Сын вздохнул. Я бросила на него быстрый взгляд – как он? Материнский инстинкт и сейчас не покинул меня, я ощущала беспокойство за состояние сына. Мне приятно – но как Мишка чувствует себя?

Сын лежал, отвернув лицо в сторону и закрыв глаза.

– Миша… – тихонько позвала я, не смея двинуться. Сын открыл глаза:

– Что?

– Скажи что – нибудь… тебе не больно? – глупо и наивно спросила я.

– Нет… мне очень хорошо… – вымолвил мой сын.

Я осторожно стала приподнимать мой таз, постепенно выпуская из мокрых губок сыновний член и прислушиваясь к своим ощущениям. О, это было волшебно! Я поднималась, а Мишкин пенис ехал из меня, как поезд из туннеля, с шёлковой нежностью проглаживая стенки моего влагалища и усиливая эрекцию – я чувствовала это по тому, что член твердел и выгибался дугой внутри меня. Приподнявшись на несколько сантиметров, я остановила движение, застыла, а потом так же медленно поехала вниз, вновь насаживая вагину. Я немного успокоилась – а это, оказывается, не так уж страшно, хотя и говорят, что кровосмешение это грех! Я совокупилась с родным сыном, и осталась способной владеть своими чувствами.

Я внимательно следила за своими реакциями, пытаясь почувствовать разницу между сношением с сыном и сношением с другим мужчиной. Физически я никакой разницы не ощутила. Да и какая, в сущности, могла быть разница? Чего я ожидала? У матери такая же пизда, как у всех женщин, у сына такой же хуй, как у всех мужчин. Но зато меня дико возбуждала сама мысль, что это хуй моего сына, уж и не знаю, почему, но это было так приятно! Мишке, видимо, тоже. Его член стоял как каменный.

– Как он стоит у тебя… Твоим девчонкам будет в радость твоя твёрдость… – заметила я, с неторопливой ритмичностью поднимаясь над сыном и опускаясь на него.

– М – м… у меня никогда с девчонками так не стоял… м – м… это он только на тебя так встал… – промычал сын.

Мне было лестно услышать такое. Странно делается в жизни – по идее, подобная эрекция должна была бы быть на меня у мужа, но у него была хоть и неплохая, но послабее, я ясно это чувствовала, сидя на Мишке. А вот у сына, то есть у того, с кем нельзя, мощный стояк на меня. Что за несправедливость? Каждой бабе приятно, когда мужчина её сильно хочет. Жалко было бы, если бы такой стояк конкретно на меня да пропадал бы напрасно, или Мишка дрочил и брызгал вхолостую или ебал соплюшек – ровесниц, думая не об их, а о моей недоступной писе.

Я задвигалась чуть побыстрее. Мишка подавался тазом навстречу моей промежности. Вагина захлюпала, Мишка, вытянув руки, вцепился в мои титьки, остановив их тяжёлое раскачиванье, и стал их безжалостно мять, усиливая моё возбуждение. Затем одна из его рук скользнула вниз и вбок, и я ощутила, что мой сынуля бесстыдно лапает мою задницу, стискивая ягодицу. Шлёп!!. Это Мишка шлёпнул меня по попе. От этого я почувствовала, как моя вагина раскрылась вся, словно мясная нора, в ней горело и зудело, и текло.

– О – о – о!!! – почти одновременно застонали мы с сыном, дёргаясь вразнобой. Мишкин член двигался внутри моего тела, я ебала собственного сына, и как же это было чудесно! Это был рай, и мне хотелось, чтобы наша ебля длилась бесконечно. Я и думать не думала, что секс с собственным ребёнком может доставить столько непонятного и невероятного наслаждения!

– Мишенька!.. Мальчик мой! Твой хуёчек… мне так хорошо… а – а – а!

– Мам! Шакти! Я сейчас кончу!..

– Кончи, кончи в мамину пизду! Брызгай, не бойся, сынонька!

Тело сына подо мной напряглось и вытянулось, как струна. Я сжала мышщы влагалища, плотно охватив ими самый родной член на свете – и из него ударила струя горячей спермы прямо в жаркую глубину моей пизды! Сын заливал своё семя в мамочкин половой орган, и в этом было что – то до невозможности неприличное, хотя, казалось бы, что может быть неприличнее того, чем мы занимались. Хлопья Мишкиной спермы, наверное, долетели там внутри меня до моей матки, до самого святого, что есть в женском естестве. Ближе, чем сейчас, мы с моим сыночком были только когда он сидел, скрючившись, в моём животе. А теперь вот он сам осеменяет мамину отвратительно бесстыжую пиздищу, осеменитель мой родненький…

Я прекратила прыгать на Мишке, замерла, плотно прижав к его животу и бёдрам мою промежность. Пенис моего сына подёргивался внутри моей вагины, пульсировал, выбрасывая семенную жидкость, и стенки влагалища трепетали в ответ, как воробей, зажатый в кулаке. Наконец, сопя и отдуваясь, мы успокоились.

Я осторожно слезла с сына. По моим ляжкам тотчас же потекла Мишкина сперма.

– Я сделал это… я проник в матри – йони, слился с Шакти! Я стал, как великий тантрический гуру Другпа Кюнлег – он один из немногих, кто успешно практиковал соединение с матри – йони и достиг просветления… – тихо и восторженно проговорил Мишка, вставая с пола. Мы оба были мокрые от пота, и я сказала:

– Идём в душ!

В ванной мы вместе залезли под струи воды. Когда, сполоснувшись, мы вылезли, Мишка промокал и растирал меня большим махровым полотенцем, и было очень приятно, когда он трогал мои тити.

С этого дня мы с моим сыном стали заниматься сексом не только во время обрядов, но и в любое другое время, как у нас возникало желание.

Моё беспокойство по поводу того, что мы совершаем нечто грязное и противоестественное, как – то рассеялось. Однако не исчезло совсем. И поэтому я пыталась найти оправдание своему поступку, ища и вычитывая информацию о кровосмешении в разного рода литературе.

Оправдания я не находила, но зато хотя бы увидела, что инцест случается в наше время и случался раньше гораздо чаще, чем я себе представляла. Это меня немного успокоило. Но всё же я чувствовала себя извращенкой и отщепенкой, казалось, я теперь отброс общества и меня все отвергнут.

Глупая мысль, конечно – я же никому не собиралась рассказывать о случившемся, а без этого никто и не догадался бы. Мишке я тоже строго внушила, что «Шакти категорически запрещает кому – бы то ни было рассказывать о наших отношениях». Иначе, сказала я, ты никогда не достигнешь просветления. На Мишку это подействовало. А вот на меня – нет, не подействовало. Представьте себе, я проговорилась, проговорилась своей подруге. Это произошло, потому что, как я уже сказала, меня тревожила мысль, что на мне какое – то пятно и меня все отвергнут. И мне хотелось проверить – так ли это?

Я надеялась, что хотя бы лучшая подруга меня поймёт, поддержит, не отвернётся от меня, если вдруг мой грех как – нибудь обнаружится. Женское желание излить душу, поделиться наболевшим не давало мне покоя.

И я решилась.

Подруга моя, Зинаида, много лет работала в нашем магазине, и мы с ней иногда уединялись в моём кабинете за бутылочкой лёгкого винца да за бабскими разговорами. И вот пригласив её в очередной раз к себе, я собралась ей открыться…

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)