Костя и Максом сразу повеселели и стали виться «хвостиками» вокруг величественно шествующей меня. Я подошла в окружении своей свиты к почти задремавшим на солнышке папе и Зое. Не хотелось им мешать. Так что я, отрезав себе и мальчикам по громадному ломтю арбуза, пошла дальше по берегу. Пикантность ситуации меня будоражила. Но, честно говоря, я просто не знала, что мне делать и как себя вести сразу с двумя почти взрослыми голыми парнями. Так что пока просто тянула время в надежде, что как-то все само собой образуется. Во всяком случае, самой проявлять инициативу событий мне точно не хотелось. Тактичный выход из затянувшейся паузы нашел Костя.

— А давай — не ты будешь идти, а мы тебя будем нести как в кресле.

— Откуда же вы тут кресло найдете?

— Не проблема. Сделаем кресло из своих рук.

— Это как это?

Костя обхватил правой рукой запястье своей левой руки. Макс сделал тоже самое и потом они сцепили свои четыре руки так что в центре получилось квадратное сидение.

— Так на фронте раненных иногда выносят — нас на ОБЖ учили. Мы всех девчонок в классе перетаскали так. В нормативы уложились, но и визгу тогда было — на всю школу…

— Ладно. Посмотрим тут еще — кто из вас куда раненный и куда контуженный, — водрузилась я на импровизированное кресло. Тут же сообразив всё про замысел Кости. Дело в том, что в этом кресле из скрещенных на запястьях рук можно было при движении удержаться, только обняв обоих мальчишек.

После того как ребята с усердием пронесли меня метров пятьдесят, я оглянулась. Взрослых уже не было видно за поворотом берега. Поскольку долго сидеть голой попкой на руках у мальчишек было все-таки не очень комфортно, я велела им спустить меня на землю. Что и было ими сделано. Не снимая своих рук с их плеч, я обняла их обоих и стала долго целоваться с каждым из них по очереди. Потом стала обнимать только того, с кем только что целовалась. Второй же, освободившись от моих объятий, целовал мою шею, спину и плечи. Через две-три минуты происходила смена моего пажеского караула: мальчики менялись местами. И я несколько раз чувствовала смену возбужденного мужского Стебля, упирающегося в мой животик, и Стебля, упирающегося в мою попку.

Вообще в их ласках чувствовалась слаженность напарников. Чувствовалось, что они уже не раз ласкали девушку вместе. В очередной раз оказавшись сзади, Костя пропустил свой Ствол между моих ножек и стал тереться головкой о мои нижние губы. Не делая при этом попыток войти туда куда ему не следовало сходить. Потом он уступил свое место сзади Максу и в промежутке между нашими поцелуями попросил меня немного шире раздвинуть ноги для необычного ощущения. Мальчики стали тереться набухшими головками снизу о мое изнемогающее негой лоно… вдвоем. Меня так сильно возбуждала мысль, что при этом их Стебли терлись и друг о друга, что я со стоном кончила.

Опустившись на песок, я попросила мальчишек хотя бы три минутки отдохнуть. Потом, пропустив обе своих руки каждому между ног, взялась за тугие яички и приблизила их Стволы к своему лицу. Мальчики стали раскачиваться туловищем, ударяя попеременно и сразу двумя Стеблями о мои щеки. В ответ я стала облизывать их и попеременно, не снимая ладошек с яичек. Причем средними пальчиками на каждой руке я массировала Косте и Максу вход в их заднюю дырочку. Так я мучила обоих парней, не касаясь их ртом до тех пор, пока они не обдали мое лицо и грудь двумя потоками спермы. Добившись этого, я с чувством выполненного долга пошла купаться, полная волнующих ощущений от одновременных ласк сразу двух опытных партнеров.

К папе и Зое мы не пошли по берегу, а приплыли по воде. Зоя ждала меня как будто бы немного недовольная. Она строго спросила меня: «Вы там не слишком увлеклись?» Я поняла, что она имеет ввиду, и сказала, что все в порядке. Зоя тут же успокоилась.

— Прости, нам нужно сейчас как-то уже поточнее ориентироваться по времени. Мне не позднее восьми вечера нужно быть у ракитового куста, чтобы за всем присмотреть.

— А что такое ракитов куст?

— Ракита — это ива. Но ракитов куст — это не всегда куст и не всегда ива.

— Как это?

— В языческие времена у славян был культ деревьев. Считалось, что все сферы мироздания объединяет Древо Жизни, крона которого достигает небес, корни простираются до преисподней, а ствол и ветви обозначают Явь, то есть мир земной. Тогда ведь роль обрядового пространства принадлежала не церковному зданию, а заповедной роще.

— Ракитов куст — это священное дерево?

— По верованиям древних славян на самом первом на всей земле камне, выброшенном рыбой из моря, ракитов куст. Вырос и стал местом обитания существ, обладающих магической силой. Ракитов куст — это как переход между мирами, ворота из нашего мира в иной мир. Это алтарь для приношений духам иного мира. Это храм души, где совершалось таинство проникновения в иные миры. Сам ракитов куст обозначается определенным деревом, кустом или даже просто веточкой. И это не обязательно всегда ива. Вот сегодня ночью роль ракитового куста будет выполнять такой же карагач, который и тут на острове растет.

— Ты сказала «приношений»? А что приносится?

— Это везде немного по-разному. У нас льют мед на корни ракитового дерева, рассыпают зерна, вплетают в ветки разноцветные ленточки. А девственницы отдают ракитовому кусту свою кровь от своего первого соития с отцами. Точнее, урядница после этого ритуала сначала показывает общине испачканную девственной кровью сорочку девушки и вытирает ее о листву ракитового куста, радуя его.

— А этот обряд, он что — проходит прилюдно?

— Не совсем прилюдно. С сочетающими парами может находиться только урядница. Потому что иногда девственнице может понадобиться ее помощь. Случается ведь, что девушка уж очень волнуется и слишком напряжена. Остальные члены общины во время обряда находятся рядом, но они отделены от сочетающихся пар натянутыми простынями. Они слышат звуки соития, они видят тени на простыне от костра, они все переживают за сочетающихся. Но они отгорожены чертой простыни до момента выхода к ним пар после свершившегося.

— Зоя, а все-таки скажи, вы что — какие-то новые язычники?

— Да боже упаси от такого сравнения. В новом язычестве доля неадекватных «ряженных» сейчас просто запредельна. Нацепил себе на лоб повязку с символом Солнцеворота — и вот сразу он уже повелитель всех тараканов в своей голове. Мы от такой ряженной публики сторонимся. Сами мы никого не уверяем и не разуверяем. И у нас нет никаких ограничений на выбор своего вероисповедения.

— Вы прямо как булгаковский кот Бегемот: «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус…»

— А просто никому не нужно лезть со своим уставом к тем, у кого заведены другие порядки. У нас нет требования ежедневного исполнения обрядов предков — это только несколько раз в году по большим праздникам. Нас можно назвать историческими реконструкторами некоторых обрядов предков. Но полностью воспроизводить уклад жизни в дохристианские времена — это уже только для истовых отшельников веры. Ты же сама видишь, что мы не отшельники, а вполне современные люди.

— Да уж, Костя точно не отшельник. Вон как бесится…

Наши мужчины нашли себе развлечение — вырезали из кривоватых веток карагача луки и натягивали на них тетиву. Мишени для стрельбы в виде наполненных песком пластиковых бутылок уже стояли в ряд.

— Нашим доблестным стрелкам еще придется побегать в поисках стрел. Тут на острове прямой прутик найти довольно трудно. Нужно было им стрелами заранее запастись, — с улыбкой сказала Зоя.

— Да уж, твоего Костю угомон, по моему, никогда не возьмет.

— А ты сейчас Рита, сама того не зная, упомянула одного из существ божественного пантеона древних.

— Неужели угомона?

— Да. Угомон — это сын Сна и Дремы. А его дедом был бог Велес, который привел в движение наш мир, сотворенный ранее верховным богом славян Родом.

— Вот это да!!! Внук и сын получились совсем не в деятельного деда.

— Мир древних богов всегда уравновешен и потому многообразен. Да, кстати, я завтра ближе к вечеру приглашаю вас с папой к нам в баню. Попаримся по-семейному.

— Да с тобой хоть на край света!