Новая школа. Телевизор

Где-то в середине января стала меня совесть заедать. Уж больно дом хорош, который отгрохал на старом фундаменте нам с Кристиной Стружкин: восемь маленьких комнат наверху, три (гостиная, кухня и столовая) комнаты внизу. Мы посовещались и перевели на счет СМУ-41 один миллион рублей. А еще появилась смутная пока идея открыть в этом доме что-то вроде частного пансиона с проживанием. Я бы преподавал технические науки, а Кристина – бухучет и прочие премудрости подковерных дел снабжения. Вот только лицензия…. Для частной школы была необходима лицензия. «Есть идея! – сказала Аделаида Матвеевна, когда я ей позвонил. – Я приеду с Егором, и мы все обсудим».

Январь выдался ясным и холодным. Снег перестал, и мы почти не выходили на улицу, как вначале: я – разметать дорожки, Кристина – в маленький и бедный товарами деревенский магазин с той теткой за прилавком, которая гоняла прутом крысу. Раз в неделю я звонил Егору, и он привозил нам продукты. С ресторанной наценкой, разумеется. Мы теперь могли себе это позволить. На его «Каблуке» и приехала Аделаида Матвеевна, Ада, директриса школы номер четыре.

Я выскочил на улицу, на холодный воздух, как был, по-домашнему, только куртку накинул, подхватил сумки, и Ада с Егором тоже. Ада в длинной шубе из черного каракуля, а Егор – в красной синтетической стеганке на синтепоне. «Ты зря так выскакиваешь, – пожурила меня Ада. – Простынуть можно».

— Мы теперь деревенские, – парировал я. – Нам болеть не положено.

Я забрал у них сумки и, не разбирая, сунул в холодильник. Потом, вернулся в прихожую, а Ада и Егор уже разделись и «повесились».

Егор сиял лицом и новым золотым кольцом на безымянном пальце правой руки.

— Вот, поженились с Лидой! – радостно сказал он, продолжая сиять.

— Тогда пошли пить чай! – предложила Кристина, высунувшись в прихожую. – На улице холодно, а у нас тепло!

— Я не могу! – сразу отказался Егор. – Я за рулем.

— Только чай и плюшки! – пояснила Кристина. – Сейчас я их разогрею в микроволновке.

— Да, – сказала с восхищением директриса. – У вас дом – полная чаша!

К тому времени я уяснил, что Кристина Ковальчик умела делать хорошо две вещи: печь пирожки и булочки, и делать салаты. Варить суп из концентратов и заливать кипятком сухой картофель-пюре из пакета мог и я.

Электрический чайник вскипает быстро, мы взяли по пирожку и надкусили. Я показал Кристине большой палец, Егор тоже показал, а Ада показала сразу всем два больших пальца.

— Я вот что думаю, – сказала Ада, когда пирожки и плюшки быстро кончились. – Если объявить вашу школу нашим филиалом, то никакой отдельной лицензии не понадобится. Так, придут, посмотрят соответствие стандартам из санэпидстанции, пожарной инспекции, и, наверное, все. В случае чего я помогу.

Разумеется, не за так, подумал я, и, чтобы поменять тему, спросил Егора:

— Как там Лида?

— Очень хорошо! – снова засиял Егор. – У нас задержка!

Женский организм устроен таким образом, что, когда оплодотворенная яйцеклетка прикрепляется к детскому месту и начинает делиться, но овуляция прекращается, и, соответственно, прекращаются и менструации.

— Это еще ничего не значит! – быстро сказала Ада. – У меня по молодости тоже так было. Думали все, а, оказалось, ничего.

— А я не знаю, как это должно быть, – показала головой Кристина. – У меня задержек никогда не было.

Когда он уехали, я сказал Кристине:

— Значит, презики долой?

— Да я их в печке сожгу!

— Не надо. Вещь, бывает, нужная и долгоиграющая.

— Для чего?

— Бомбочки делать. Берешь презик, наливаешь воды и бросаешь с чердака.

— В кого?

— Какая-то баба пойдет, скажем, за водой, а мы ее бомбой!

— Разве что…

В этот день у нас секса не вышло. Кристина, лежала на кровати, читала книгу «О вкусной и здоровой жизни», я валялся на раскладушке рядом, смотрел в потолок. Если бы я курил, то пускал бы дым в белые доски.

— Крыся, как там было в Зоне? – чтобы разрушить ватную тишину, спросил я.

Она уже привыкла, что без чужих ушей я называл ее по-польски: Крыся. Кристина отложила поваренную книгу и задумалась. Она хорошо думала, красиво подперев подбородок кулачками. Наконец ответила:

— Тихо там. Там даже петухи не кричат. У бабки Сони был петух и десяток кур, так они все делали, молча, и без энтузиазма. Яйца они исправно несли, да только цыплята не вылуплялись. Яйца большие, на вкус нормальные, но бесплодные.

— И что же там, радиация?

— А кто ее мерил? У самоселов приборов нет, а если кто и забредал с большой земли, так у него лучше и не смотреть. Выбора-то все равно не было.

Кристина вздохнула и стала смотреть в темное окно, потом сказала:

— Плохо, что у нас ни радио, ни телевизора нет. Скучновато.

— Да, жаль. При «советах» в это время капитана Тенкеша показывали, «Четырех танкистов с собакой» и еще что-то, не помню.

— Так и «советов» давно нет, и кино хороших не стало. Почему так?

— Не выгодно. Киношники думают, что мы и так схаваем. Кстати, и спорт тоже, и большое кино, и сериалы, все словно по остаточному принципу сляпано. Одна реклама,.. . а насчет телевизора… надо к тетке с крысой сходить. Завтра?

— Завтра. Я спать хочу.

— Спать, так спать…

Кристина и раздеваться не стала, как была в стеганом халате и чулках, так и легла, накрывшись лоскутным одеялом Агафьи Тихоновны. И почти сразу ровно задышала или сделала вид, что спит. Я встал и выключил свет.

— Ты куда? – сонным голосом спросила Кристина.

— Пойду отлить.

— А…

Я так подумал, что если я навещу тетку с крысой, то, по крайней мере, могу узнать про телевизор. Ехать неизвестно на чем в Серпухов мне не хотелось. Тем более в десять вечера. Я тихо спустился вниз, на ощупь надел куртку и вышел на воздух.

Тетка с крысой, она же продавщица из магазина, жила возле пруда. Собаки у нее не было, но телевизор у нее был. Окно не замерзло совсем, и я разглядел в щель между занавеской и рамой, что она смотрела телевизор. Что она смотрела, я не видел, потому что ее голова со сползшим на затылок платком закрывала экран почти полностью, но я разглядел в зеркале стенного шкафа, что она делала руками. Ее халат был расстегнут и она мастурбировала!

Говорят, что с возрастом половое желание утрачивается. Мне такие женщины не попадались. Наоборот, с годами они словно наверстывали упущенное, одни с – утратой партнера, другие, подчиняясь последнему яркому выбросу гормонов. Да, женщина в окне мастурбировала обеими руками, одной, натирая клитор, другой, погружая пальцы в щель. Ее халат был совсем расстегнут, и большие белые груди пожилой женщины, откинувшейся в плетеном кресле, мотались в такт судорожным движениям рук. Жаль, конечно, что зима, и я не в шортах, а то бы высунул член и славно подрочил на тетку с крысой. Кстати, крыса тоже была тут, она сидела в клетке и смотрела на дрочущую тетку.

Она не слышала, что я вошел. Она сидела и дрочила, а по экрану телевизора прыгали негры с огромными членами и сношали белых грудастых женщин. Кажется, женщина кончила, потому что она застонала, и ее выгнуло дугой в этом летнем плетеном кресле. Я собрался с духом и громко кашлянул в кулак. Женщина подпрыгнула, сжала у шеи халат, а другая схватилась за молоток.

— Извините, я, кажется, Вас напугал. Простите великодушно!

— Да уж! Прямо сердце в пятки упало! Чего тебе?

Женский оргазм часто диктует свои правила, и ее опять затрясло. Она выронила молоток и обеими руками схватилась за груди, а ноги заплясали в диком танце, то раскидываясь в безумном шпагате, то сжимая схождение мясистых губ, поросшим кудрявым темным волосом. Оргазм все не кончался, она выла и рычала на разные голоса, и я счел за благо схватить со стола чашку с водой и щедро полить ее красное лицо, груди и живот.

— Дурак ты! – беззлобно сказала женщина, вытираясь обеими руками. – Такой кайф обломал!

— Мне уйти?

— Чего уж там. Проходи, садись. Чего надо-то?

Мне как-то было не до телевизора, который болтался на краю сознания, которое было почти полностью занято мастурбирующей женщиной, но я вспомнил про Кристину и сказал:

— Мне телевизор нужен. Есть что на примете?

— Смешной ты! – сказала женщина. – Тут целая баба сидит, а он про кино!

И тут же:

— Этот не дам! И видак не дам! Есть старый, «Вечер» обзывается. Мне его Семеновна за долги притащила. Возьмешь?

— Возьму.

— Тогда завтра. Я тебе саночки дам. Саночки вернешь!

— Он что-нибудь стоит?

— А как же! – засмеялась тетка. – Пятнарик! У тебя деньги-то есть?

— Завтра. Пятнадцать тысяч завтра.

Пятнадцать тысяч за старый телевизор – это, конечно, грабеж! Но Кристина просила, к тому, же деньги-то были ее.

— Ты курку-то сними. Я жарко натопила.

Мне что, я снял и бросил куртку на диван. Тетка уставилась на бугор спереди, где все давно стояло, и прищурилась:

— Ты, это, побаловаться не хошь? Покажи-ка!

Меня просить дважды не надо. Молодым у нас дорога, старикам у нас почет! Я не мог не уважить эту женщину, а потому расстегнул джинсы и приспустил трусы.

Женщина жадно впилась глазами в мой член, который, к тому же, начал оживать.

— Тебе пососать или как?

Пока я думал по поводу сосания, член развернулся во всю длину. Тетка поняла, что сосать излишне, и потянулась ко мне руками и ногами. Халат ее распахнулся, и я обрушился на нее без всякой романтики и поцелуев…

Кресло не выдержало нашей страсти и развалилось, и мы совокупились рядом, прямо на половике, и она опять выла и рычала, обхватив меня руками и ногами, и я тоже выл и рычал. Это: «Давай, давай, и глубже, глубже!» я слышал много раз. Она тоже не была исключением, и я не был.

Если подумать, то половой акт – довольно скучная штука. Сунул, подергался, вынул. Он хорош в нюансах: посмотреть, потрогать, ощутить, какая женщина внутри, узка ли, влажна или нет, и какие у нее волосы: мягкие или жесткие, кудрявые или прямые, черные или седые. Но тут мне было не до мелочей, жадная стонущая женщина лежала подо мной, а я лежал на ней, и мы совокупились. Женщина вообще полна противоречий, а пожилая и подавно. Она и мягкая, и упругая, влажная и сухая, нежная и грубая.

— Мне бы аванс какой! – сказала тетка с крысой.

— За что?! – изумился я, слезая с женщины.

— За телевизор.

— Пардон, забыл!

Я теперь ношу с собой мелочь. Я отдал ей пять тысяч, и она успокоилась.

Когда я вернулся в дом, Кристина опять проснулась.

— Как ты долго! – сказала она, потягиваясь. – Помочиться всего-то пару минут.

— Я купил нам телевизор! – гордо сказал я.

— Ты был у нее?

— Да. Пришлось уговаривать.

Вечером следующего дня мы уже смотрели телевизор «Вечер». Я повесил на чердаке провода, имитировав антенну типа «четвертьволновой канал», и телевизор показывал почти отлично, только на экране был небольшой «снежок», такой же, как за окном. Кристина смотрела какой-то сериал, я смотрел на нее, и нам было хорошо!