– А потом… потом его губы припадают к моему бедру, – выдохнула Анна. – Кажется, к правому… или левому, я точно уже и не помню.

Глаза девушки блестели в полутьме, освещаемые лишь радужными переливами крутящегося световодного ночника.

– Я и не подозревала, что он окажется способен на подобное… прямо в библиотечном зале, под столиком, практически на глазах у этой сухой мымры, представляешь? Затем он поцеловал меня… чуть сместив ленточку трусиков, поцеловал прямо туда.

От избытка эмоций колени рассказчицы слегка ёрзнули на краю кровати.

– И что было дальше?

Чему – то улыбнувшись внутри себя, Ирина вновь провела кончиками пальцев по Аниной ладони.

Анна открыла рот – и вновь закрыла, чувствуя, как её переполняет что – то, чему нет названия.

– Он приоткрыл губы… и щекотнул меня кончиком языка. Вначале сверху… облюбовав чуть ли не каждую складочку… потом провёл языком сверху вниз… О небо!

Она вздрогнула всем телом, чуть покачнувшись.

– А ты что?

Ирина не упускала её руку из своей ладони, неспешно, размеренно убаюкивая каждый её пальчик.

– Я?. . – Анна запылала. – Я… не могла терпеть. Я раздвинула бёдра, как последняя… и чуть приподнялась, позволив ему стянуть с меня трусики. Закрылась книжкой… чтобы никто в зале не видел моего лица, моих глаз… в то время как язык его проник вглубь меня, просочился в мою щёлочку… не останавливаясь ни на миг, терзая, лаская стеночки моей пещерки… и я… о – ох.

Вся красная, Анна замолчала, хрипло и тяжело дыша. Её невинное личико в обрамлении чёрных кудрявых волос выглядело сейчас особенно привлекательным.

– Ир… я не могу дальше, – беспомощно выдохнула она.

Ирина наклонилась чуть ближе, ловя её взгляд.

– Не стесняйся, – шепнула она. В чертах её лица на миг проявилось нечто хищное – или ведьмовское? – Продолжай.

Пальцы её слегка сжали Анину ладонь.

– Ира… я… – Анна закусила губу, чувствуя, что течёт. Такого сочетания стыда, беспомощности и в то же время странного бесстыдства она ещё ни разу не ощущала. – Если я продолжу… я совсем потеряю самоконтроль…

– И что?

По – кошачьи поблескивающие изумрудные глаза Ирины как будто магнетизировали.

– Мы ведь тут одни. Никто ничего не увидит, – прошептала она. – Никто не узнает.

Взгляд Ирины не отрывался от её глаз, пальцы её продолжали неспешно поглаживать Анину ладонь, сама же Анна ощутила в себе рост противоестественного бесстыдства, желания выложить перед подругой всё, а то и не только выложить на словах, но и самой повести себя предельно бесстыдным образом.

От мыслей этих щёки её полыхнули ещё более нестерпимым румянцем.

– Тебе ведь самой нравится вспоминать об этом, – вновь шепнула зеленоглазая искусительница напротив. – Правда?

Анна зажмурилась.

Из памяти её, будто помимо воли, всплывали воспоминания, ощущения и образы… вот мохнатая голова Олега уже почти целиком между её бёдер… вот губы его щекочут складчатый треугольничек клитора, а кончик языка проскальзывает в пещерку… вот язык его, всей поверхностью прижимаясь к плоти, скользит снизу вверх…

Она приглушенно застонала, вновь непроизвольно содрогнувшись всем телом.

Приоткрыв глаза, обнаружила, что свободная ладонь её тем временем прижалась к разгорячённому низу живота, прижалась через платье, прямо на глазах у Ирины – продолжающей смотреть на неё тем же колдовским взором и неспешно поглаживать её пальцы.

Чуть не задохнувшись от смущения, стыда и волны противоестественного возбуждения, Анна сдвинула ладонь чуть ниже – к собственному нагому колену.

По – прежнему на глазах у Ирины.

«Что я делаю?»

Ладонь робкой и несмелой девушки, в первые недели учёбы в университете не осмеливавшейся даже заговорить с кем бы то ни было первой, проскальзывает под край тёмно – красного шёлкового платья.

… губы и язык Олега…

… магнетический взор мерцающих зелёных глаз…

Тонкие пальцы Анны единым движением перемещаются за узкую ленточку трусиков. Ещё один скачок – и сдвинутые в клинышек пальчики без малейших усилий проникают меж створок бесконечно увлажнённой пещерки.

– Да, Аня, – доносится до неё чей – то бесконечно сладкий голос издалека. – Правильно, вот так…

Она пытается остановить себя, пытается себя устыдить: «Что я творю? Чем я занимаюсь сейчас прямо при своей подруге?» – но стыд и возбуждение уже успели слиться в дикую, гремучую смесь, где первое начало обращается вторым, а попытка себя пристыдить лишь оборачивается ещё одним, ещё более громким и чувственным стоном…

Распахивая широко глаза, не отводя взгляда от пылающих глаз Ирины – упиваясь сейчас уже не воспоминаниями об Олеге, упиваясь дикостью и постыдностью совершаемого, всем смыслом и всей сутью происходящего в эту минуту, – Анна ВМИНАЕТ едва ли не всю ладонь в свою разгорячённую плоть, ускоряя движения сдвинутых в клинышек пальцев чуть ли не до конвульсивных, то раздвигая, то вновь смыкая их, а подушечкой большого пальца меж тем стремительно лаская такой чувствительный треугольничек клитора, всё быстрее и неудержимей, ещё и ещё…

Голова её запрокидывается назад.

– И – и – ир… – Безвольный стон.

– Что? – лукаво звучит в ответ. Так лукаво и так сладко, что сравнить этот тон можно разве только с вяжущей сладостью войлочной вишни.

По телу Анны прокатываются спазмы, конвульсии, одна за другой. Из уст её вырывается стон за стоном.

Наконец спиральная лестница, виток за витком которой преодолевается ею с каждым круговым движением её тонких пальчиков, резко обрывается – выведя Анну на пик.

Уста её рождают уже не стон – хрип.

Выдох за выдохом размеренно покидает её организм, мышца за мышцою её напрягшееся почти до предела тело размеренно обмякает.

Мизинчик подруги чуть – чуть щекочет её левую ладонь. Анна полулежит в кровати, глаза её полуприкрыты и ни единое дрожание черт лица не выдаёт происходящего в ней, но странное безумие как будто начинает её отпускать, а стыд понемногу вновь насыщает кровью её щёки.

До неё планомерно доходит:

… что…

… она…

… только что…

… совершила…

… у Ирины на глазах…

Она медленно приподнимает веки и очень осторожно смотрит на свою лучшую подругу. Та созерцает её безмятежным и даже как будто слегка хозяйским взглядом.

– Ира…

– Да? – Вопросительно приподнятые брови.

– Прости…

– За что? – Подруга улыбается, глаза её загадочно горят. – Я сама виновата. Распалила тебя разговорами об Олеге…

Анна несколько мгновений молчит, постепенно приходя в себя. Хорошо всё же иметь такую подругу: по – настоящему верную и всё понимающую.

– Ты знаешь, Олег сделал мне предложение, – полуприкрыв глаза, вдруг вспоминает она.

– И что ты ответила?

– Это было так неожиданно, – признаётся она. – Я… просто не нашлась, что ответить. Сказала… что подумаю.

Губы подруги мягко и нежно касаются её кожи чуть ниже подбородка.

– Вот и хорошо. Спи.

По телу Анны прокатывается волна блаженства и покоя, руки Ирины тем временем заботливо укрывают её одеялом.

– Сплю, – шепчет она, проваливаясь в нирвану…

* * *

Несколько мгновений я смотрела на неё, подложившую руку себе под голову. Так похожую сейчас на ребёнка в своей открытости и чистоте.

Мне ещё ни с кем не доводилось заходить так далеко, распаляя до столь обжигающей степени яркое пламя страсти, сплетая столь тесно пульсирующие нити стыда и возбуждения, любуясь мгновенным перетеканием одного в другое и созерцая сумасшедшие сполохи чувств и страстей. На моих глазах нити эти – оранжевая струна вожделения и алая пульсирующая синусоида стыда – почти слились в единое неразличимое целое, дав поистине неповторимый эффект. Неповторимый? Познав законы столь дивного сплетения струн, повторить его я теперь смогу в любое мгновение – вот только захочу ли?

Вторая часть правды состояла в том, что мне ни разу не доводилось совершать подобное и с самою собой.

Переживать такое.

Я как будто лишилась внутренних тормозов, мне было всё равно, как я потом буду смотреть Ане в глаза. Главнейшим для меня стало распалить её до предела, довести её до пика раскрепощения – и узреть этот пик.

Ощутить.

Познать, какой эта невинная с виду девчонка способна быть на самом деле – пусть даже втайне от себя.