Мы уселись в машину и скоро выехали на шоссе, ведущее к Ейску. по мере отдаления от ракитового куста папа становился все задумчивее. Посмотрев на него, Зоя вдруг поинтересовалась, кто наша мама по профессии. Папа сказал:

— Директор школы. Очень строгий директор школы.

Зоя переглянулась с мужем. Мы подъехали к пансионату.

— Мы приглашаем вас к нам в баню часам к шести. Будете?

— Я, наверное, нет. А Рита, конечно же, пусть идет.

Я сказала, что мы либо идем вместе, либо не идем вместе. Чуть помолчав, Зоя ответила, что на нет и суда нет, а завтра утром она с Костиком придет проводить нас на вокзал. Ну и что если мы вдруг передумаем, то телефон у нас есть. Алексей попрощался с нами, извинившись, что не сможет нас завтра проводить на поезд, потому что утром с бригадой отъезжает на Керченскую переправу.

Мы поднялись к себе в номер. Было ровно восемь утра.

— Какое все-таки странное ощущение, когда день заканчивается утром, — подумала я вслух, просто чтобы как-то прояснить состояние папы и понять, как мне себя вести.

Не глядя на меня, он сказал:

— Было время ехать на ярмарку, наступает время ехать с ярмарки. До поезда одни сутки и один час с гаком. На море раньше пяти нам идти смысла нет — так что просто отдыхаем.

Я поняла несказанное вслух и пошла ложиться на свою постель. Провалилась в сон сразу же, едва голова коснулась подушки.

Самым значительным событием оставшейся части дня был наш разговор об папиных изменах маме. Я сама подвела папу к этой теме, потому что чувствовала: лучше дать папе возможность выговориться о том, что его заботит сейчас. Разговор это состоялся во время нашей послеобеденной прогулки в тенистом Парке имени Ивана Поддубного. Я предложила папе поиграть в игру «Элементарно, Ватсон!» Эту игру я придумала сама, чтобы скоротать время в ожидании подружек в центре зала станции метро. Помимо меня было еще куча ждущих кого-то людей. Мне показалось интересным попробовать по их внешности угадать: а кого же они ждут (какого пола, возраста, внешности и т. д.), какие у отношения (любовные, дружеские, деловые), как именно они будут вести себя в момент встречи.

Конечно не всегда, удавалось дождаться появления ожидаемых и узнать, насколько же правильно я их угадала. Но, даже если и сильно промахивалась в прогнозах, это все равно было нескучное и по-своему поучительное занятие. Потом я расширила эту игру уже за пределы метро и стала играть вдвоем-втроем. Тот из нас, кто водил (роль Ватсона), выбирал для «Шерлока Холмса» в качестве объекта анализа проходящую парочку. А «Шерлок Холмс» должен бы глядя на эту парочку, придумать историю из знакомства и развития отношений. Отвечая иногда на наводящие вопросы «Ватсона».

Правда, парочек в парке Поддубного почти было. Все больше были молодые мамы с маленькими детьми — ведь Ейск это прежде все детский курорт. Но проходя в дальнем углу парка, мы увидели пару средних лет, сидевшую на скамейке и державшуюся за руки. Мы с папой сошлись во мнении, что перед нами курортный роман приехавших в местный санаторий и что им скоро предстоит разлука. Вот тут я и решилась осторожно спросить папу о том, были ли у него увлечения на стороне.

— Ты видимо, хочешь спросить, часто ли я изменяю маме? — папа мрачновато посмотрел на меня.

— Я же чувствую, что ты сегодня много думаешь о маме.

— Даже не знаю, как тебе ответить на этот вопрос без лукавства. Понимаешь, Рита, границы верности своей половинке каждый понимает по-своему. Одни понимают границы однозначно, другие — несколько размыто, третьи — вообще ни с какими границами не считаются, если в них либидо разыгралось. Давай я тебе расскажу про одного моего случайного знакомого. А ты сама попробуй решить, изменяет он своей жене или нет.

— Хорошо.

— Его жена уже много лет тяжело болеет и все эти годы между ними нет секса. При этом он действительно много заботится о жене-инвалиде. Он вообще очень ответственный и работящий мужик, лично у меня вызывающий всяческое уважение. Но невозможность заниматься сексом с женой стала для него большой проблемой. Несколько лет он просто терпел, потом стал искать какой-то выход. Казалось бы, найти себе любовницу и устроить с ней интрижку для него было бы технически пустяковым делом — он парень видный и хорошо зарабатывающий. Многие бы женщины легко завязали с ним роман. Но он отмел все варианты отношений с незамужними женщинами, которые были чреваты тем, что любовница стала бы претендовать на место его жены, вытесняя нынешнюю супругу.

— Какой же выход он тогда придумал? Имел отношения только с замужними?

— Еще круче. Это была замужняя женщина со своим мужем. Он выбрал их, чтобы уж точно на 100% была исключена вероятность того, что они разрушат его семью. Словом, он нашел для себя, своего мужского здоровья и своей жизненной энергетики выход в том, чтобы иногда быть третьим для супружеской пары в трио МЖМ. Причем это была единственная пара, которую он отбирал на встречах-смотринах свингеров очень долго и тщательно. Забраковав кучу пар, ищущих просто группового секса без обязательств. Пока у них длились отношения, он не изменял этой паре и эта пара не изменяла ему. Когда я узнал от него эту историю, та пара уехала из России и он уже больше года находился в поисках комфортной для него второй пары. А вот теперь реши — изменщик он своей жене или нет.

— Я даже не знаю. Наверное, в таких обстоятельствах, он сделал все, что от него реально зависело, чтобы не быть изменщиком. Получается, что он не изменщик.

— Как видишь, иногда бывают пограничные ситуации. Если мужчина занимается сексом только со своей женой, но при этом он, чтобы возбудиться сильнее, постоянно в постели воображает, что ласкается не с женой, а с какими-то другими женщинами. А жена для него в постели — лишь некая имитация совсем других и куда более привлекательных женщин. Такой мужчина — изменщик своей жене или нет?

— Физически не изменщик, а психологически — изменщик.

— Как видишь, не так всегда все однозначно в этом вопросе про измены.

— Ты хочешь сказать, что сам проходил через такие пограничные ситуации?

— В какой-то мере, да. Точнее, я сам организовывал для себя пограничные ситуации один раз в год. Один раз в год я изменял нашей маме физически, не вступая при этом в отношения, которые я посчитал бы при этом психологической изменой маме. Придумал себе такую ежегодную «вакцинацию от измен» малой дозой, чтобы не пойти в разнос совсем. Если хочешь, я могу даже рассказать, как я пришел к такой идее.

— Удивительно. Расскажи, если можно.

— Вообще если начинать с самого начала, то когда наши с мамой отношения стали завязываться в тугой узелок и я предложил пойти в загс, мама очень жестко мне сказала, что если когда-нибудь я ей изменю, то она разорвет со мной отношения, чего бы ей это не стоило — даже если у нас будут дети. Потому что она не сможет жить с предателем. Я принял это условие — принял и внешне, и внутренне. До мамы у меня было много девушек, и я решил, что уже нагулялся на свежей травке на много лет вперед и что мне пора в свою семью.

— Словом, папа, ты решил остепениться и перестать быть бабником…

— Зря иронизируешь. Между прочим, это не так легко даже с точки зрения мужского общественного мнения. Тем более, для моряка. Ведь нам вроде бы как полагается пить все, что горит, и совокупляться со всем, что движется. А не следишь масляными глазками за каждой юбкой — вроде бы уже и не вполне соответствуешь системе ценностей своей мужской кампании.

— Сколько лет тебе удалось продержаться 100%-но верным мужем?

— Ну это смотря как считать. Когда тебе было шесть лет, я был в командировке в Сибири и встретил там по работе удивительную молодую женщину. Удивительную своей красотой и внутренним благородством. Ее предки были видными польско-литовскими князьями — один из представителей ее фамилии даже был выбран королем Польши. Ну а в Сибири ее дед остался жить, пройдя через ГУЛАГ. Она недавно развелась и у нее была пятилетняя дочка. Я понял, что не на шутку увлекся ею, когда обнаружил что ревную ее ко всем мужчинам, с которыми ее вижу. Она почти все время стояла у меня перед глазами как наваждение, от которого невозможно было избавиться. Нас очень сильно тянуло друг к другу. И в то же время я осознавал, что мой маленький шажок к ней станет огромным шагом в направлении от мамы. И только это меня удерживало.

— Ты не решился?

— Знаешь, я решил своего рода кинуть «орел-решку». Перед самым концом командировки я пригласил ее в самый шикарный ресторан города. Она сказала, что сможет пойти только, если уговорит свою подругу посидеть с дочкой, пока сама не вернется из ресторана. Подруга согласилась — только поставила условие, чтобы она вернулась домой не позже половины десятого вечера. Ей же самой нужно было вернуться к мужу и детям не слишком поздно. Пожалуй, это был самый деликатный ужин в моей жизни. Мы общались почти как дипломаты, избегая острых тем, которые могли бы нарушить сложившееся положение в ту или иную сторону. Нам обоим это давалось нелегко.

— Вы танцевали?

— Да, танцевали. Но все было исключительно в рамках предельно уважительного приличия. Потом я проводил ее до ее квартиры. Дверь открыла ее подруга, она сказала, что дочку ни в какую уложить не удалось — та требовала, чтобы поскорее пришла мама. Моя полька повернулась ко мне с таким пронзительно-прощальным взглядом, который я наверное никогда не забуду. И мы расстались навсегда.

— Наверное, тебя судьба оберегла тогда и сохранила для нас с мамой.

— Я был тогда на волоске от того, чтобы нарушить верность. Я не знаю, как сложилось бы ситуацию, если бы подруге удалось уложить девочку спать раньше нашего прихода. Я отчетливо понимал это на пути в гостиницу. В общем, — это был первый серьезный «звоночек» мне по такому поводу. Несерьезных «звоночков» от записных кокетниц было всегда сколько угодно, но тут я оказался наедине с чем-то таким, что было выше обыденности отношений.

— А потом был второй «звонок»…

— Ты догадлива, малыш. Это было еще через три года. Я ехал на поезде в командировку. Из Москвы выехали вечером, в купе нас оказалось только двое: я и женщина немногим лет за тридцать средненькой, пресноватой внешности. До поры до времени все было совершенно обычно. Но только после того как она попросила меня выйти для того чтобы переодеться ко сну, она вдруг предложила мне переспать с ней. Сказала, что хочет ребенка и что даже готова заплатить мне, чтобы я с ней переспал. Я от такого предложения просто онемел поначалу. Пробовал отшутиться, что гусары денег не берут и что вообще-то я женат. А у нее буквально началась истерика.

— Ничего себе — поворот…

— Она рыдала в подушку и никак не могла остановиться. А я боялся, что ее плач услышат в соседних купе и сообщат проводнице, а та уже дальше — поездному наряду милиции. В воображаемой ситуации я не исключал, что она вполне могла обвинить меня в попытке изнасилования, чтобы выгородить себя. Ведь свидетелей нет и никому ничего не докажешь. В общем, я попал как кур в ощип. Просто уйти на какое-то время из купе было чревато нарастанием рыданий. Я решил остаться и как-то попытаться ее успокоить. Сел на ее полку и стал гладить ее рыдающую по спине. Она развернулась ко мне и попыталась меня обнять. Я предложил ей компромиссное решение: мол, я все сам сделаю руками, чтобы она кончила и успокоилась — а она не должна пытаться меня раздевать и целоваться со мной. Она кивнула и вскоре я ее довел рукой до оргазма. И как раз вовремя — приближалась большая станция, на которой в наше купе зашли еще два пассажира. Чему я был только очень рад.

— Ну, папа, ты весьма достойно выпутался из этой непростой ситуации.

— Тем не менее, она не прошла для меня рядовым эпизодом поездной жизни. Да, конкретно эта женщина абсолютно не была эротически привлекательной. И это помогло мне выпутаться. Но если на ее месте тогда оказалась бы, женщина или девушка, напоминающая мне ту мою польку? Вот тут я уже совершенно не был уверен за свое «правильное» по отношению к маме поведение. А какой-то уверенности в соблюдении правил игры очень хотелось.

— И что же ты решил в итоге? Придумал для себя новые правила?

— Я для себя назвал их «ежегодной вакцинацией». Потому что решил, что у меня право на физическую, но не на психологическую измену маме — не чаще чем на один эпизод в год с одной женщиной. Без повторений и продолжений, романов на стороне и так далее. Если наступило 31 декабря и возможность не использована, но она сгорает и на следующий год в накопление не переходит. Само собой разумеется, что такие редкие эпизоды могут быть только с в чем-то неординарными для меня женщинами. Причем, эти женщины ни в коем случае не должны претендовать на меня как на регулярного любовника или уже тем более как на мужа. Если женщина увлекалась мною или открывала на меня охоту как на потенциального любовника, я сразу же дистанционировался от нее как от угрозы для моей семьи. Потому что быть охотником — это мужская роль, которую я в отношениях никакой женщине не уступлю. Так что сразу тебе скажу, что почти половина из прошедших с того времени лет оказались незаполненными с точки зрения секс-эпизодов на стороне. Зоя стала шестой. А только за сегодняшнюю ночь валяний у меня после тебя было пять женщин. Вот теперь ты знаешь всю мою ловеласную историю. И мне сейчас очень хочется эту ловласовскую историю оборвать на случившемся. Я сейчас чувствую себя виноватым перед нашей мамой, и прежде всего из-за того, что было у нас с тобой.

— Это было не только твое решение, но и мое. Это я выбрала тебя своим первым мужчиной.

— Ах, малыш, мне сейчас от этого не легче. Меня совесть перед мамой грызет за все наши с тобой приключения в Ейске. И я боюсь, что она это почувствует. Ты же знаешь, что у нее бывает очень мощная интуиция. Она с ее характером вполне могла бы и следователем работать, а не учительницей.

— Скажи, а у мамы был сексуальный опыт до тебя?

— Какой-то опыт у нее был, но я намеренно не спрашивал ее об этом. Потому что тогда бы у нее возникало право расспросить меня об моем богатом холостяцком опыте. В общем, мы с мамой как-то тогда замяли эту тему.

Я старалась чтобы папа максимально выговорился о том, что его заботит. Расспросила его поподробнее о тех пяти женщинах, которые были до Зои. Чем каждая из них запомнилась и почему он выбрал именно их. Рассказ папы о том, чего не должна была знать мама, стал для меня некоторым откровением видения отношений глазами мужчины. Я стала лучше понимать отношения в нашей семье. Папа сказал, еще что он много лет жил «на стороне» по правилам, которые сейчас уже явно не годятся. А какими правилами руководствоваться ему дальше, он не знает и сейчас у него только одно желание — прекратить эти ставшие для него мучительными игры и быть верным своей семье. Мы договорились, что не будем напоминать друг другу о том, что произошло последние три дня между нами. Просто будем жить так как будто ничего не было. Как будто все это нам приснилось.

На утро на перроне вокзала нас провожала целая представительная делегация — Зоя, Костик, Макс, Даша, Лена и Маша. Мы с девчонками, как водится, немного всплакнули по поводу расставания. Все было очень трогательно, обнимательно и украдко-целовательно. С Дашей было особенно грустно расставаться. Папа с Зоей вели себя сдержанно, с улыбкой наблюдая за нашими взаимными вздохами. Расставаясь, Костик и Макс взяли с меня обещание обязательно как-нибудь еще увидеться. А Зоя, обнимая меня, сказала:

— Я желаю тебе мудрости, терпения и понимания. Тебе это дано. А значит, все у вас в семье сложится так, как ты сама захочешь.

Поезд медленно, словно нехотя, тронулся с места, увозя нас в московскую жизнь. Вот уже и нашего Острова семи ветров не видно из окна. Вот мы уже и проехали поворот с шоссе на место ракитового куста. Под перестук колес Ейск удалялся из нашей жизни, перевоплощаясь в удивительное воспоминание о лете и ласковом море…

Конец первой части