Проснулся утром, огляделся. Кровать чужая. Да и дом чужой. Точно, мы же после бани к дяде Пете с тётей Верой пошли. Мало в бане покуролесили, так ещё дома добавили. А что тишина такая, будто все вымерли? Нет, где-то что-то звякает, словно посудой кто-то гремит. Откинул одеяло в сторону. Ба! Да я голенький, аки младенец. Интересно, кто это успел меня вчера попользовать? Не помню ничего, заспал. Кому из родни маменька меня уступила? Нинке? Да не помню. Хотя навряд ли. Девки возмущались, что она уже была с новеньким. Да без разницы. Как говорит бабуля

— Всё должно быть в дом. Сначала родня, остальным что достанется.

Встал, пошёл на звук. Тётя Вера гремит посудой, готовит что-то. Меня увидела, улыбается

— Проснулся, соня?

— Я не Соня. И я не девочка, я мальчик. И звать меня Коля.

Тётка смеётся

— Вижу, что мальчик. Что, так и станешь голышом ходить?

А что такого? Стоит ли стесняться после того, что было в бане, а потом и дома? Что-то я особо стеснительных не заметил. Ну да, от большой стыдливости в бане были все вместе. Заодно и помылись. И из бани все из себя стеснительные голышом в дом пошли, и дома про одежду не вспоминали, стыдливо прикрываясь руками от нескромных взглядов. Спросил тётю

— А что, нельзя?

В ответ та пожала плечами

— Да почему нельзя? Ходи как нравится. Кушать будешь?

Прислушался к организму. Похмельного синдрома не наблюдается, хотя выпил вчера прилично. Раздухарился чего-то. Наверное хотел на родственниц деревенских впечатление произвести. Произвёл, что мало что вспомнить могу. А вот то, что тётю Веру ставил раком в предбаннике, помню точно. И как её муж дядя Петя заметил, увидев нас за этим занятием

— Я же говорил, Вера, что Колька тебя раком поставит. Как он? Твёрже меня?

— Уйди, любопытный, не мешай. Иди вон Таньку напяль, раз Колька со мной. Ты же её давно не драл.

Как у них всё просто. Перееблись все со всеми и не считают это чем-то из ряда вон выходящим. Всё в порядке вещей. Вроде как перекусить с голодухи. Подумаешь — бабе твоей засадили. Не чужой человек, родственник. Родственнику можно. И нужно. Попробовала баба свежачка, на сторону не побежит. Зачем, когда дома всё есть. А понести от родственника никто не боится. Если можно, беременность оставят, а кому нельзя, тем бабка мигом затворит родилки. Знахарка знатная, несколько колен в роду имеет. А интересно всё же, где все?

Тётя пояснила. С утра Петька пригнал автобус, всех поднял и соблазнил поехать на заимку. Ему надо улики на зиму в омшаник прибрать, так к делу столько помощников. Взамен посулил напоить молодой медовухой, созрела уже. Так что рано ждать их назад не стоит. До вечера не вернутся. А меня, оказывается, будили, только послушав что я говорю про будильщиков и что я им пообещал, если не отстанут, посмеялись и оставили мальчика в покое. Пусть спит. Вчера столько сил истратил на девок. А для восстановления сил сон как раз самое то. А тётку оставили по той причине, что проснусь я в незнакомом оме, напугаюсь и вдруг заикой сделаюсь. Да и кормить мальчика кому-то надо.

Тётя спросила про кушать и, не дожидаясь ответа, развернулась, на кухню пойти собралась. Чуть задержалась, переспросила

— Так собирать на стол?

Обнял её, такую мягкую, желанную. Сам не понял отчего, но член встал моментом. Да так встал, что шкуру с задницы потянуло. И захотелось прямо тут нагнуть тётю раком, содрать с неё одежду и засадить до упора. И драть до тех пор, пока дым из пизды не пойдёт и пар из ушей не повалит. И пока залупа не нагреется до той степени, что плюнь — зашипит. Обнял и руки запустил под платье. Лифчика на ней не было, титьки враз нашарил. А подол она сама задрала, давая волю моим рукам. А трусики? Да какие там трусики по современной моде. Скорее открывают, чем что-то скрывают.

Титьки тискаю, сиськи мну, шейку целую и на ушко глупости шепчу. Маме тоже нравится всякая ерунда, даже не относящаяся к делу, но произнесённая с придыханием, полушёпотом. Тогда она возбуждается сама и возбуждает меня, распуская руки. А уж какие слова начинает говорить, то не в каждой компании произнести можно. Чем тётя Вера отличается от мамы? Та же писюха, те же титьки. И уши, которые знают, что на них вешают лапшу, и тем не менее не стряхивают её, принимают за чистую монету. Тётя сделала последнюю попытку соблюсти видимость целомудрия

— Может всё же поешь сначала?

То есть ебаться уже согласна, но вдруг перед этим захочу подкрепиться, сил набрать.

— Я вот это поем. — Потянул её за сиську. — Вкусно, как булочки с корицей.

— Нравится? Тогда ешь.

Тётя Вера стянула с плеч бретельки платья, толкнула меня на диван, села сама и выпростала сиськи. Присосался, втянув в рот сосок. Соски у неё небольшие, в маленькой ореоле, но чувствительные. В момент отвердели, напряглись. Вера оттянула в сторону трусики, запустила пальчики в писюху. И пока я наслаждался вкусом сосков, ласкала себя, постанывая от удовольствия.

— Колька! Уммм! Коля! Прикуси. Больно! Тише кусай. Коль, рукой помоги. Хорошо как! Коль, титьки нравятся?

— Вкусные. Так бы ел и ел. И письку твою съел бы. Вю, без остатка.

Тётя засмеялась.

— Трепло ты, Коля.

— Почему это?

— Вчера тоже обещал съесть. А сам лизнул пару раз и на этом всё. Скорее вот его вставлять начал.- Она потеребила член. — Но мне понравилось. После Петькиного вялого очень впечатлило. Коль, ебать будешь?

— Буду. Только вот долг верну.

— Какой долг?

— Вчерашний.

Толкнул тётку на диван, развёл ей ноги, присел на корточки. Принюхался. Мало ли что было вчера в бане. Там все отмытые, чистенькие, а тут ещё неизвестно что. Да нет же, чистая пизда, не воняет. Пахнет приятно.Видать моет гелем для душа. Ох как некоторые свои муньки любят и ценят. А сам-то, сам? Неужто сам не ценю своего малыша? Ещё как ценю. И в парничок его, то есть в женскую письку, помещаю периодически. Говорят, что в теплице лучше растёт. И пососать девкам даю. Пусть тешатся. От сосания, опять же знатоки говорят, становится толще и длиннее. А вот конфеты почему-то иссасываются, растаивают. Лизнул. Тётка выгнулась

— Коля!

— Тёть Вер, молчи.

— Вера.

— Что?

— Лизать пизду и называть тётей? Самому не смешно. К тому же вон как вымахал. Ой, Колька, не кусай!

Ну прикусил чутка, так чего сразу орать? Вера так Вера. Так и буду называть. Язык пизду облизывает, руки титьки шарают. Тётка стонет, выгибается.

— Коль! Коля! Я так кончу!

— Кончай.

— А ты?

— А я потом ещё пару-тройку раз полижу, а как не сможешь уже ничего, так и засажу.

— Сколько?

— Не знаю. Мама может много раз кончать. А сколько ты — не знаю. Проверим?

— А давай! — Вера махнула рукой. — Делай со мной всё, как с Таней.

— Возмущаться не будешь?

— Неа. Интересно. А то Танька так расписывала, так хвалилась. И Нинка тоже.

— Тогда вопрос: Ты дядьке в зад даёшь?

— В жопу, что ли? Так он не спрашивает. Сам перевернёт да вставит. Да ты что, не видишь, как срака растянута. Огурец пролезет. Ну что ты там замер? А палец в задницу зачем затолкал? Ух, ты! Непривычно, но нравится.

— Всё, не болтай, тё-тяяя. — Специально протянул это «тё-тяяя». — Расслабься и получи удовольствие. Вкусная у тебя пизда.

— Да что там вкусного? Как у всех.

— Она у всех вкусная. Только вкус у всех разный. Ну что, сколько раз кончать будешь?

— Коль, а заеби меня до смерти. Нет, не совсем, но чтобы шевелиться не могла.

— А в зад можно?

Ну что поделать, если нравится мне баб в задницу трахать. Тесная, жаркая, плотно охватывает ствол. Да мне нравится трахать их во все дырки, но в жопу особенно.

— Можно хоть куда. Хоть в рот, хоть в зад. Только вот пока что одни лишь слова да палец в жопе. Ааа! Колька! Нельзя же так!

— Как?

— Вот так. Ааааа!

Вера кричала, извивалась, кончала раз за разом. У женщин это получается. Посмотрел бы я на мужика, который может спустить и тут же начать по новой. Вру. Бывает такое. Самому доводилось получать столько удовольствия. Только у женщин это получается намного чаще и оргазмов больше.

Тётя называется. Едва не повыдирала племяшу все волосы, хваталась, как утопающая. И расцарапала все плечи, когтями своими впивалась. Благо не такие у неё, какие сейчас у молодок в тренде, не нарощенные. Они бы, дуры, ещё титановые нарастили. Деранула раз и пиздец мужику. А мужиков надо любить, мужиков надо ценить, беречь, они же народное достояние. Нас скоро в Красную книгу занесут, как вымирающий вид. Вот у нас в родне на стольких баб мужиков совсем чуток. Может быть ещё и поэтому ебутся все со всеми. И никаких ревностей и прочих глупостей: Моё! Не трогать! Не твоё. Пришёл мужик в род — стал общим. Свой — тем более. Из родни никто в примаки не ушёл, все в род девок приводили и приводят. Пока парни подрастают, их ещё малость берегут, не дают особо напрягаться. А повзрослел — впрягайся в воз и тяни без нытья. И молодые тоже разные. Можешь — еби. Но вот поворчать бабам — хлебом не корми. Сами с удовольствием хоть раком встанут, хоть лягут, а на других поворчат обязательно: Сучка ебливая! Парнишку совращаешь! И тут же подол задерёт, лишь намекни, что отдохнул и готов снова в бой.

Вере уже не до чего. Лежит, не шевелится. Будто бревно ебёшь. Глаза пустые, на лице никаких эмоций. Точно заебал до полусмерти. Только вот заебать бабу одному мужику не получится. Сил не хватит. И выйдет анекдот про отношения мужа с женой: Ты ко мне по-хорошему, и я к тебе по-людски.

Когда женщина в таком состоянии, как ни старайся, всё одно твои действия останутся без ответа. Она словно боксёр после нокдауна. Вроде всё видит, всё чувствует, а ничего поделать не может. Тело отказывается слушаться. Крути её, верти во все стороны, в любую дырку пихай свой член — ей всё по барабану. О, а вот это мысль. Ну-ка, голубушка, а что будет, если тебя развернуть и на животик положить? А теперь раздвинуть ягодички и вдвинуть меж ними чего. Сфинктер расслаблен, никакого сопротивления. Крепость сдалась на милость врага. Заходите, люди добрые, всё для вас. Я и зашёл.

Тут Вера проявила какие-то чувства. Что-то забурчала, слегка сопротивляясь напору племяша. И даже задом задвигала, но не освобождаясь от агрессора, а помогая ему проникнуть вглубь захватываемой территории. Хуй ходил со звуками, словно кто-то некультурно ел за столом, чавкая и роняя еду. Вокруг ствола собралось колечко пены грязного цвета. Вот я сегодня тёте дымоход-то прочищу. Видать дядька Петро давно этим делом не занимался, пренебрегая супружескими обязанностями. Ну да, вчера в бане он мамку мою пёр. Разве до жены в таком случае. А вот я этот перекос и устраню.

Когда подступило желание спустить в тёткину жаркую пещеру, зарычал, заспешил, будто куда-то опаздываю, потом прижался к тёткиной заднице и выплеснул наружу напряжение, спустив молофеечку Вере в задницу. Отдышался. Тётка полежала какое-то время, развернулась на спину. Лицо сверх довольное. Лыбится. А ругаться зачем?

— Паразит! Разве так можно с тёткой старенькой? Заебал ведь едва не до смерти. Думала помру. Петьке пиздец. Если не сможет делать так же, то прогоню из дома. Пусть к старой идёт.

— А она тут при чём?

— При всём. Ей его хватает, вот и пусть шоркаются. Охх, жопа моя развороченная. Ты зачем туда такую дубину толкал? Я же сейчас ходить не смогу. Нет, надо тебя на старую натравить, чтобы ты ей там всё нарушил. Пусть в раскорячку с недельку походит. Колька, не лыбься, паразит. Я ведь серьёзно встать не могу, сил совсем нет.

— Да ну. Скажешь тоже. А если сейчас снова тебя разверну да ещё разок вдую?

Вера засмеялась

— Вдувальщик. Ты на себя-то глянь. Висит что-то грязное и невесть когда встанет. Чем вдувать будешь? Пальцем? Так эффект не тот. Заешь, что я сейчас хочу?

— Откуда? Ты скажи.

— В холодильнике бутылка шампусика стоит. Принес, попьём холодненького. Только сначала помойся, смотреть тошно. Сказал бы, что в задницу еть будешь, я бы хоть тампон вставила. Всё, иди. Нет, стой. Руку дай, встать помоги.

Протянул руку. Тётка вцепилась в неё, кряхтя и ойкая села. Развела руками края пизды и попыталась заглянуть, рассмотреть, что с ней сотворил негодный племянник. Засмеялся.

— Зеркало дать?

— Дай. Кроме смеха, надо же посмотреть. Мне кажется, что всё вывернул наружу. Пизда ноет, жопу саднит. Скотина ты, зверюга, садист доморощенный. Лучше бы я на заимку поехала. Иди отсюда и без шампанского не возвращайся.

Потом мы сидели и пили холодное шампанское, разговаривали. Тётя отошла от стресса, смеётся, вспоминая некоторые моменты.

— Надо вставать.

— Да сиди.

— Ну да, с грязной жопой. И без того весь дивана изгвоздала. Помоги подняться. Вот так. И подержи меня, а то не дойду, брякнусь. Ноги совсем не держат. Охо-хо — юшки! Грехи наши тяжкие! Захотела молодого вот и получила приключения на свою задницу. Дура старая. Всё, Колька, теперь я тебе не скоро дам. А и дам, так умнее наперёд буду. И девкам скажу, чтобы жопы берегли. И как я теперь тебя кормить стану, если на ногах еле стою?

— Да ладно, я что, на стол не соберу, что ли? Помыться помочь?

— Отвали. Знаю я, чего ты хочешь. Начнёшь мыть, потом у тебя встанет. Скажешь, что раз уж мокрая, то почему бы не засадить разок. Коль, правда теперь не скоро захочу.

Примерно через час Вера порхала по дому что-то напевая, лучилась довольством и счастьем. Много ли женщине надо? А про то, что не скоро захочет, обманула маленького. Захотела, да ещё как захотела.