне была не видна сначала, увидел я её потом, но опишу сейчас, пока говорю о здании. Также я узнал потом, что внутри здание представляет собой настоящий лабиринт из коридоров, залов, лестниц и переходов. Комнаты гостей располагались в передней части здания, обращённой к пруду. Мы прошли как раз именно в гостевые комнаты. Только в комнате я вдруг обнаружил, что действую и левой рукой, отчего рассмеялся снова. Девочки, весело щебеча (говорю девочки, так как на вид больше двадцати пяти лет им и не дашь), раздели меня до трусов, отчего я с радостью почувствовал, как мой друг, уже пару месяцев не испытывавший и утреннего стояка, зашевелился в трусах.

И тут Олли, присев передо мной на корточки взяла в рот моего друга прямо в трусах, которые он вздыбил. Она помяла его губами, отчего друг встал окончательно по стойке смирно, проскользнула руками под выемку трусов у ног, пощекотала мои яички — они сжались до размеров и вида грецких орехов, и стащила трусы прочь. Мой шести дюймовый друг гордо закачался у Олли перед носом. Она весело рассмеялась и обхватила губами его головку. Языком она трогала мою уздечку, сжимай зубками в губах саму головку. Потом задвигала головой вверх-вниз, помогая себе рукой. А я в это время целовал Элен. Сладкие губы и язык, как мне показалось, играли с моими, отчего приятное чувство разливалось по телу. Я распахнул плащ Элен, под которым не увидел ничего из одежды, обнаружил только две крепкие, размера 2-го, груди с крупными сосками и ярко-коричневыми ареолами, на глазах сморщивавшимися и выпиравшими сосок наружу. Я взвыл и впился в правый сосок ртом. Насасывая его, я мял новой рукой левую грудь, наслаждаясь давно забытым ощущением. А Олли сосала мой член, надрачивая его, и я понял, что сейчас кончу. Я так и сказал, а Олли не отреагировала. И когда я стал кончать, выстреливая струи спермы прямо в её очаровательный ротик, она проглотила всё, кроме последних капель. Олли встала и впилась в губы Элен, отдавая остатки моей спермы ей. Элен с радостью приняла её и проглотила. Но целоваться они не прекратили. Я попятился, там, где-то сзади я заметил кресло, и в него опустился, наблюдая за разворачивающимся действом.

Девочки упоенно целовались, попутно раздевая друг друга. Олли скинула плащ с Элен, развязав тесемку пояска на её брючках, и они соскользнули вниз, оставив Элен сверкать голой кожей безупречных ног, Элен же расстегнула блузку Олли, сняв её совсем и показав мне две огромные, размера пятого, груди девушки. Как ни странно, с небольшими ареолами и сосками, несмотря на большие размеры, грудь имела коническую форму и не провисала, может самую чуточку. Я наслаждался зрелищем. Две красавицы окончательно разделись и ласкали друг друга, даря нежность, царапая ноготками матово блестящую кожу, целуя шейки, груди своей визави, вот Элен приникла к груди Олли, как к источнику путник, рука Элен проникла в святая святых Олли, что-то рьяно делая там, отчего Олли красиво выгнулась в спине, и протяжно застонав. Элен поцелуями прошлась по коже груди и живота подруги, мягко лаская язычком все впадинки тела, остановилась на пупочке, пощекотав там, и пройдясь по голому лобку, приникла к лону Олли. Там издала ещё один стон, затем стала стонать не переставая, по шире расставив ноги. Элен недолго работала язычком, Олли вскоре издала громкий стон, задрожала и обрызгала небольшим фонтанчиком волосы и лица Элен, которая ловила все капли этого фонтана. Потом она помогла Олли лечь в изнеможении на ковёр, а сама с закрытым ртом подошла ко мне. Залезши ко мне на колени, она приникла ко мне с поцелуем, но не простым. Я почувствовал, как жидкость из её рта переходит ко мне. Интересный вкус почувствовал я. Неописуемый, но приятный. Маслянисто-сладкий, сладковатый.

Тут я понял, что мой друг попал в плен тёплой влажной глубины. Элен оседлала меня и стала скакать. Каждое её движение доставляло мне радость, мышцы её тела перекатывались перед моими глазами, груди прыгали, вызывая дополнительное возбуждение, внутренние мышцы Элен сжимали мой член, всё это не могло продолжаться долго, но я всё же с радостью заметил, что Элен кончила первой, застонав, почти закричав от наслаждения, но не прекращая скакать на мне, услыхав последний её вскрик, я кончил сам, выплеснув поток в её глубину. Только потом Элен остановилась, не слезая с меня, она приникла ко мне и положила головку мне на плечо.