Нежданная попутчица

Чтобы вылечить больную мать, Юрий Радин нанялся учителем к богатому помещику Суренко в Малороссию под Полтавой и получил большой аванс, на который отправил маму за границу. Его, вчерашнего гимназиста и первого медалиста, бывшие одноклассники проводили до самого поезда, уходившего с Варшавского вокзала. Поезд тронулся, и Юра остался один. Правда, ненадолго…

Вскоре в дверь купе, где Юра уже дремал, утомленный бессонной ночью, постучали. Это был старичок-проводник.

— Как устроились, барин?

— Спасибо, неплохо. Чего Вам?

— Чаю принести?

— Несите.

Старичок помялся в двери.

— Там барынька устраивается. Молоденькая, симпатичная, фигуристая!

Юра оживился.

— Как звать?

— Василий Кузьмич…

— Барыню как звать?!

— Не могу знать, но узнаю всенепременно!

Проводник потупился.

— Если дадите рубль, могу устроить так, что она ночью прибежит к Вам ночевать!

На такое дело рубля было не жалко. Но…

— А она не проститутка?

— Нет, что Вы. Из благородных-с.

— Ладно, держите рубль, несите чаю и булок каких-нибудь.

— Будет исполнено, сей минут!

Последний рубль был отдан, чай и бублики ухнули в пустой желудок, как в пропасть, и Юра погрузился в ожидание вечера. Делать больше было нечего, и Радин незаметно уснул, и проснулся, когда уже вечерело. Проводник разносил фонари по купе.

— Барин, Вы не раздумали?

— Нет, конечно. Но Вы уверены, что она пойдет именно ко мне?

— Не сомневайтесь, все будет именно так-с! Через полчаса-с!

Юра еле дождался того момента, когда дверь его купе распахнулась. На пороге его купе стояла девушка лет восемнадцати-двадцати прелестная, как утренняя заря. Вся в голубых кружевах пеньюара, а кукольное личико ее выражало крайний испуг.

— Добрый вечер, мадам! Чем обязан?

Юрий встал с постели и накинул на исподнюю рубаху гимназическую куртку. Брюк он не снимал.

— Ах, юноша, Вы не знаете, где проводник?

— У себя в купе, полагаю. А в чем дело?

— В купе его нет! А у меня в купе кто-то скребется. Так страшно! Вы не посмотрите?

— Охотно! Ведите!

Девушка побежала по коридору мимо пустых купе впереди Радина, придерживая рукой подол пеньюара. Юрий поспешил за ней. На него дохнуло здоровым запахом молодого тела и, совсем немного, какими-то духами.

— Вот, заходите!

В ее купе на столике у окна стоял фонарь и освещал неверным, колеблющимся светом стены и потолок. Под столиком было темно, и именно туда указывала напуганная девушка.

— Это – там!

— Что?

— Громко шуршит, даже гремит иногда!

— Я ничего не слышу!

— Когда поезд идет тише, слышно отчетливо!

— Ну, может быть, мышь или крыса? – предположил Радин, любуясь тонким станом и высокой грудью незнакомки.

— Ай, я боюсь мышей или крыс!

— Тогда могу Вам предложить свое купе. Вторая койка свободна. Ну-ка, посветите!

Юра нагнулся под стол, где проходила труба отопления, пустая по случаю теплой погоды. Девушка взяла со столика фонарь и старательно светила Радину в затылок, упираясь в спину круглым коленом. Под столом было темно. Но Радин нашелся:

— Вот тут, за трубой, в стене, изрядная дыра, и эта мышь или крыса могла грызть фанеру и шуметь.

На самом деле никакой дыры там не было, но Юрий продолжал:

— А, вот и она! Смотрит на меня!

— Ай! – вскрикнула девушка и исчезла вместе с фонарем. Купе погрузилось во тьму. Хитрец-проводник в самом деле посадил в трубу мышь, и она старательно скребла когтями по металлу трубы, но, естественно, прогрызть прочную сталь не могла. Этот шум Радин отчетливо услышал, когда поезд сбавил ход. Больше делать было нечего, и Юрий отправился в свое купе.

На свободной койке, вся в кружевах и лентах, сидела девушка и дрожала.

— Ничего не боюсь, кроме мышей! – сказала она, изподлобья глядя на Радина. – Верите?

— Охотно.

И чтобы как-то отвлечь девушку от «мышиных» мыслей, Юрий сказал:

— Разрешите представиться, Юрий Радин, дворянин, из обедневших. Направляюсь к месту частной службы.

Девушка встала с койки и сделала реверанс, то есть, глубоко присела, и Юрий отчетливо увидел в свете двух фонарей, стоявших рядом на столе, ложбинку между двух полных грудей в вырезе спальной кофты. Его мужское естество, еще не знавшее ни одной женщины, напряглось и стояло бугром, оттопыривая гимназические брюки.

— Софья Ивановна Коновалова, вчерашняя институтка, казеннокоштная (на полном государственном обеспечении – прим. авт.), из мещан, направляюсь на место воспитательницы в Малороссию.

Повезло, подумал Юрий, ехать еще долго, а вслух сказал:

— Вам со мной бояться нечего. Если что, я Вашу крысу башмаком пристукну!

Соня повеселела и скоро смеялась дежурным шуткам Радина, заливась, как валдайский колокольчик. А Юра сейчас хотел двух вещей: поужинать чем-нибудь и…

Коновалова внезапно посерьезнела:

— А если я заночую у Вас в купе, могу ли я рассчитывать на Вашу порядочность?

— Вполне. Слово дворянина!

— Хорошо. А Вы не храпите во сне?

— Не знаю, не замечал.

— Чудесно! Тогда не соблаговолите ли сходить в мое купе и принести дорожный баул, такой из ивовых прутьев? Там есть немного еды, и мы бы поужинали…

Юра соблаговолил, и вскоре они весело уплетали бутерброды, запивая их легким виноградным вином. И вскоре попутчики выпили на «брудершафт», перейдя на «ты».

Соня слегка захмелела и заплетающимся языком принялась рассказывать что-то из «институтской» жизни, но вскоре уснула, раскинувшись поверх одеяла. Юра решил действовать и рассмотреть попутчицу еще ближе. Сонина ночная одежда состояла из спальной кофты на четырех пуговицах и пеньюара в виде кружевного халата с поясом. Все это Радин расстегнул-развязал трясущимися руками, стараясь не разбудить спящую Соню, и это ему удалось в полной мере. Соня была великолепна! Высокая трепетная грудь с нежными розовыми сосками, плоский живот с ямочкой пупка, выпуклый лобок, поросший светлыми кудрявыми волосами…. И объект вожделений любого мужчины – темная щель между ног! Юра протянул руку и потрогал сосок левой груди, который немедленно отозвался на прикосновение неожиданной эрекцией, то есть, увеличился и напрягся. Другая рука Радина уже путешествовала по лобку. Но… Юра ощутил острую необходимость скинуть брюки, ибо его белье было под угрозой немедленного увлажнения. Юркин член отнесся к свободе совершенно неблагодарно, ибо, выскочив из тесноты, бешено задергался, извергая пульсирующую струю спермы прямо на лежавшую в полном неведении о таком вероломстве Соню, поливая и груди, и живот, и нежные волоски лобка. Несколько жемчужных капель упали Соне на лицо, но Юра этого не заметил, ибо он извивался в сладострастном оргазме и кусал губы, стараясь не закричать…

Когда Юра отдышался, он вынул большой носовой платок и тщательно вытер пахучую молодую сперму с тела Сони, стараясь ее не разбудить. Но это не удалось. Она проснулась, и первым делом облизнула губы. «Какое странное вино!» — прошептала Соня, и снова уснула. А Юра продолжил изучение женщины, поставив один из фонарей между широко раскинутых ног вчерашней институтки. Он натянул кальсоны и брюки и осторожно уселся на край койки, чтобы было лучше видно. И он рассмотрел все! На больших мясистых губах волос не было совсем, но их этих губ, цвета всего тела торчали другие, розовые и еще более нежные. И еще Радин разглядел маленький шарик, который, словно рыбий глазок, смотрел на Юрия. Будущий учитель не удержался и аккуратно потрогал этот глазок пальцем. Соня улыбнулась и застонала во сне. Радин тут же отдернул руку и решил больше не искушать судьбу. Он запахнул на Соне пеньюар, завязал пояс и застегнул спальную кофту на все четыре пуговицы. «Представление закончено. Пора спать!», – сказал Радин себе. – Соня, конечно, хороша, но я еще не видел остальных женщин. Nomen illis legio. Имя им – легион!