Павел Афанасьевич…Да какой к херам Афанасьевич? Просто Пашка. Студент — распиздяй технологического института, вечный обладатель хвостов по всем предметам, в то же время душа любой компании и любимец женщин в силу своей бескорыстности и широты души, а также лёгкости характера. Плюс ко всему умение играть на гитаре на приличном уровне. И почему при таких талантах вечный задолжник по всем предметам? Лень. Обычная лень-матушка и девчонки, отвлекающие от огромного камня из гранита, который нужно сгрызть ко времени окончанию института.

Сейчас Пашка шёл на берег рукотворного водоёма с громким именем озеро Солнечное. На берегу этого озера располагались домики и корпуса турбазы машзавода — излюбленного места отдыха горожан и горожанок. Есть крыша над головой, есть берег с зонтиками и топчанами-лежаками, есть столовая и буфет, есть магазинчик, торгующий в том числе и спиртным, есть танцплощадка. Всё есть. Всё, что нужно для полноценного отдыха. А природа, особенно по ночам, просто располагает к любовным отношениям. Так и шепчет, так и манит в кустики на берегу водоёма. Мало кустиков? Лодку возьми и катай свою зазнобу, только не следуй примеру Стеньки Разина. Менты не поймут.

Как раз к месту проката лодок и катамаранов шёл сейчас пашка. Повезло на летних каникулах пристроиться на место, как бы сказать культурно при плохом французском, контролёра на выдаче лодок. Поокатчик? Выдавальщик? Тьфу ты, пропасть! Да какая разница? Денежка капает, жильё халявное, кормят, хоть и не часто, но тоже на дармовщинку. Ещё и от отдыхающих денежка перепадает. Они считают, что лодки и катамараны чем-то отличаются. Лохи. А Пашка с умным видом поддерживает в них эту уверенность, за мзду выдавая «лучшие» лодки позолотившим ручку.

На берегу стояли кабинки, в которых хранился кое-какой инвентарь, там же переодевались рабочие, обслуживающие пляж. Уборщики, смотрящие за порядком и прочие, так необходимые, пусть и малозаметные, люди разных профессий, обслуживающие отдыхающих. Мимо этих кабинок и пролегала Пашкина путь-дорожка. Надо осмотреть вверенное хозяйство. Завтра наедут отдыхающие. Пашка довольно прищурился. Девки будут. А это значит, что будут покатушки на лодке.

— Мы на лодочке катались золотистой, золотой. Не гребли, а целовались… — Пашка пропел старую песенку. Ух, и потрещат же девичьи кунки! — Не качай, брат, головой.

От одного лишь предвкушения у Пашки в штанах стало тесно. Он почесал в паху, поправил вставший член.

— Ничё, братан, завтра оторвёмся по полной программе. Отлить бы надо.

Пашка огляделся. Вроде никого вокруг. На всякий случай встал за угол кабинки, не подозревая, что в одной из них, как раз в той, у которой Пашка решил справить нужду, переодевалась тётя Люба, старшая над пляжными рабочими. Едва Пашка обнажил главный калибр, едва начал поливать местную растительность, она, то есть тётя Люба, из кабинки и выглянула.

— Пашка! Срамота негодная! Ты что тут делаешь?

Ага, вовсе непонятно, что делает мужик, достав из широких штанин пожарный шланг. Выгулять решил красавца, засиделся он в штанах, истомился. Пусть кислородом подышит. Места тут сплошь озоновые, для организма пользительные.

Пашку ругает, срамит, а сама-то нагишом, как переодевалась, так и выскочила. Была бы хоть молоденькой, сдобной, аппетитной, а то годов-то ей сколько. Поди третий бальзаковский возраст пошёл. Вот и телеса у неё соответственные, опять же бальзаковские. Титьки по пуду, задница, то есть корма, необъятная. Ну и пузо соответственно на лобок свисает. А про слегка помятый эротический костюм и речи не ведётся. Кто б погладил.

А дальше всё произошло, как в анекдоте. Тётя Люба, оборвав себя на полуслове, уставилась на Пашкин прибор. А что прибор? Нормальный. Да ещё и успел среагировать на тёти Любины слегка увядшие прелести. То есть, проще говоря, Пашка по жизни использовал принцип: Всяку тварь на хуй пяль, Бог увидит — добрую даст. Потому он никогда не отказывал себе в удовольствии помочить конец в чужом роднике. И неважно каким тот был: мелким, глубоким, молоденьким и звонким, играющим весёлыми струйками, либо уставшим, на закате свей жизни — всё шло в дело, всё годилось. И на голое тело тётки Пашкин жеребчик среагировал должным образом. То есть элементарно встал. Ну точно анекдот.

Тётя Люба не вышла, выскочила из своей кандейки, ухватила за ствол Пашкину приблуду

— Пашка, сволота, такую прелесть прятал! Да тебя за это надо пришибить, и будет не жалко. То-то я смотрю, что девки на тебя, как блохи на собаку липнут. А тут эвон что — красотень такая. — Она на время примолкла, подумала и потянула парня за собой. — Паша, ты же не откажешь слабой женщине? Ну, что упираешься? Пошли давай. Засадишь по-быстрому, пока нет никого. И тебе хорошо, и мне в радость.

Надо заметить, что на этой же турбазе работал тёткин муж. Мужик весьма примечательных габаритов. Пашка сам вовсе не мелкой породы, а рядом с этим мужиком ощущал себя гномиком. Не совсем уж, но близко к этому. И особого желания попадать под руку тёткиного мужа у него не возникало. У этого дурня кулак с Пашкину голову. Даст по башке и все позвонки в таз осыплются. Пашка попробовал сказать тётке, что он, в принципе не против, но вот муж…

— Паша, успокойся. У него давно не стоит. И мы же ему ничего говорить будем. — Тётка присела на корточки, потянула член в рот. — Ути, какой красавчик. Паш, ты не двигайся, я сама. А то ты мне ненароком гланды порвёшь таким дурачком.

И что Пашке оставалось делать? Лишь смириться с судьбой, тем паче, что особо противиться и не хотелось.

Судя по всему опыт у тётки был богатый. Чувствовалась минетчица со стажем. Она умело ласкала головку, играла яичками, теребя их и поглаживая, проходила языком и губами по стволу. Пашка млел от наслаждения. Тётка отвлеклась о процесса, спросила

— Паш, ты быстро кончаешь?

— Когда как. А что?

— Подольше хотелось бы. А пару раз сможешь?

— Пососёшь, так и три смогу.

— Правда? Тогдадавай.

Тётка затянула Пашку под крышу, торопясь, помогла ему освободиться от штанов, наклонилась и развела ягодицы туками.

— Давай, Пашенька. Не туда не попади.

— Боишься?

— Ничего я не боюсь. Просто пока через заднюю дверь не хочу. Давай через парадную.Оооохххх! Пашаааа!

Через парадную, так через парадную. Пашка и задвинул с дуру по самое не балуй. Тётка выгнулась, замерла на мгновение и торопливо задвигала задом. Сопение, пыхтение, шлепки соприкасающихся тел.

— Ой, Паш, кончай! Кончай и передохнём. Ох, мамочки, матку вывернул.

Колодец у тёти Любы был широким, но мелким. Пашка своим мотовилом взболтал все придонные осадки. Видимо давно никто не чистил этот источник влаги, потому что запашок был откровенно застоявшимся.

— Ничего, — подумал Пахан, — почаще буробить, вот и до чистой водицы добраться можно. А пока что добавлю-ка я очистительной смеси.

И, прижавшись в тёткиной заднице, влипая в неё, поделился спермомицином. Авось поможет.

Тётка с Пашкой сидели на порожке, прижавшись друг к другу, как голубки. Не одевались. А кого стесняться? Потому и сидели, будто прародители в Эдеме до того, как слопали с запретного дерева пару-тройку яблок. Тётка прижималась к Пашке горячим телом. Её рука теребила ёршик, которым Пашка прочищал колодец. Пашка хмыкнул

— Тёть Люб, ты это…Как его? Ты где научилась так…Это…

— Сосать, что ли? Так, Пашенька, жисть-то большая была. Всяко пришлось. Вот и научилась.А что, не понравилось?

— Ты что? Наоборот понравилось. Ты прям мастер-наставник в этом деле.

Тётка засмеялась

— Ты, Паш, своих мандавошек ко мне посылай, научу. Только и сам приходи. У меня ведь нет наглядных пособий. На чём тренироваться будут? Чупа-чупс им покупать, что ли? Обдрищутся от радости. Ой, Паш, ты отдохнул? Вон же встал. Мне как?

Пашка объяснил. Тётка расстелила на травке покрывало какое-то, встала на четвереньки. Пашка и попёр. Старательно так попёр. Тётка стонала, двигала задом. Титьки болтались, доставая сосками почти до земли.

— Ой, Паша, дай лягу. Колени замлели. Суставы старые, чай не девочка по стольку времени раком стоять.

И завалилась на бок. А Пашке без разницы. Он вошёл в раж и ему было всё равно, как стоит или лежит владелица той расщелины, куда Пашка окунал своего водопроводчика. Задрав вверх тёткину ногу, придерживая её за мягкую ляжку, всаживал раз за разом в горячее жерло источника героического труженика.

— Уффф! Пашка, задрал тётку! Здоров же ты баб драть. Ну чо, одеваемся? Или ещё будешь?

— А ты хочешь?

— Устала я, Паша. Давай на потом оставим. — Засмеялась. — Так завтра же ещё городские наедут отдыхать. Кто им пёзды рвать будет, коли усталый будешь? Ты вообще куда шёл?

— Да лодки проверить. Завтра же выдавать.

— А что их смотреть? Лодки как лодки. Утром пробежишься да посмотришь. А сейчас давай ко мне. Посидим, маненечко примем. Ты не думай, ничего такого. Чисто выпить.

— Так муж…

— А что муж? Он что, трезвенник у меня? А про что ему знать не надо, так мы и говорить не станем. Ну, думай.

А что тут думать? Хорошо начавшийся вечер требовал логического окончания. Пашка махнул рукой

— А идём.

Быстро сбегали к водоёму, сполоснулись, оделись.

— Давай я это, пузырёк куплю. Нехорошо в гости с пустыми руками.

— Да бери. Лишнее не будет. А и останется, так Костя утром похмелится.

Молодой парень и женщина в возрасте, разговаривая о чём-то, пошли на выход с территории турбазы.