Ласточонок. Глава 4

«В осциллограф смотрю, только вижу тебя:

В голове «тили-теста».

.

А гормоны и в схемах, и в жилах свербят-

Это разум мой треснул!

.

— Погоди! Я же не… Что ж ты ласточкой так…

Я себя вижу клоном…

.

Исчезает циничный безудержный Вакх,

Возвратясь Аполлоном…»

.

Она где-то через месяц говорила:

– То, что ты сотворил со мною в день рождения, я посчитала чудом, но единоразовым. Ну, думаю, хоть раз в жизни наконец-то поняла, что это такое, и буду дооолго вспоминать… И тут что-то пошло не так: На крыльцо «Пятёрки» выпрыгивает из ландо этот кот Бегемот с букетом и сияющей улыбкой Джека Николсона…

– Боже мой, девочка моя, какой у-урод (с ударением на долгую У) вбил тебе, в эту славную ласточиную головку такие комплексы и бредни? Ты уже немножко меня знаешь, поэтому скажу прямо: Ты – аутентична, неподражаема, и вообще… О-ху-еенна! Но до сих пор не подозревала об этом, живя в коконе, свитом энтропирующим социумом, признающим только убогую конгруэнтность. Ты стала музой моей, как Галатея для Сальвадора. Даже больше: как Эвридика для Орфея! И я ещё не знаю что, но петь тебе буду ещё лет восемьдесят восемь, пока не надоем!…

«Как взмолилася Наташа

На звезду Полярную:

Дай же Божэ, мой Папаша,

Жысть мне регулярную!

Мелодрамы пишет писарь,

Дрочит кожаной мортирой…

И прислали к Наты писе

Флибустьерского сатира..»

Да, писалась такая вот легковесная хрень тоннами, и была просто фоном, подмалёвком маленькой верхушки айсберга наших отношений.

Через пару дней она сказала:

– А знаешь, как я тебя про себя называю?

–???

– МММ…

– Пардон, не въехал, Мавроди, штоле? Ну, неет! Конечно, своё я заберу, весело и феерично, но шоб кого-то кидать?! – Фу, это ж мувитон! Ваще не мой профиль!

Она рассыпалась горошинами заливистого смеха:

– Я в твоих способностях уже не сомневаюсь, но «это совсем не про это». МММ – это… Мужчина Моей Мечты!

Был бы я бабом, точно бы сквиртанул от праны, стремительно растекавшейся в моих огрубелых жилах, на которых мирно покоится бугристый лингам, позабывший слова любви. ..

У нас время обедов совпадало. Работы – рядом, стоит ли говорить, что мы «обедали друг другом» очень регулярно. Как и «полдничали» после работы… После аэробики, звеня пустыми бубенцами, я стрелой летел домой. У неё хватало ума легко меня отпускать без: «Ну да, конечно, тебе к жене надо». Представляю, что там творилось, но это упрощало отношения и мне, и ей, а заодно продлевало…

Втечение первой недели нашего «слияния двух лун» произошёл забавный случай.

Так же запорхнул на часок. Вначале заскочили в ванную, и, слегка сполоснувшись, меня обуяло дикое желание.

Писюлька её расположена ближе к попе, поэтому при трахе стоя лицом к лицу, болт периодически выпрыгивал из щелочки, ибо люблю покрывать размашисто. А вот рачком – самый смак!

И вот, чую приближающийся залп, вытаскиваю, и делаю из её попы пасочку с гоголь-моголем…

– Ты зачем это сделал?– на меня смотрели круглые глазищи, одновременно строгие и удивлённые.

– Так… А я… А что, можно в тебя?

– Да, можно…

«Мы в ванной, я стою, как бык на выгоне:

Всё было бесподобно и с оралом.

Но клювик ласточки чирикнул строгий выговор

За трату семенного матерьяла.»

…А вообще, когда она удивлялась или злилась, видеть её – отдельная картина: Вылитая Юдифь, только блюда с головой Олоферна не доставало.

Скажу для понимания дальнейших «строчек-столбиков» : Она на своё оранжевое пальтишко частенько набрасывала в тон, оранжевый с этническим рисунком палантин, продолжая немного комплексовать из-за пышных форм. А я просто балдел от контраста этого Апельсина со смоляными кудрями. Конечно, как же здесь не вспомнить Вознесенского «Апельсины – апельсины!». Но процитирую своё. А Вознесенского найдите обязательно.

«Облачившись в оранжевый свой палантин,

Над Ростовом парит Натали Апельсин.

Пёстрой бабочкой, как на полянку летя,

Лёгкой ласточки чёрной головкой крутя.

Люди сумрачно смотрят с остывшей земли:

– Что за ветры шальные сюда принесли

Это чудо. И что же так радостно ей?

Но Наташка смеётся, и утро светлей

От того, что в обед, иногда, на часок,

Прокрадётся без майки, не снявши носок,

МММ, чтоб настроить её клавессин,

ТОТ, который зажёг в Натали апельсин! «

Но это было писано уже через год, на следующую её Днюшку, я снова забежал вперёд.

Привыкали и прорастали мы друг в друга постепенно, как две сложных программы через интерфейс начинают взаимодействовать: Да–Нет– Или, — цифровая логика с первобытным вожделением.

И вот пришли те дни, «красные» и нервные.

Звоню…

– Я себя чувствую просто ужасно. Давай переждём.

– Я пирог твой вчера не доел. Что, и чаю не нальёшь?..

Такой грустной и страдающей нимфы я ещё не видел. Блёклая, вымученная, и… такая мягкая и домашняя.

– О, а у тебя и конопушки маленькие есть, – сгрёб её в охапку и целую носик, щёки…

– Не добивай меня. Я и так разбита. ..

– Тогда срочно надо лечить! Вот вам, дамочка, кожаный градусник! Как будем измерять? Орально, ректально, или всё же вагинально?

– Издеваешься? Ну дай его хоть поцелую, может легче станет…

Через минут пять я:

– Не могу так… Давай вставим!

– Да куда же? Там грязно…

– Не говори ерунды! Это – ты!…

И понеслась военно – половая хирургия…

Подстелили простынку. Мы были осатаневшими дикарями, урчащими, хлюпающими, сопящими и орущими. Я всё-таки на правах старшего контролировал ситуацию и долбил не так отчаянно. Она же потеряла берега и металась подо мной, как раненый зверь, подвывая и закатывая глаза… В кровище был не только жезл, разве только что рты только в слюне… Стоял запах какой-то дикой смеси корицы, лавра и сандала. Что-то из индийских вариаций.

Финал: розовый пенный прибой. Побрели в ванную.

– А у меня в голове развиднелось… И живот прошёл…

«Каплет сок из бесценнейшей

Арфы Эола…

Я приду Авиценной, и

Буду я голый

В эти дни я не лишний

В хозяйстве Натэ:

Ем вареничек с вишней

Под чай каркадэ

.

Упаду я Самсоном в объятья Морфея

Только ты не Далила, а Муза и Фея…»

Вечером ей отправил

«Кофе с сыром с утра.

В голове только ты-

Посрывала все резьбы и гайки…

Магомед и гора.

И рояль под кусты…

Я приеду к тебе без майки!»

………Конец 4 главы………