Старый измученный троллейбус, собранный еще в те годы, когда рабочие проводили больше времени на партсобраниях и «женсоветах», чем в цеху у станка, вздрагивал всем своим динозавровым телом на каждом повороте и стыке. Смена только началась и движуха на улицах становилась все активнее с каждой минутой, нужно было концентрироваться на дорожном траффике, но в голове у Данилы Егорыча бешено крутились мысли, совсем не имеющие отношения к правилам дорожного движения.

А все началось с того, что проснувшись сегодня в пять утра (как всегда, без будильника), он вылез из горячей кровати, не обращая внимания на расплывшуюся рядом тушу своей опостылевшей жены и привычно пошел к умывальнику. Проходя мимо комнаты дочери он увидел, что дверь приоткрыта и из щели льется неяркий свет. Лизанька боялась темноты и ночник горел у нее в комнате всю ночь. Эта тупая корова — жена не могла не выебнуться перед подругами и записала дочку в ЗАГСе именем Элизабет. Дениса тошнило от этого тупого имени и он всегда называл ее Лизой. Нет, даже Лизанькой. Это звучало так тепло, по-старинному, по-Тургеневски. И плевать, что «Бедную Лизу» написал Карамзин, для Дениса настоящую старину всегда олицетворял именно Тургенев. Ему захотелось прямо сейчас взглянуть на светлое личико дочурки перед долгой сменой, и он вошел в комнату, мягко прикрыв за собой дверь.

Девочка спала на спине, разметав по подушке густой ворох платиново-белых волос с тихим шелестом вдыхая воздух полуоткрытым ротиком. Ее ночнушка сбилась неряшливыми складками на груди и в широком разрезе у шеи почти обнажила маленькую, розовато-белую сисечку, упругим конусом торчащую в потолок и увенчанную светленьким колпачком соска.

«Ну вот и выросла моя Лизанька» — подумал Денис – «Восемнадцать годиков уже. Скоро невестой станет. А ведь недавно еще я ее сам купал, голожопенькую»

Он потянулся поправить ночнушку на дочкиной груди, но неловким движением дернулся и его ладонь плотно накрыла девичью сисечку. У него перехватило дыхание от неожиданности, но к своему ужасу он не отдернул руку, а вместо этого шевельнул пальцами, мягко сжимая ее и ощущая ее упругость. Горячие искорки побежали от пальцев по всей руке и дальше – к самому сердцу, в ушах застучали молоточки подскочившего давления и губы Дениса задрожали от ярких ощущений, захлестнувших его.

«Блядь! Нет!» – грохнули мысли в пылающей жаром голове. — «Нельзя так. Это же…»

«Инцест» — будто подсказал ему на ухо кто-то невидимый.

Но и тут он не отдернул руки от пульсирующего холмика, а вместо этого плавно переместил ее ко второй грудке- прямо под ткань ночнушки.

Ему показалось что сомкнутые веки Лизы чуть дрогнули в этот момент, он замер не в силах пошевелиться, но девочка продолжала дышать ровно и глубоко, и это успокоило его.

Еще раз осторожненько сжав в ладонях крепенькие сисечки, Денис вздохнул и осторожно вытащил руку из-за пазухи дочери, интуитивным движением поднес ее к лицу и глубоко вдохнул. Сладкий запах юного тела заполнил его легкие, сразу же тонко заныло сразу во всех местах – в паху, в кончиках пальцев ног, в челюстях, словно все его тело умоляло продлить это неземное удовольствие. И он не мог не подчиниться этому зову.

Вздрагивая и замирая от осознания того, что он творит, мужчина просунул руку под одеяло и проведя ладонью по ровным и налитым бедрам Лизы, скользнул в промежуток между расставленными ножками девочки.

Его словно обожгло жаром ее лона, рука накрыла горячую щель, пульсирующую и мягко подающуюся под нажимом, мужчина шевельнул пальцами, слегка перебирая краешки половых губок, двинул руку вверх по лобку и под его пальцами заструились тонкие шелковистые волосики. Мысли его закружились бешеным вихрем, превращаясь в нелепый фарш из обрывков слов, и образов, он ощутил как его тело перешло во власть диких глубинных инстинктов, не ведающих ни морали ни жалости.

Он стянул одеяло вниз, открывая раздвинутые ножки дочери и ее обнаженную промежность и склонив голову исступленно вдохнул упоительно пряный аромат ее пизденки. Денис ощутил что его член в восстал с такой звериной силой, что до упирался в пижамные штаны, чуть не разрывая их. Он знал, что если не дать выхода такому дикому возбуждению, то потом целый день его будут мучить боли в низу живота и в яйцах. И продолжая легкими движениями левой руки поглаживать и ласкать писю дочурки, правой он оттянул резинку пижамных штанов и ухватив свой окаменевший член, начал медленно и ритмично двигать обтягивающую его кожицу от головки к основанию.

Пальцы его левой при этом перебирали мягкие волоски на лобке и едва касаясь, поглаживали разрезик девичьей щелочки у верхушки.

И в эту минуту в коридоре что-то громко хлопнуло, сотрясая стены!

Его рука молниеносно, как кобра выскочила из промежности девчушки и сам он похолодел от ужаса

– «Жена! Эта грязная сука проснулась и вышла в коридор!» Сейчас она увидит, что его ботинки стоят у входа, начнет его искать и застанет его в комнате дочери! – «Мне пиздец! Поднимет шум! Что со мной будет? Я удавлю ее! Чтобы не успела заорать и разбудить Лизу, просто задушу эту тварь и где-то спрячу ее мерзкую тушу» — подумал он, наливаясь ненавистью и звериной решимостью на запредельный поступок.

Но шагов в коридоре не было слышно.

Денис тихо попятился к двери, прислушался еще раз и тихо приоткрыв дверь выскользнул в коридор, все еще не расставшись со своим кровожадным планом.

— «Ах ты ебаное отродье!» — выругался он про себя с ненавистью и с облегчением одновременно, увидев черного, с белым галстучком кота, нагло усевшегося поверх, опрокинутого им свадебного портрета в тяжелой дубовой раме, стоявшего на холодильнике. «Это ты, пиздюк, его с

опрокинул, а я-то сдуру подумал, что это дверь! Хорошо хоть Лизанька не проснулась»

Отрезвленный этой гипердозой адреналина он подтянул штаны, упрятав в них бессильно повисший член, давно уже утративший все остатки былой эрекции, бесшумно прошел в коридор и переодевшись в свою привычную рабочую одежду, сунул ноги в ботинки и поспешил на работу.

Через десять минут, дожидаясь дежурку на пустой остановке он почувствовал, как разливается в паху ноюще- колючая боль. Проклятье мужчины, не сумевшего дать выход своему возбуждению…

Перед глазами вновь всплыла картина молочных сисечек дочери с просвечивающей кожей и припухшими розовыми венчиками сосочков.

«Надо было… Надо было мне…. Нет! К черту, выкинь из головы эты дурные мысли, она же твоя дочь! Что будет потом с ее психикой, как вообще ты сможешь общаться с ней после ЭТОГО?».

Но тысяча дьяволов тихонько хихикала в его подсознании, будучи в полной уверенности, что как только представится подходящий случай, все эти умные мысли и опасения будут отброшены под диким напором похоти подчиняющей себе любого самца уже многие тысячи лет на этой планете.

Старый, потрепанный троллейбус, поскрипывая своим железным телом мчался по просыпающемуся городу, неся своего рулевого вперед…. К неизбежному.