В полдень всё семейство Штильцгеймов отправилось в парк – загорать, пользуясь погожим июльским деньком.

Миновав тенистую аллею, семья вышла на залитую солнцем зелёную лужайку.

Барон велел лакеям разложить раскладные лежаки, а поодаль натянуть круглый, как зонт, матерчатый навес, и расположить под ним лёгкий белый столик. На столик выставили серебряное запотевшее ведёрко, из которого курился парок от тающего льда и торчало горлышко бутылки шампанского. А рядом с шампанским водрузили хрустальную вазу, нагруженную фруктовым разноцветьем, – красный виноград, золотые апельсины, чёрно – синие сливы.

Освободившись от одежды, обнажённые женщины раскинулись на лежаках, выставив под лучи солнышка свои пышные ягодицы и белые груди. Мужчины, тоже раздевшись догола, прихватив под навесом кувшин с фруктовой водой и пузатые стеклянные кружки, присоединились к дамам, присев на свои лежаки и негромко переговариваясь, а затем тоже разлеглись и примолкли.

Непоседливая Софи время от времени поглядывала на невозмутимую Гертруду. Чувствовалось, что Софи не терпится как – нибудь задеть свою двоюродную сестру, с которой она часто ссорилась.

– Герти, у тебя пизда такая лохматая… Тебе не жарко? – чуть ехидно спросила Софи; у неё самой промежность была гладковыбритой и розовенькой. Герти что – то буркнула в ответ.

– Фройляйн, – вы опять подраться хотите, как позавчера?! – строго подала голос бабушка. – Софи, будь добра, не цепляйся к Герти!

– А я и не цепляюсь, – невинно заявила Софии, вновь откидываясь на лежак. На некоторое на время восстановилась тишина.

Ярко светило солнце, бодро цвиркали птички и случайный шмель сонно гудел, облетая вокруг покачиваемой ветром травинки.

– Смотрите – ка! – Софи вдруг вытянула указательный палец.

Все повернули головы в сторону.

Лежак, на котором располагался сын Гертруды Густль, находился как раз напротив лежака разбросавшей ноги Гертруды. Подросток поедал глазами половые губы своей мамы в обрамлении темных волос, и подрачивал свой вставший член.

– Молодец! – одобрил сыновние действия Иоганн, и Густль заработал рукой быстрее.

– Я помню, у нас дома, когда Каспар ещё был жив, было такое развлечение: мужчины вставали в ряд, и рядом с каждым была партнёрша для игры. Каждая женщина дрочила своему партнёру член, и победителем считался тот, чья сперма дальше улетит при оргазме… – проговорила бабушка, не открывая глаз.

– Здорово! А давайте сейчас так поиграем! – воскликнула Софи.

– Жа – арко… – промычал отец Софи и Франца, Штильцгейм – старший из под панамы, опущенной на нос.

– Ну и пусть жарко! Я вас освежу! – Софи встала с лежака, протрусила до навеса, вращая своими очаровательными ягодицами, и вернулась, держа в руках серебряное ведёрко. Бутылку шампанского из ведёрка она вынула и оставила под навесом, а ведёрко было наполовину наполнено холодной водой и множеством горошин истаявшего льда, который, стуча о стенки ведра, издавал скоблящий звук.

– А – а – а! – радостно заголосила Софи, выплёскивая из ведёрка на голые телеса своего дяди Иоганна, на мать Элеонору, брата Франца взблёскивающие на солнце языки жидкости.

– О! У! И – и – и!.. – разноголосо завопили загорающие.

Однако это действительно всех освежило и, наглотавшись фруктовой воды, голые родственники, подгоняемые Софи, всё – таки поднялись и выстроились на лужайке в линию, как говорила бабушка.

– Элеонора, – будешь моей напарницей? – попросил Иоганн, почёсывая худую волосатую ногу босой ступнёй другой ноги. Баронесса встала налитыми голыми коленками на траву и начала поглаживать длинный висячий член Иоганна.

– Бабуль, иди к нам! – крикнула Софи почтенной даме, оставшейся на своём лежбище.

– Да ну! Не хочу я… Вы сами… Я буду судьёй! И вдохновительницей, – бабушка легонько похлопала ладонью по своему лобку.

Возникла проблема: из – за нежелания бабушки не хватало одной участницы, и Густля решили исключить, но он начал скандалить. Решено было, что Герти будет обслуживать двоих – своего сына Густля и Франца.

– Начнём! – громко заявила Софи. – На счёт «три»… Раз, два, три!

Дамы принялись ласкать своих партнёров; каждая изощрялась, как умела – кто – то брал лёгкой, дразнящей фелляцией, кто – то рукоблудным массажем. Мужчины стояли, негромко пересмеиваясь.

– Кажется, Франц уже готовится брызнуть… – заметил дядя Иоганн, взглянув на своего тяжело задышавшего племянника.

Но тут вмешалась бабушка. Откашлявшись, она заявила со своего лежака:

– Дети мои! А вам не кажется, что вы слишком мало уделяете внимания вашей гросс – муттер??. Давайте на сей раз изменим порядок игры и вы не будете брызгать семенем попусту, а лучше оросите им меня!

– Действительно! – хлопнул в ладоши Иоганн. – Давайте все вместе выразим бабушке нашу любовь!

Иоганн вместе с сыном Густлем подошёл к бабушкиному лежаку. Она смотрела на них с улыбкой, и пошире раздвинула свои толстые ляжки:

– Но учтите – вставать я не буду! А то ещё и меня заставите корячиться, как Герти… – проворчала почтенная дама.

– Эй, Франц! Присоединяйся! – обернулся Иоганн. Франц подошёл. Бабушка, продолжая дрочить правой рукой член Иоганна, выпустила изо рта пенис Густля, стоящего слева от изголовья, и игриво произнесла:

– Ну – ка, миленький внучок – дай бабуле свой стручок!

Все засмеялись.

– Да – а, бабушка в своё время была мастерицей шуточных эпиграмм! – заметил барон, сидя и обмахиваясь веточкой от мух. Франц встал коленями на траву перед лежаком, взялся за бабушкины ляжки и с усилием потянул её к краю. Бабушка, помогая, подъёрзала задом вперёд.

Франц стал водить головкой члена по лобку и промежности бабушки, по увядшим, белёсо – розовым срамным губкам, опушённым реденькой и седоватой, словно плесень, растительностью. Подошедшая Софи, стоя рядом, поглаживала одной рукой себя, а другой – бабушкину грудь.

– Бабушка, а почему у тебя такие большие тити? – задумчиво спросила девушка.

– А это, детонька, чтоб тебе доставить больше удовольствия… – после паузы проникновенно ответствовала пожилая развратница. Иоганн и Франц хрюкнули почти одновременно.

– Га – га – га!.. – запрокинув голову, захохотал Иоганн.

– О – о, какой у тебя крепенький грибок… – удовлетворённо заметила бабушка, сотрясаясь от толчков Франца и гладя круговыми движениями вокруг его пупка. – Слышь, Элеонора, – как часто твой сын делает тебя счастливой?

– Каждый день, когда сие возможно, – ответила баронесса, подтягиваясь вместе с мужем и Герти.

– Ну – с, прелестницы, кто из вас даст уже мне полизать ваши пипочки, ваши миленькие мандюшечки?! – задорно воскликнула бабуля. Баронесса Элеонора начала пытаться взгромоздиться на лежак.

– Он выдержит?.. – озабоченно пробормотала она, раскорячиваясь над лицом бабушки.

– Выдержит, вы – ыдер… ыт… – последний слог у бабушки прозвучал приглушённо: промежность барронессы почти вплотную прижалась к бабушкиному лицу.

Франц, неторопливо втыкая в бабкину нору, протянул правую руку вперёд и приложил ладонь к материнской груди, что оказалась прямо перед ним. Он с силой мял груди матери, жадно наблюдая, как сминается под пальцами и, отпущенная, опадает белая плоть, как остаются на ней розовые пятна от стискиванья, как вздуваются возбуждённые коричневые изюминки сосков, и ощущал, что его, и так уже спелая эрекция, наливается ещё большей, до поднывания, силой внутри похлюпывающей бабушкиной вагины.