Мириам из Магдал-эля (Мария Магдалина). Часть 2
— — Разве я женщина, — удивилась я его словам, — я же ещё девочка.
— — П…да есть, значит женщина!
— — Что ты сказал? – не поняла его я, какая ещё п..да, о чем ты говоришь?
— — Ты что, совсем глупая или притворяешься? Из чего ты писаешь?
— — Из своей письки. Только я не могу, как ты пописать вверх или вбок, а только немного вперед. Да и то я для этого должна присесть, чтобы не описать ноги.
— — Вот то, из чего ты писаешь и называется у женщин П..ДА. Теперь поняла?
— — Поняла! А твой писюн у взрослых мужчин как называется?
— — Х.Й он называется, только ты при других не вздумай это сказать, и не говори, что я научил.
— — Хорошо, Иоанн, не расскажу. Хоть ты и считаешь, что я дура, но это-то я понимаю.
— — Не обижайся, я тебя назвал не дурой, а дурочкой. Не понимаешь что ли разницу?
— — Понимаю! А почему он у тебя стал большим?
— — Ну, точно, дурочка! Потому, что мне стало приятно от ожидания того, что ты к нему прикоснешься рукой и само прикосновение. Я об этом моменте думал всю осень и всю зиму.
— — Правда, Иоанн, ты об этом думал, — радостно воскликнула я, — И я тоже об этом думала, но стеснялась сказать.
— — Чувствуешь, что он от наших разговоров ещё больше «подрос»?
— — Да, почувствовала, и ещё почувствовала, что он стал твердым!
— — Это потому, что ты его охватила своими теплыми пальцами. Это и есть сила любви!
— — Любви? Разве этО любовь? Я думала, что любовь, это когда тебя ласкает мама и бабушка или, как говорит Рабби, любит Бог!
— — Подожди, вот подрастешь, и поймешь, что такое любовь.
— — Как пойму? У меня тоже вырастит Х..? – чуть не произнесла я и тут же запнулась, — ну, этот…?
— — Да он у тебя тоже есть, но маленький, и больше не вырастит!
— — Как есть, — я испуганно раздвинула ноги и провела рукой по промежности, — ничего нет.
— — А это что? – Иоанн несмело сунул руку между моих ног и нажал указательным пальцем на бугорок, там, где сходятся складки на писе.
Это было так неожиданно, что я даже вскрикнула и тело затрясло. Будто резко окунулась в воду со скалы!!
— — Вот видишь, это и есть ЛЮБОВЬ, — донесся откуда-то издалека голос Иоанна. — Скажи, тебе понравилось?
— — Да, очень!
— — Бог специально создал людей такими, наполнил их души стремлением к любви, а тела такими чувственными местами как ПИЗДА И ХУЙ.
— — Иоанн, милый, — ласково обратилась я к нему, — сделай мне так хорошо ещё раз.
— — Что, понравилось?
— — Ещё бы! Это не передать словами!
— — А ты что, до этого никогда себя там не ласкала?
— — Специально нет, но я испытывала блаженство, когда мыла себе там или, когда входила в воду. Но то ощущение не сравнить с тем, что я испытала только что. Повтори, прошу тебя.
Он снова нажал на этот бугорок и я опять испытала сладостное чувство!
— — Такое блаженство, будто я побывала в Раю!
— — Откуда ты знаешь, что там в Раю?
— — Ну, я, конечно, не знаю, но Равви утверждает, что там люди испытывают верх блаженства. Лучше, чем в Раю нет ничего в жизни. А то, что я сейчас испытала, это такое счастье, такие ощущения, которых я не испытывала никогда на земле.
— — Но, ты, как я посмотрю, эгоистка ещё та, — опять взволнованным голосом прошептал Иоанн, — только о себе, о своем блаженстве и думаешь. Я тебя ласкаю, а ты про меня совсем забыла. Точнее, не про меня, а про него. Видишь, как он опал и потерял твердость.
— — Извини, я ничего не понимаю. Разве я в этом виновата?
— — А то кто же?
— — И что я должна сделать, чтобы он «подрос» и окреп?
— — Любить его?
— — А как, научи, я же ничего не умею.
— — Поласкай его, охвати пальцами, зажми в кулачок и проведи вверх-вниз. Вот так, хорошо.
И, действительно, когда я сделала то, что попросил Иоанн, он вновь ожил, окреп и затвердел, а Иоанн задрожал всем телом, и стал нежно водить своей ладонью у меня в промежности, задевая чувствительный бугорок. Это было так неожиданно, что я едва сдерживала стоны. Иоанн тоже. Неожиданно, на самом верху блаженства из меня хлынула какая-то жидкость, Нет, я не описалась, жидкость хлынула не отуда, как обычно. И, одновременно с этим мне в ладошку ударила тоже какая-то жидкость из Иоанна. «он» задергалась в моей руке и из него хлынула тоже какая-то липкая жидкость.
— — Что это было? — слегка успокоившись, спросила я у Иоанна, — тебя было больно?
— — Ну, точно дурочка, — тоже слегка успокоившись, прошептал Иоанн, — мне было очень хорошо, а тебе?
— — Хорошо, это не то слово, я была на «седьмом небе»!
— — Вот это и есть ЛЮБОВЬ, моя дурочка! Господь всё предусмотрел и наградил людей способностью переживать такие чувства!
— — И кто мы теперь с тобою?
— — Ты для меня любимая девушка, а кто Я для тебя – ты сама решай!
— — Конечно же ты тоже мой любимый! А мы повторим ещё то, что было?
— — Ну, если тебе понравилось, то обязательно будем!
— — Ты издеваешься, спрашивая, понравилось это мне или нет? Понравилось не то слово. Я просто в восторге! Но, мне почему-то стыдно. Хорошо ли то, что мы делали?
— — Ну вот, ты уже и засомневалась в том, что испытывать радость стыдно. Но, почему мы должны этого стыдиться? Мы же делали это по взаимному согласию, не на глазах у других. А только что ты призналась, что ты была на «седьмом небе» от чувств любви.
— — Да, но у меня почему-то такое чувство, что я стала блудницей. А ты же знаешь, что блудниц побивают камнями.
— — Ну, какая же ты блудница. Во-первых, ты осталась девушкой, ты только испытала оргазм. То, что из тебя вылилось – это любовный дождь, соки твоего существа. То же излилось и из меня. Это тоже сок любви. Когда ты подрастешь и сформируешься, я попрошу твоих родителей выдать за меня замуж и тогда, после брачной церемонии, я войду в твое лоно и там наши любовные соки соединятся. Так всё устроил мудрый Господь, чтобы продлить род человеков. Если бы это было греховное чувство, то он бы этого не позволил и не устроил всё так мудро. Или, ты считаешь, что Он ошибся?
— — Нет, милый мой Иоанн, я так не считаю. Может быть я действительно такая дура и стыжусь своего счастья.
— — Нет, повторяю, ты не дура, ты дурочка! Моя любимая и чувствительная дурочка.
Рождение женщины
Мы с Иоанном долго не могли уснуть в ту памятную ночь. Ласкали друг друга, отдыхали и снова принимались за взаимные ласки. В ту ночь во мне проснулась женщина.
Утром и днем я проживала обычную земную жизнь, а с наступлением ночи – небесную. Да, я поднималась на небеса и забывала кто я и что я. Иоанн часто упрекал меня, что я мало забочусь о том, чтобы доставлять ему такую же радость, какую он доставлял мне. Мы ждали с ним наступления темноты и спешили поскорее подняться на ставшую для нас ложем любви крышу навеса для лодок. Как часто я вспоминала потом в жизни те моменты, когда мы могли уединиться с ним и заняться взаимными ласками и разговорами. О да, разговоры о том, что мы чувствуем, лаская друг друга тоже сильно возбуждали нас обоих.
А поцелуи? Как нас обоих волновали поцелуи, когда язык любимого проникает в рот, и там касается нёба, нет неба, небес. Влажность и шершавость языка так волнует, что забываешь обо всем на свете, только ощущения влаги и шершавости.
Груди мои только-только обозначились, и представляли из себя чуть выступающий бугорок, но и поцелуи и легкое покусывание сосков приводили меня в дикий восторг. Я начинала стонать и изгибаться.
Иоанн не стремился проникать в моё лоно, и только иногда пропускал «его» между моих ног и слегка касался им моих губок, и это тоже добавляло трепета мне.
Но, постепенно чувства от обычных ласк стали притупляться и мы стали искать что-то новое. И это новое находилось само, совершенно случайно. Однажды так случилось, что он случайно уткнулся своим лицом в мою промежность и быстро отдернул голову. Но, я давно хотела, жаждала, чтобы он припал своими губами к тем моим губкам, и я попросила:
— — Поцелуй меня там!
— — Ты правда этого хочешь? — робко спросил он.
— — Да, очень хочу, — тоже робко прошептала я, — только боюсь, что ты будешь считать меня развратницей.
— — Дурочка! Я тоже давно мечтал об этом, но боялся, что ты будешь считать меня развратником!
— — Ну, так целуй, целуй, целуй…
И он поцеловал в первый раз! Сначала робко и неумело, как целуют девушку в губы в первый раз, но потом я догадалась раздвинуть шире ноги, и он проник языком глубже. Я тут же почувствовала, что стала вся мокрой там, но Иоанн быстро всосал всё в себя и стал смаковать мои соки.
— — А ты вовсе не горькая[1], а солененькая! Даже, я бы сказал – сладенькая!
— — Продолжай, умоляю тебя! Ещё немного, сейчас моя душа попадет в Рай.
И я действительно улетела далеко-далеко, в небеса, на край света. Очнулась только тогда, когда Иоанн нежно взял мою «пипочку» в рот, намочил её своей слюною и стал нежно на неё дуть. Меня всю затрясло в ознобе, я стала выгибаться всем телом и умолять его остановиться.
— — А ты не хочешь, — робко спросил у меня Иоанн, — попробовать мой вкус?
— — Я тоже давно этого хотела, но боялась.
— — Того, что я посчитаю тебя развратницей?
— — Угу, — прошептала я ему на ухо, захихикала и облизнула его головку. Она тоже была слегка соленоватая и блестящая, как ночная звезда. Я с удовольствием взяла его в рот и опустила голову. Я думала, что посторонний предмет в горле вызовет у меня рвоту, но, на удивление, это было так приятно, что я ещё крепче прижала голову к его паху и почувствовала, как головка легко прошла в горло. Приятно было чувствовать это движение туда-назад. Он скользил в моем горле и это было так приятно, что в голове моей снова помутилось. Иоанн нежно поглаживал мои волосы и легонько надавливал и отпускал мою макушку, как бы давая знать когда вставлять его до конца а когда вынимать. Постепенно он стал увеличивать темп и задергался. Струя его любовной жикости ударила мне в глотку, и я резко подняла голову, но не вынула его изо рта совсем. Но, всё равно несколько капель его элексира любви вытекла через уголки губ и потекло по подбородку. Я глотала, глотала его, собирала с подбородка и губ.
— — Ты тоже солено-сладкий и терпкий, сказала я ему, когда всё проглотила, собрала пальцами остатки сока и стала со смаком облизывать свои пальцы.
— — Хочешь облизать мои губы и сам попробовать себя?
— — Очень хочу. А ты, попробуешь себя, ведь мои губы и подбородок тоже в твоих соках.
Я вновь встретилась с Иехошуа.
— — Почему тебя называют спасителем?
— — Они просто переводят буквально мое имя. Я себя так не называю.
— — Те, что ходят с тобой называют себя твоими учениками. Чему ты их учишь?
— — Я учу их любить Господа нашего больше, чем женщину.
— — Но, разве любить женщину это грех? Почему нельзя любить и его и женщину. Мы можем любить мать и свою собаку, это будет разная любовь, но, всё равно любовь.
[1] Мириам переводится с древнееврейского как «горькая».