Испарились все чувства разом…

А ведь как я о нём мечтал!..

Ослеплённый любовью,

страстно,

как пацан, я в кулак кончал,

о нём думая, —так и этак

его мысленно я крутил…

Оказалось, что он не целка:

ему, пьяному, пломбу сбил

одноклассник на даче летом…

Я мечтал…

а он— целый год! —

с одноклассником делал это,

наслаждаясь и в зад, и в рот…

Стоя. Лёжа. На даче. Дома.

Приспускали с себя штаны…

Кто-то скажет:

«Что здесь такого?

В этом возрасте пацаны

сплошь и рядом…

вполне банально!

И типично вполне…»

И всё ж…

поначалу, когда узнал я,

было это— как в сердце нож, —

пока я его имя страстно

в пустоту выдыхал, сопя,

и гадал, как ему признаться,

у него была жизнь своя,

о которой ни сном ни духом

я не ведал и знать не знал…

Я боялся, что он с испугом

отшатнётся— и я гадал,

как ему рассказать о небе,

о бездонной голубизне…

год я мучился:

что ответит

сероглазый мальчишка мне?

Рассмеётся?..

Пошлёт подальше?..

Испугается?… Снилось мне:

от меня он бежит по пляжу,

и гонюсь я за ним во сне…

и догнать

не могу— мелькает

его попка… гонюсь, а он

меня близко не подпускает, —

часто снился мне этот сон…

Если б знал я! О, если б ведал!..

Я, влюблённый, весь год мечтал,

как ему расскажу о небе…

а его одноклассник драл,

содрогаясь от кайфа…

боже,

я мечтал о нём целый год!..

А он запросто мужеложил

с одноклассником в зад…

И вот,

когда вычислил я решенье,

как ему обо всём сказать,

не дослушал он—

без смущенья

улыбнулся: «Могу я дать,

если хочешь ты…» Я опешил…

задохнулся от счастья… ох!

И— раздел я его поспешно,

и— всадил ему между ног

без малейшего промедленья!..

Сделал явью свою мечту:

содрогаясь от наслажденья,

я любимому пацану

кончил в попу,

и тут же снова

разрядился… и в третий раз

разрядился! —со мной такого

не бывало давно…

Экстаз

в один миг остудил мальчишка,

когда я у него сосал:

«Хорошо ты сосёшь… а Мишка

не умеет так», —он сказал,

улыбаясь…

и я невольно

замер с членом его во рту:

ёлы-палы… обычный школьник,

каких тысячи…

и ему

уже кто-то сосал… и, может,

его кто-то уже ебал, —

в этом возрасте мужеложат

парни многие…

осознал

в один миг я, что я не первый…

было это— как в сердце нож:

до меня уже кто-то делал

его в попу…

«А ты не врёшь?»—

улыбнувшись, спросил зачем-то…

Удивился он: «Что мне врать?»

И— бесхитростно мне поведал,

как весь год они…

если б знать!

Пока я умирал от страсти—

как признаться ему, гадал,

его—

запросто! —одноклассник,

содрогаясь от кайфа, драл,

загоняя в тугую норку

неуёмного скакуна, —

раздвигались тугие створки

то и дело у пацана…

Он рассказывал откровенно,

как впервые… и как— потом…

целый год они… я не первый…

я не первый… какой облом!..

Слушал я, улыбаясь тупо…

Ослепила меня любовь—

упустил я из вида, глупый,

что он вовсе не юный бог,

а обычный пацан, и значит—

имел полное право он…

Ах, зачем…

ах, зачем, мой мальчик,

ты признался? Какой облом…

Словно что-то сломалось сразу:

испарилась любовь—

и вмиг

превратился я в педераста,

каких море вокруг…

Был тих

угасавший июньский вечер…

Я дослушал его рассказ—

вскинул ноги его на плечи

и без смазки— в четвертый раз! —

не особенно церемонясь,

зад на хуй насадил

рывком…

Сочинённая мною повесть

завершилась банально:

он

содрогался, расставив ноги—

я, как робот, его долбил…

и уже не любовь, а похоть

мною двигала, —

он скулил,

прижимая к плечам колени,

пока я его драл, сопя:

в столь разительной перемене

он не мог разобраться…

я,

захлебнувшись

последним всхлипом,

разрядился в четвёртый раз…

«Было больно…»— сказал с обидой

перешедший в девятый класс

сероглазый пацан,

и сжалось

моё сердце на миг… «Прости», —

я сказал… и душа рассталась

окончательно с ним:

в любви

я не ведаю компромиссов—

я любовь не делю ни с кем.

От такого максимализма

сам страдаю я…

Между тем,

ничего не могу поделать

с этим «пунктиком»: я люблю,

чтобы мальчик был сзади целым,

чтобы первое АЙ ЛАВ Ю

от меня он узнал…

Наверно,

это глупая блажь… и всё ж—

я, влюбляясь, хочу быть первым…

«Мишу этого… приведёшь?»—

я спросил.

И в ответ услышал:

«Я скажу ему… мы придём».

Вот и всё.

Никогда мальчишка

не узнает, как был влюблён

я в него, и как он мне снился,

и как год я сходил с ума—

как душа моя, словно птица

в тесной клетке, была полна

грёз горячих, фантазий жарких, —

всё растаяло, словно сон…

Восьмиклассник. Четыре палки.

И лукавство во взгляде, —

он

гладит член мой своей ладонью,

тянет губы свои к моим…

Симпатичный…

ебливый школьник…

и— нависнув опять над ним,

в пятый раз я вгоняю шишку

в ненасытный горячий лаз—

содрогаясь,

ебу мальчишку…

не в последний, надеюсь, раз.