Первое воспоминание о детстве Женя хранил глубоко в сердце.

Они жили на первом этаже старого пятиэтажного общежития, угловая комната делилась шкафом на две, прихожая служила кухней, тут же обклеенная обоями дверь вела в туалет. В коридоре всегда пахло гарью и тушёной капустой, входная дверь в подъезде громко хлопала, от этого дрожали стёкла.

Женя рос без отца, тот бросил их, когда мама была на восьмом месяце беременности, поэтому отца Женя не помнил.

Зато помнил, как ходил с мамой мыться. Душевые располагались в тёмном вонючем подвале. Мужская — рядом с лестницей, женская — в конце коридора. Мама брала фонарик и первая спускалась в кромешную тьму. Женя держался сзади, сильнее сжимая мамину руку, чтобы не упасть и не потеряться. Лужи на бетонном полу приходилось обходить гуськом вдоль стен, на голову что-то капало, штукатурка крошилась под рукой. Тухлый запах плесени, дохлых крыс и котов щипал глаза, нос. Женя щурился, задерживал дыхание и выдыхал, только когда они достигали спасительной полусгнившей двери. В ней не было ручки, тусклый жёлтый свет сочился из сквозной дырки. Мама цепляла пальчиком дверь, дёргала её изо всех сил и с опаской входила в душевую, придерживая Женика за спиной. Он был весь замотан в махровое полотенце, которое спадало на глаза, скрывало лицо. Он видел только женские ноги, замызганный керамический пол, почерневшие деревянные настилы.

«Нельзя поднимать голову, смотреть», — волновался он про себя.

Мама быстренько заводила его в свободную ячейку, забирала полотенце, раздевалась сама и становилась рядом под горячую струю, бьющую с потолка. Она прятала его, чтобы он не смотрел, чтобы на него не смотрели.

Лейки не было. Плохой дядя украл дождь, украл лампочку, украл кран. Мама подставляла грудь, руки под струю, брызги летели сверху — так Женя принимал душ.

Он жался в тёмном уголке, отвернувшись к стенке. Толстые резиновые сланцы на ногах резали пальцы, проскальзывали, прилипали к плиткам, покрытым тиной, чёрный засорившийся слив пугал волосатыми водорослями, вьющимися вокруг решётки. Женя грелся, прижимаясь к маминому бедру, тыкаясь щекой в её мягкий живот. Густой чёрный треугольник волос перед глазами, казалось, хранил мамино тепло. Мама намыливала мочалку, тёрла ему спину, попу и всё спереди, потом давала указания, как правильно помыть пальчики на ногах. Пока он, согнувшись пополам, тёр ступни, мама наспех намыливалась сама. Её роскошное бархатное тело покрывалось пеной, которая красиво сползала под струёй воды, сбивалась в кучу возле слива. На спине у мамы тёмные волосы сплетались в мокрый хвост.

Потом они мыли голову и уши. Шампунь лез в глаза, Женик бубнил что-то невнятное под нос, а мама строго приговаривала полушёпотом:

— Терпи. Стой смирно.

Он зажмуривался. Иногда краем глаза он улавливал движения женских тел в полумраке. Большие, заплывшие складками, с обвислыми грудями, огромными розовыми ореолами сосков, чёрными волосатыми треугольниками под животами, щербатым целлюлитом на бёдрах и попе — женщины гневно покрикивали на маму, прикрывались полотенцами. Мама огрызалась в ответ. Женик не понимал почему: почему грозные тёти кричат на маму, почему хотят выгнать их из душевой. Он стыдился и боялся их. Мама накрывала его и быстро уводила.

Женя поздно начал говорить. В яслях и садике, куда мама сдавала его на полдня, воспитатели считали, что он отстаёт в развитии и должен учиться в специальном интернате. Мама придерживалась другой точки зрения.

— С интеллектом у него всё в порядке! — холодно заявила она, в очередной раз выслушав едкое замечание. — Если не верите, я могу провести тестирование у всех детей.

Ей верили. Марина Дмитриевна, как её звали студенты, только что защитила кандидатскую и знала, о чём говорит.

«Социально-психологическая коррекция и профилактика отклонений поведения детей из неполных семей» — гласила надпись на диссертации молодого специалиста.

Тема была выбрана не случайно. Марина видела, как плохо сын контактирует с людьми, как он постоянно уходит в себя, замыкается. Только в пять лет благодаря её безудержной страсти он начал произносить отдельные слова.

— Мама, — сказал он однажды и посмотрел на неё так ясно, что от волнения у неё перехватило дыхание, закружилась голова. Она отвернулась смахнуть слезы, которые мгновенно наполнили краешки глаз. Потом улыбнулась сыну и, стараясь сохранить спокойствие, присела рядом. Прижалась к нему дрожащей щекой и крепко обняла.

— Сыночек мой любименький, — зашептала она, поглаживая его по спине. — Как хорошо, что ты у меня есть.

Из общежития они переехали на съёмное жильё. Это была крошечная однокомнатная квартира на окраине. И там была ванна.

Женя залезал в чугунный ковш с тёплой водой, мама садилась рядом, поливала ему голову. Он скучал по наготе маминого тела, по волосатому треугольнику, таившему тепло, по мягким колыхающимся холмам с сосками, из которых когда-то текло молоко. Так младенцы неохотно привыкают к новым условиям, когда их отучают от грудного вскармливания.

Родильное тепло мамы очень долго жило в детском сознании Жени. Потом наступило отчуждение.

Женя готовился пойти в первый класс, когда это случилось. Он забрался на забор, вытянул руки в стороны. До сих пор он ходил по бордюрам и невысоким железякам. Ему нравилось сохранять равновесие.

— Держись! — сказала мама, протягивая палку.

Он ухватился за кончик и двинулся вперёд, сконцентрировав взгляд на узкой полоске стали. В глубине души Марина восхищалась смелостью сына, каждый раз поощряла рискованные авантюры, надеясь, что сын вырастет уверенным в себе, мужчиной. Это её и сгубило.

Она никогда не забудет, как неосторожно дёрнула палку в сторону, как Женя потерял равновесие, как он соскользнул и ляснулся пахом о железный каркас. Как лежал потом скрючившись в траве, стонал от боли, как она, впадая в панику, жалостливо причитала над ним. Как приехала скорая помощь, забрала их в больницу. Как УЗИ показало гематому и некроз обоих яичек. Как хирург позвал её в кабинет и сообщил, что яички нужно удалять, чтобы избежать нагноительного процесса и сепсиса, потому что существует угроза для жизни. Никогда не забудет, как подписывала согласие на операцию. Как потом потеряла сознание в коридоре.

Вернувшись домой, Женя продолжил жить как раньше, не подозревая об отсутствии яичек. Он и до операции не особо замечал их. Его детская мошонка, аккуратно сшитая хирургом, выглядела как прежде.

Марина Дмитриевна рыдала по ночам, замкнувшись в туалете, проклиная себя за глупость, и выходила только под утро, измученная, с чуткой улыбкой на губах, с распухшим зарёванным лицом.

«Сын не должен ни о чём догадываться, — решила она. — Его счастье зависит прежде всего от моей любви».

Она бросилась ухаживать за сыном.

Мальчик пошёл в школу, сам захотел научиться играть на фортепьяно. В конце года Марина пришла на экзамен и с замиранием сердца слушала, как он выступает. В её глазах стояли слёзы. Она снова винила себя за то, что не уберегла сына. Талантливый мальчик никогда не будет счастлив с такой матерью, думала она. Личная жизнь у неё не сложилась, сына она проворонила, папу найти не смогла. Что он подумает о ней, когда вырастет? Когда узнает, что из-за неё потерял шанс на счастливую семейную жизнь?

От горя ей хотелось выброситься из окна, и только любовь сына удерживала её от самоубийства.

Так бывает, что красивая женщина долго не может найти себе мужа. В этом нет её вины. Замкнутый круг знакомств, постоянные хлопоты, неосознанное желание оставаться одной, чтобы не чувствовать зависимости от партнёра, страха расставания, — всё это незаметно укоренилось в жизни Марины как данность.

Она жила ради сына и не искала любви, понимая, как трудно найти любимого человека женщине с маленьким ребёнком.

В педагогическом университете, где она преподавала курс по детской психологии, работали в основном женщины. Мужчины не проявляли активность. Красивая, умная, да ещё с ребёнком вызывала лишь временный интерес, но никак не серьёзные намерения.

Университетской зарплаты едва хватало на еду. Половину забирала хозяйка квартиры, другая разлеталась к концу месяца. Они экономили. Зимой Марина ходила в потёртом пальто, летом в выцветшем старом платье.

В это время у Марины появился шанс подзаработать: старый знакомый, ушедший сразу после аспирантуры в коммерцию, предложил Марине совместно провести тренинги для руководителей предприятий. Она с радостью согласилась, за два часа семинара обещали больше половины её месячной зарплаты.

Первые заработанные деньги Марина потратила на сына. Все до копейки: накупила Жене новой одежды, поменяла ботинки, пальто, задумалась о приобретении фортепьяно.

Приблизился и незаметно прошёл День рождения Марины. Тридцать три года — возраст, когда женская красота застывает перед лицом старости, обнажается в любви к ребёнку.

Видимо, именно этот последний момент и стал решающим для Михаила Ронина — совладельца крупной строительной компании.

Когда он увидел её впервые, перед ним стояла красивая зрелая женщина со светящимся взглядом, полным любви, уверенная в себе, интеллигентная. Большие карие рассказы эротические глаза излучали тепло, пылали ярким каштановым блеском. Таким же глянцевым пламенем горели длинные слегка растрёпанные волосы, волнами спадающие на плечи и грудь. Драматическое лицо имело идеальную форму овала. Длинный ровный нос, длинные тонкие брови, высокий лоб и скулы, обнажали ранимость душу, приглашали к доверительной беседе. Нежные пухлые губы, слегка приоткрытые, нашёптывали чувственность и ласку. Женщина с бархатным голосом жила в своём мире, далёком от бизнеса. Она была замужем, судя по колечку на безымянном пальце, и приложила все усилия, чтобы скрыть сексуальность под серым костюмом с юбкой. Это не спасло её от казуса, случившегося в середине занятия. Она наклонилась, чтобы поднять листик, упавший на пол, и ни один мужчина, пришедший на тренинг, не смог устоять перед соблазном поглазеть на её заднюю часть.

Бёдра широко разъехалась в стороны, рискуя порвать юбку, залитая мышцами попа заколыхалась на пружинистых напряжённых икрах, сведённых вместе.

Смутившись, Марина быстро выпрямилась и продолжила занятие, ловя на себе заинтересованные взгляды. Мужчины напрочь забыли о семинаре, они щупали её, проверяли размер груди. Марина долго не могла отделаться от чувства, что мужские руки шарят у неё между ног. Только через десять минут после небольшой паузы атмосфера в классе вернулась к рабочей.

Марина учила их доброте и доверию, учила относиться к конкурентам, как к потенциальным партнёрам. Делала это свято веря в западные идеалы ведения бизнеса.

Михаил вступил с ней в перепалку, и скоро между ними разгорелась оживлённая дискуссия. Женщина-психолог была умная, даже слишком, по-своему права, но в целом абсолютно заблуждалась. Он захотел доказать ей, что она ошибается, и их общение продолжилось в ресторане. Она опять указала ему на неверность выводов, ведущих к монополии и разрушению, и он опять вспыхнул желанием доказать. Она согласилась лишь тогда, когда очутилась прибитой его членом к постели.

Обхватив Михаила руками и ногами, Марина Дмитриевна впервые за много лет почувствовала себя желанной. Михаил никогда не испытывал ничего подобного. Страсть, проснувшаяся на семинаре, разгорелась в ресторане, переметнулась в постель, выплеснулась в безумном желании обладать непокорной женщиной, чьи шоколадные глаза горели бесподобным блеском любви.

Их роман развивался стремительно. Михаил был женат, имел трёх детей. О том, чтобы разводиться, не могло быть и речи. Через пол-года тайных встреч он предложил Марине трёхкомнатную квартиру в центре города с возможностью выкупа за бесценок по прошествии десяти лет. Типовой контракт, составленный юристами ЗАО «АртСтрой», выглядел более чем подозрительно. Условие, возмутившее Марину до глубины души, заключалось в возможности продавца в любой момент аннулировать контракт. Михаил не разменивался по мелочам: долгосрочное планирование, амортизация всегда интересовали его прибыльностью инвестиций.

Он подарил Марине колечко с бриллиантом, выдал банковскую карту.

И она согласилась с доводами бизнесмена. Но не потому, что любила Михаила. Тот стал ей безразличен, как только ввёл денежный коэффициент в формулу любви, подавил в ней внутренний протест последним неоспоримым аргументом: прав тот, у кого есть деньги. Нет, Марина согласилась, потому что мечтала сделать сына хоть чуточку счастливее, переживала из-за отсутствия у мальчика возможностей. В нежных глазах Женика она постоянно читала немой упрёк, обвинение в свой адрес. Ведь у них ничего не было: ни компьютера, ни стиральной машины, ни даже денег на отпуск. Она устала от нищеты, устала бороться и ждать, когда найдётся мужчина, готовый взять её замуж с ребёнком. Она хотела видеть сына счастливым здесь и сейчас.

Женя не жаловался, он привык к скромным подаркам, привык жить в относительной бедности. Когда мама привела его в новую квартиру, он не сразу оценил значимость события.

— Теперь это наш дом! — восторженно сказала мама, ведя рукой по стене прихожей. — Нравится?

Женя испуганным зверьком заглянул в распахнутые двери комнат. Здесь было столько места, что глаза разбегались.

— А у меня будет своя комната? — настороженно спросил он, чтобы не выдать волнения.

— Конечно, — мама улыбнулась и взяла его за руку. — Какая тебе больше нравится?

Они пошли гулять по квартире и скоро остановились в самой маленькой и самой уютной комнате, которая окнами выходила на проспект.

Жене было n-надцать лет, когда у него появилась своя комната. Он переживал, что нет мебели, телевизора и ковров на полу, но уже через пол-года вся квартира была обставлена со вкусом. Марина неустанно стремилась создать уют вокруг Жени, маленькая комната стала любимым местом сына. Купили наконец компьютер, стиральную машину, широкоэкранный телевизор в зал, микроволновую печь на кухню.

В шестой класс Женя пошёл в новую школу, где сразу ощутил враждебность одноклассников и некоторых учителей. В школе с первого класса углублённо изучали английский язык, проблемы стеснительного замкнутого подростка никого не интересовали. Он получил двойку: одну, вторую. Весь класс со злорадством следил за успехами новенького в освоении английского. Одноклассники потешались над ним, в их глазах он был мягкотелой амёбой — бесхарактерным человечком с тонким голоском и пухлыми губками.

Мама страдала за сына. Из-за отсутствия яичек тот не взрослел, не набирал мышечной массы, не становился мужчиной.

Однажды она пришла пораньше с университета и нашла сына в слезах. Он плакал, зарывшись в подушку.

— Зайка, что случилось? — Марина села на кровать и, наклонившись, обняла сына.

— Ничего, — буркнул он.

Она помолчала, тягостно обдумывая, как вывести сына на откровение.

— Хочешь, я схожу в школу и поговорю с учительницей, — осторожно спросила она.

— Нет, — Женя повернулся лицом к стене и сжался в калачик.

Мама молчала, продолжая гладить сына по спине.

И вдруг он сердито сказал сквозь слёзы:

— Они все меня ненавидят! Зачем мы вообще сюда переехали!

Рука Марины дрогнула и замерла на секунду, бесконечно долгую, отчаянную.

Нельзя останавливаться, иначе упадёшь! Он уже страдает из-за отсутствия мужских гормонов. Надо срочно действовать!

Марина встала, решительно сложила руки на груди, нахмурилась.

— Теперь у нас есть деньги, — задумчиво произнесла она. — Хочешь, будем заниматься дома с репетиторами?

Женя несомненно хотел. Учиться дома намного приятнее, чем высиживать по несколько часов в школе, испытывать страх и отвращение к учителям.

Марина забрала сына из школы и перевела на домашнее обучение.

— Не часто можно встретить такую заботливую мать, — сказал директор школы, когда Марина зашла к нему забрать документы. Седовласый подтянутый мужчина в костюме при галстуке протянул Марине руку и пожелал успеха.

«Только любовь и ласка», — каждый день перед сном повторяла Марина заветные слова, ставшие мантрой.

Незаметно пролетело время, и Жене исполнилось 18 лет.

В этом возрасте Женя уже активно исследовал чувствительность половых органов. Он прекрасно помнил падение и последующую операцию, но не догадывался, что лишился чего-то особенного. Его мошонка имела вид втянутого, почти вросшего в промежность морщинистого мешочка, плотного на ощупь. Пенис представлял собой детский отросток длиною в четыре сантиметра. Хвостик дрожал, задирался под давлением лобка, болтался мизинчиком, но неизменно сохранял мягкость и декоративный размер. Зимой, когда Женя приходил с мороза, хвостик втягивался глубоко в лобок и на поверхности торчал лишь кусочек сморщенной потемневшей кожи. Писать с такой дырочкой было крайне неудобно. Женя давил пальцами на лобок, пытаясь выманить пенис наружу, оттягивал кончик. Кожа вылазила на три сантиметра, но тело хоботка оставалось внутри. Терпеть больше было невыносимо, и Женя начинал писать. Моча как будто покидала мочевой, но оставалась внутри. Он пугался, пенис в его пальцах раздувался, как шарик, готовый лопнуть. Женя давил на лобок сильнее и тогда шарик лопал, проливаясь мочой в унитаз. Женя очень стеснялся говорить с мамой о таких вещах. У него появились секреты.

С первых дней общения с компьютером он начал осваивать игры и интернет. Маме хотелось, чтобы сын занимался по обучающим программам. Так Женя и делал первое время, пока незаметно не очутился на сайте для взрослых. Он и раньше видел изображения обнажённых женщин, мужчин. Однажды в первом классе знакомый мальчик показал ему слайды, где голые взрослые дяди и тёти соединялись какими-то палками. В другой раз он увидел карты с полуголыми женщинами, которые засовывали твёрдые длинные предметы в рот и писю. О том, откуда берутся дети, рассказали старшие ребята во дворе. В пятом классе он заразился общим интересом, который охватил мальчишек по отношению к девочкам. Поцелуй был так же далёк и нереален, как понимание причин, по которым взрослые занимаются этим. И всё же ему хотелось не отставать, испытать на себе то, о чём так много говорят, что скрывают и делают взрослые. Интимные отношения, любовь, поцелуи, казалось, таили в себе больше удовольствий, чем всё остальное в жизни.

Постепенно Женя втягивался в просмотр порно роликов. Они открывали новые необъяснимые эмоции. Он активно теребил писюн под столом, левая рука управляла ходом событий на экране, правая натирала крошечную головку, прижимая её к лобку. В эти моменты он чувствовал, как пенис наливается кровью, становится более восприимчивым к прикосновениям.

Однажды, — это случилось через пару месяцев после покупки компьютера, — Женя испытал свой первый оргазм. Ощущение было настолько ярким и ошеломляющим, что он испугался и потерял контроль. Неожиданно нарастающее удовольствие в пенисе пробилось наружу, как будто всё тело превратилось в натираемую шишечку в штанах. Женя опустился лицом на стол, испуг и стыд поглотили разум. Что если мама узнает? Он не понимал, что произошло, пенис в штанах не выдержал и разлился безумным удовольствием. Женя нащупал капельку на полураскрытом кончике пениса, внимательно рассмотрел головку. Она выглядела как обычно, но желание ласкать её исчезло. И без того короткий мягкий хвостик быстро терял упругость, втягивался, как улитка, в лобок.

Внешне Женя был очень похож на маму: такие же яркие карие глаза, волосы цвета каштан, мягкие черты лица с нежными изгибами носа и рта. Он любил ходить заросшим, чтобы уши скрывались под прядями волос, любил носить кеды и джинсы.

Отсутствие мужских гормонов в организме сразу начало сказываться на фигуре мальчика. Он оставался ребёнком, продолжая расти. Тонкие руки и плечи вытянулись, между грудью и животом образовалась небольшая талия, мамины бёдра проявились в округлости ягодиц и ширине костей таза, ноги сохраняли стройность и кошачью гибкость. Если бы не лёгкие жировые отложения на груди, бёдрах и попе, которые начали расти в период полового созревания, Женя не стал бы беспокоится по поводу тела. Но соски припухали, зудели по ночам, тёрлись об майку. Он начал чаще смотреть на себя в зеркало, искать в отражении образы, подсмотренные в кино. Особенно сильно он переживал из-за размера члена. Хвостик, болтающийся между ног, как соска, ни на что не годился. Женя полез в интернет выискивать информацию, померил член линейкой, сравнил с расплывчатыми цифрами на экране и понял, что его размер находится в нижнем пределе допустимого. У него самый короткий член, его малыш настолько мал, что не помещается в руку. Чтобы кончить, нужно теребить его тремя пальцами или придерживать одной рукой и натирать другой.

Мысли о собственной неполноценности, уродливости с каждым днём всё глубже врастали в Женино сознание. Он щупал себя, искал яички, они могли прятаться под плотной бронёй втянутой мошонки. Он надеялся, что яички сидят глубоко внутри, под членом, который тоже имел привычку скрываться в лобке.

Мастурбация доставляла временное утешение. Мелькавшие на экране огромные члены с раскрытыми залупами и висящими яйцами вызывали зависть, отвращение к себе. Женя скатывался в депрессию.

Его характер тоже поменялся. Если до падения он любил поиграть с мальчишками в футбол во дворе или покататься зимой на лыжах, то после начал избегать игр, где можно упасть или удариться. Он стал более осторожным, рассудительным, застенчивым. Он мог расплакаться у мамы на руках из-за плохой оценки в музыкальной школе или зубной боли. Марина ласкала его в такие моменты, баловала обещаниями, и сын успокаивался.

Мама хранила тепло, возникшее в раннем детстве. Мама была надёжным помощником, отважным защитником, верной подругой.

И всё же он боялся и стеснялся её. Спросить маму о длине члена, о неопустившихся яичках, рассказать ей о просмотре порнографии, о регулярной мастурбации — нет уж, Женя скорее сгорел бы от стыда, чем решился на это.

Заниматься с репетиторами было намного легче, чем ходить в школу. Женя сразу почувствовал разницу, у него появилось много свободного времени. Интернет, порнография и мастурбация с каждым днём всё глубже затягивали его, приучали к лёгкому удовольствию. Он любил понежится по утрам, перед глазами возникали яркие сцены, увиденные накануне, руки сами находили пенис. Пальчики оттягивали кожицу крайней плоти. Крошечная головка уже почти раскрылась, меняла цвет при нажатии с бледно-розового на фиолетовый, бордовый, белый. Мягкий пенис вытягивался под давлением пальцев, крайняя плоть сползала вниз, притянутая за уздечку. Женя сгибал ноги в коленях, чтобы под одеялом появилось место для движений рук. С сумасшедшей скоростью он гонял кожицу на головке, зажав её тремя пальцами.

Но оргазм наступал редко. Как Женя ни старался, он испытывал лишь отдалённые позывы. Удовольствие тонкой струйкой лилось из пениса, не желая срываться бурным потоком. Женя отчаивался, обессиленный, валился в постели, вытягивая ноги. Затем, немного отдохнув, снова брался за работу. Лишь изредка наступала долгожданная разрядка. Из миниатюрных губок головки вытекали липкие водянистые капельки.

Женина комната располагалась в конце коридора, рядом с ванной и туалетом. Мама спала напротив, в комнате с балконом. В тот день Женя проснулся рано, как всегда долго лежал в постели с закрытыми глазами, ожидая, пока мама уйдёт на работу. Он хотел поскорее включить компьютер, зайти на любимый порно-сайт. Репетитор по математике, физике и географии придёт в десять, поэтому будет всего час времени, чтобы помастурбировать.

Дверь в коридор была открыта, Женя забыл закрыть её накануне и теперь жалел об

этом. Он лежал с закрытыми глазами, сердито подглядывая в щёлочки. Мама собиралась на работу, а он не мог даже поиграть под одеялом. Кровать стояла возле окна, поближе к батарее — так он попросил, когда они переехали. Теперь ему ничего не оставалось, кроме как притворяться спящим. Отвлекать маму от приготовлений тоже не хотелось, иначе она побежит на кухню готовить завтрак, и тогда её уход затянется ещё на пол-часа.

Мама возилась с гладильной доской, видимо, готовилась к важному мероприятию. Она как правило не стеснялась Женю, тем не менее он редко видел её в нижнем белье или полураздетой, как сейчас.

На ней ничего не было, кроме колготок, синей обтягивающей маечки и туфелек. Тонкая полоска чёрных стрингов врезалась в попу под колготками, серёжки-кольца покачивались в ушах. Мама впопыхах гладила костюм и блузку, следя за тем, чтобы утюг не перегревался.

Пар с шумом вырывался из дырочек, загоралась оранжевая лампочка. Мама наклонялась, чтобы рассмотреть значения на круглом регуляторе утюга. Она боялась спалить блузку.

Мамина попа в эти моменты разъезжалась в стороны, открывая вид на чёрную полоску стрингов, заложенную внутрь. Мамины ноги, обтянутые капроновыми колготками, имели рисунок шахматной доски, переходящий в ромбики и полоски зебры по бокам. Мама выгибала спину в пояснице, чтобы не сутулиться. Она всегда боялась искривления позвоночника. Попа становилась шире, напрягалась, шахматные квадратики растягивались на ягодицах, мамина пися, обтянутая стрингами и колготками, выступала из-под ягодиц двумя выпуклыми дольками, сложенными вместе.

— Ну где же это? — Марина злилась на себя за то, что до сих пор не научилась пользоваться утюгом.

Она завела волосы за плечо, бросила короткий взгляд на спящего сына. Возникла мысль прикрыть дверь, чтобы не мешать ему спать. Но потом подумала, что можно ещё успеть приготовить завтрак, если он проснётся. И вдруг она заметила характерное движение под одеялом. Или ей показалось?

Она улыбнулась, представив, что сын мастурбирует и она ему помешала. Но потом вспомнила, что она ужасная мать и сын никогда не сможет заниматься любовью, как все здоровые мужчины. По её вине.

От накатившего горя она чуть не расплакалась.

И всё же ей казалось, что он мастурбирует. Одеяло слегка покачивалось, незаметно, едва заметно. Женя притворялся, что спит. Его глаза с закрытыми веками были направлены в её сторону.

Она смутилась. В какой-то момент ей даже показалось, что он думает о ней. Раз так она могла бы зайти и поцеловать его в щёчку. А что если он спит, и ей показалось?

Тогда она осторожно согнулась пополам и, повернувшись к сыну попой, прикоснулась к чёрным туфлям на шпильке, якобы протирая их. Украдкой бросила взгляд, посматривая из-за щиколоток.

Он не спал. В этот момент одеяло заметно подрагивало в районе пояса. От восторга у Марины захватило дыхание.

Сын мастурбирует, думала она, у него есть эрекция и желание! Это уже хорошо. Значит он хочет заниматься сексом, значит он может получать удовольствие.

Как будто гора свалилась с плеч Марины — так она переживала увиденное. Часть вины — небольшая толика этого горького чувства — отошла в прошлое.

Марина боялась вспугнуть сына. Она ещё не отошла от приятного шока, покрутилась немного в коридоре, приводя мысли в порядок. Если сын мастурбирует, думала она, то лучше не мешать ему. С другой стороны так хотелось поцеловать его перед уходом. Её маленький мальчик стал взрослее, проявил себя как мужчина.

Она не выдержала и медленно пошла к нему в комнату, чтобы он видел, как она приближается. Она решила не надевать брюки — всё равно он видел её в нижнем белье много раз. Тем более сегодня.

Встав перед ним на коленки, она погладила его по волосам и приложила губы к щеке, соприкоснувшись с краешком рта.

В этот момент губы сына приоткрылись, грудь выгнулась. Марина наблюдала, как сын дрожит под её поцелуем, она не понимала, то ли он потягивается, то ли возбуждён. Тихий всхлип вырвался у Жени из груди. Как бы она хотела заглянуть под одеяло, посмотреть на его напряжённый пенис. Она уже не сомневалась, что сын только что испытал оргазм. Лучше не приставать к нему сейчас с глупыми вопросами, думала она. Сделать вид, что она ничего не заметила. Последние три года Женя всегда запирался в ванной, принимая душ. Видимо, ему есть, что скрывать.

— Я люблю тебя, — прошептала она ему в самое ушко и носиком потёрлась о висок.

Он открыл глаза, достал руки из-под одеяла и обнял маму за шею. На губах его играла блаженная улыбка.

— Я тоже тебя люблю, мама, — сказал он и поцеловал её в щёчку.