Прошло три дня с того момента, как Екатерина Ивановна, по моей просьбе, высекла меня на кухне. Все это время, я, тайком, целовал ей руки и умолял повторить порку. Однако, она решительно отказывалась, ссылаясь на то, что попа еще не зажила. И правда, хотя пониже спины зудело и почесывалось, но как же хотелось, снова почувствовать, животом, холод скамьи и услышать свист розог! На четвертый день, Екатерина Ивановна взяла меня за руки, приблизила к себе и глядя мне в глаза, спросила: «Ты, действительно, очень хочешь, что бы я тебя высекла? Беспощадно?». «Да, милая Екатерина Ивановна, очень хочу! Пожалуйста, высеките меня, безжалостно!» – слезно попросил я. «Во дворе, в палисаднике, нарежешь краснотала и поставишь кипятить с солью, как в прошлый раз. Да, поторопись! У меня для тебя сюрприз заготовлен, не дай бог пропустишь!» Я спустился во двор, перелез через ограду в палисадник и начал нарезать розги. Розги из краснотала получились очень гибкие и певучие. Казалось, что после взмаха, свист не утихал, а продолжался до бесконечности.

Нарезав, штук тридцать, я прибежал в квартиру и показал заготовки Екатерине Ивановне. Женщина похвалила за усердие и погладила меня рукой по попе, отчего сразу сладко заныло в паху. Затем, она отобрала штук шесть толстых прутьев, сказав, что это лично для нее, а те, что потоньше, связала по три штуки и все опустила в бак с кипящей водой и солью. Я спросил, что означает «толстые розги лично для нее и в чем заключается сюрприз?» Она ответила, что на то он и сюрприз, что бы быть неожиданным. А насчет, толстых розог я скоро узнаю. Скрывать, она не собирается. Через полчаса, Екатерина Ивановна велела мне лечь на скамью, что я охотно выполнил, спустив штаны. Только приготовился к первой розге, как вдруг во входную дверь позвонили и я вскочил, лихорадочно, напяливая штаны. «Лежать!» – прикрикнула Екатерина Ивановна: «Это и есть мой сюрприз для тебя!» и пошла открывать дверь в парадное. Вошла ее дочь Нина, женщина лет тридцати пяти и внимательно осмотрев меня, спросила: «Мам, его сечь будем?» «Да, его. » – и тут же обратилась ко мне: «Видишь, как тебе повезло! Тебя высекут сразу две женщины. Беспощадно! Не страшно?

А может быть передумал?» «Не передумал!» – закричал я: «Очень прошу вас – постарайтесь!» «Да уж, постараемся!» – заверили женщины. Скамейка была короткая, поэтому голова не помещалась на ней. Нина подошла, подняла юбку и переступив через голову, крепко сжала ее своими полными бедрами. На Нине были желтые, шелковые трусы. Меня тут же окутал, ни с чем несравнимый, потрясающий аромат женского тела. Тем временем, Екатерина Ивановна достала из бака розгу и с певучим свистом, стряхнув воду с нее, сказала: «Сейчас, Андрюшенька получит от меня полсотни отборных розог, а затем столько же от Ниночки!» Вслед, за этими словами, послышался тонкий свист и попу, очень больно, обожгла первая розга. «С почином, Андрейка! Теперь понял, зачем я отбирала для себя розги?» «Понял! Большое спасибо!» – я начал подлизываться, осознав, что порка предстоит серьезная. «Не пытайся лизать мне задницу!» – раскусила меня Екатерина Ивановна и вторая розга, еще больнее, соприкоснулась с моей попой.

Уже после третьей розги, пропало сладкое чувство внизу живота, зато усилилась лихорадка во всем теле. Тонко пели розги и с хлесткими шлепками, опускались на нижнюю часть туловища. При этом, я заметил, что с каждым ударом, Нина сжимает ноги. Секла Екатерина Ивановна от души, без поблажки, гораздо сильнее, чем первый раз и на третьем десятке, заменила четвертую, пришедшую в негодность, розгу. Я стал тихо поскуливать, но был жестко пресечен, обещанием, что если я не перестану хныкать и тем самым, позорить Екатерину Ивановну перед дочерью, которой она спела песню о моей стойкости, то порка начнется сначала. Пришлось стиснуть зубы и терпеть нарастающую, сильную боль. И вот, наконец, пришло время получить заключительную пятерку. Екатерина Ивановна сняла халат, оставшись в длинных, до колен, байковых трусах, телесного цвета и белом бюстгальтере, тщательно выбрав розгу, пропустила ее через кулак, удалив с нее воду и ахнув, со всей силы, стеганула меня по заду.

Сказать, что это очень больно – ничего не сказать! На глазах навернулись слезы и посыпались искры, показалось, это была не розга, а раскаленный прут! Оставшиеся четыре розги, я получил в полубессознательном состоянии, из глаз, ручьем, текли слезы, в ушах звенели колокола. Нина освободила мою голову и я, с трудом, слез с лавки. Встав на колени перед Екатериной Ивановной, я начал неистово целовать ее руки и искренне благодарить за отличную порку. Погладив меня по голове, она сказала: «А теперь, попроси Ниночку, что бы она высекла тебя. » На четвереньках, я подполз к Нине, взял ее руки и нежно целуя их, произнес: «Милая Ниночка, очень прошу Вас, высеките меня!» «Как мама?» – уточнила Нина. «Нет, именно как Ниночка!» – попросил я. «Ну ты и лис! Ладно, иди ложись. Я тебя высеку, как Ниночка! Мама, зажми ему голову. » Нина стала перебирать розги и я заметил, у нее в промежности, на трусах влажное пятно. Такое же пятно я увидел и у Екатерины Ивановны, когда она зажимала мою голову.

Аромат, исходящий от нее, был более терпким, чем у Нины, однако, понравился мне больше. Обхватив руками ее попу, я прижался шеей к промежности и почувствовал такой прилив нежности к Екатерине Ивановне, что мне захотелось получить от нее повторную порку. Тем временем, Нина сняла юбку и кофту. Взмахнув в воздухе несколько раз розгой, она спросила: «Ну, что Андрюша, начнем?» – и не дожидаясь ответа, влепила мне первый десяток. Порола она слабее мамы и я уже приготовился легко освоить оставшуюся часть, как вдруг почувствовал нетерпимую боль и сильно дернулся. «Ты что вытворяешь, стерва? Бьешь с потягом! Сейчас ляжешь вместо него!» – крикнула Екатерина Ивановна на дочь и зло добавила: «Через неделю, мы тебя сечь будем, Ниночка!» Впрочем, это не мешало ей, с каждой розгой, сжимать ноги и прижимать промежности к моей шее. Нина закончила порку и Екатерина Ивановна ослабила ноги. Я вытащил голову и бросился целовать Нинины руки, громко благодаря ее за то, что выпорола меня и прося при случае повторить. А Екатерина Ивановна, крепко прижала меня к груди, звонко поцеловала в губы и шепнула на ухо, что завтра меня высечет, как сегодня, только сделает это одна.