Если сведет нас судьба тет а тет,
Встретим любовь небывалую,
Ты мне устроишь потрясный минет,
Я тебе куни пожалую!

(Эдуард Зайцев)

Имя этой истории— миллион. Но было в ней и что-то единственное, прекрасное, неповторимое. И главное: в ней нет ни капли вымысла.
А случилось вот что. В том далеком 1957 году проходил я курсантскую практику на одном из крейсеров Балтийского флота. После месячного плавания по бурным, мутноватым волнам неспокойной Балтики, которую мы между собой называли «Болтушкой», зашли мы в нашу базу, находящуюся в Лиепае. Болтаться по морю всем порядочно надоело, к тому же нас молодых постоянно манил к себе этот загадочный берег. До чертиков хотелось окунуться в волшебные звуки вальса, прижимая к себе таинственную девичью грудь.
Помнится, как Тур Хейердал писал в своем «Путешествии на «Кон-Тики». За точность слов не ручаюсь, но запомнилось, как он вспоминал следующее: «В первый месяц плавания мы говорили о женщинах в ироническом тоне, во второй— вспоминали с нежностью и любовью, а по истечении третьего месяца мы просто зажимали в кулак наше мужское естество, вспоминая о прекрасной половине человечества со злобой, а порой, и ненавистью за то, что их рядом нет». Конечно, моряка, как и космонавта, совершающего длительное плавание или полет в космосе в этом вопросе трудно не понять, сходящего с ума от длительного воздержания. Впоследствии мне не раз приходилось слышать и от друзей-подводников, по шесть месяцев не вылезающих из своих автономок. Ну, скажите, кто из сухопутных крыс сейчас, косо смотрящих на флот, может понять, как здоровые мужики, находящиеся в стальном корпусе корабля или в чреве подлодки, решают свои сексуальные проблемы вдали от любимых жен? Да и молодым женам, только что вкусивших все прелести любви, тоже было не сладко, запирая на длительный срок на незримый замок свой женский аппарат, накладывающий табу на доступ посторонним лицам. Об этом тогда у нас не писали и предпочитали говорить шепотом. А сколько семей тогда развалилось в угоду идее службы только Отечеству в ущерб общечеловеческому чувству любви к женщине.

Одним словом, сойдя на берег, я испытывал только одно желание: как можно быстрее подержаться за бабу. Пошло? Может быть. Но мне хотелось этого страстно, переполняя через край чашу моего терпения. И если учесть, что я боялся, как бы эта «Аморалка» не стала известной моему начальству, что автоматически означало бы конец моей еще не начавшейся карьере, но плотское чувство оказывалось сильнее, которое постоянно твердило: «Иди в Дом офицеров флота! Там хорошие, одинокие женщины, с нетерпением ожидающие своих мужей, которые, наверняка пожалеют бедного курсанта, поймут и не откажут». И голос пола победил голос разума: Я пошел в ДОФ…
Дом офицеров меня разочаровал. Тут жалось к стенам несколько пар, а в центре зала какой-то капитан третьего ранга плавно вальсировал с женщиной постарше его, но очень красивой, одетой в модное в то время черного цвета бархатное платье с глубоким декольте на груди и высоким, почти до пояса, разрезом сзади так, что при движении женщины представлялась мгновенная возможность лицезреть краешек ее тонких, зеленого цвета трусиков. Для него она выглядела староватой. Создавалось впечатление, что капитан третьего ранга, замаливая какой-то служебный грешок, просто выполняет приказание своего командира, танцуя с его женой, но мне она казалась недосягаемой королевой.

—Что? Невезуха? —кто-то сзади дотронулся до моего плеча, когда я получил отказ от этой красавицы, пригласив ее на очередной танец. Это был штурман с нашего корабля старший лейтенант Васильев, который тоже пришел «прошвырнуться» в ДОФе.
—Да-с. Маловато баб-с… —пояснил я.
—Не ту пригласил… , —ухмыльнулся штурман.
—Почему?
—Она же под контролем. Это жена командира нашей дивизии. Он в заграничной командировке, вот и поручил своему помощнику приглядеть за его блядью…
—Так он и спит с ней?
—Не только. Он и трахает ее по его же приказанию…
—Тут просто некого больше приглашать, —повел я глазами по залу.
—А ты пригласи вон ту, малышку, в красном беретике. Сдается мне, что она наверняка из той категории женщин, о которых говорят: «Мал золотник, да дорог»…
—Уж больно маловата. Наверняка восьмиклассница…
—Эх! Молодо— зелено. Да разве в том достоинство женщины, чтобы быть «Коломенской верстой?!», —нравоучительно заметил штурман. —Ты только глянь на ее впалые щеки, —продолжал штурман, —это первый признак повышенной сексуальности женщины… Чувствую, что по части кроватных дел она подобна Энштейну с его долбанной теорией относительности…

«Эх! Была ни была!»— я обреченно махнул рукой и направился к малышке, которая тут же стала поправлять свою мини-юбочку. Заиграла музыка, и я поклонился ей:
—Разрешите? —прищелкнул я каблуками.
—Разрешаю. Но вы долго сомневались, —ответила она.
—В чем?
—В приглашении…
—Нет… Да я… , —смешался я, поразившись ее проницательности.
—Я видела. Вас друг уговорил…
—Что вы?! Кто может уговорить «Морского Волка»?!
— «Красная шапочка», —хихикнула она, снимая берет, пряча его в сумочку.
—Разрешите вас поближе прижать? —шепнул ей на ушко, тихо переминаясь с ноги на ногу в тягучем танго.
—Разрешаю. Видно, что вы давно не были на берегу и хотите Этого. Не так ли? Только честно!
—Ее голубого цвета глаза были такими глубокими и честными, что соврать казалось грехом.
—Если честно, то да, —тихо шепнул ей прямо в мочку маленького уха. —Но эта мечта тут не осуществима… —Нет объекта особого внимания, —улыбнулся я, провоцируя ее на опровержение.
—Жаль… А между тем он рядом…
—Кто?
—Объект…
—Вы?
—А разве я не женщина?
—Вы смахиваете на ученицу средней школы…
—А знаете, что по такому поводу глаголит Козьма Прутков?
—Скажите? Узнаю.
—Если на клетке льва увидишь надпись «Это осел», то не верь глазам своим, —ее милый ротик изобразил ироническую улыбку.
—Значит вы Лев в юбке? —улыбнулся я.
—А вот это можно проверить… Да вы не стесняйтесь. Я понимаю. Всему виной мой маленький рост. Но поговорку о «Золотнике» вы, надеюсь, знаете?
В ответ я игриво кивнул. А про себя подумал: «А почему бы не попробовать? А вдруг у нее такое мини, что мне и не снилось».

—Так, пошли? —ее глаза вопросительно смотрели прямо мне в лицо.
—Пошли, мой капитан, —я взял ее под руку, и мы пошли к выходу. Выходя, оглянулся и увидел поощряющий жест штурмана, сделавшего мне ручкой.
… Было за полночь. Автобусы уже не ходили. Добирались мы до ее дома пешком почти час. С непривычки, ноги уже гудели и просили отдыха.
… Я дремал за столом, а она на кухне жарила картошку с колбасой. Вместе с ароматной картошкой на столе появилась бутылка самогона и два стакана.
—Вздрогнем? —улыбнувшись, предложила она.
—Поехали, —кивнул я.

Видя, как хмель все ближе приковывает мою голову к столу, она стала раздеваться. И тут я увидел девочку-женщину. Это была миниатюрная, словно лилипутка девочка, с двумя маленькими бугорками грудей, с темным треугольничком ниже крохотного пупка и совсем не детским взглядом. У меня даже мелькнула мысль, что мой совершенно голый вид не смущает ее потому, что в таком виде мужиков ей приходилось видеть довольно-таки часто. Она подошла ко мне вплотную, обняла одной рукой за шею, нагнула и крепко впилась губами в мои пересохшие от нетерпения губы, а другой

рукой она деловито стала возбуждать моего «Малыша», который еще не достиг своих положенных восемнадцати сантиметров.
«Господи! Как бы не разорвать ее хрупкое тельце!», —подумал я, увлекаемый ею в уже готовую постель. А дальше происходило то, чего больше всего мне хотелось. Она быстро воскресила мой орган, пока он не занял стойку «Смирно!», беспрерывно лаская его маленькими пальчиками и поигрывая с яичками. А затем она медленно, словно нехотя, так обыденно и аккуратно наделась на него, что тут и дураку стало бы ясно, что я имею дело с опытной профессионалкой.

Боже! Но как это было приятно ощущать ее тело, так плотно надетое на мой орган! У нее действительно была маленькая и совсем неглубокая дырочка, в которой мой «Боец» почувствовал себя настоящим хозяином в этом комфортном для себя помещении. У меня даже мелькнуло смехотворное сравнение ее органа с «мышиным глазом». А как она работала! Это было не торопливое сношение, похожее на бег человека, отставшего от поезда, а медленные наезды на мой предмет любви, желающий максимального удовлетворения, сопровождаемые крепкими объятиями и огненными поцелуями. Я уже готовился окропить ее своим «молочком», как она быстро слезла с меня, и мы оказались в позе 69. Я тут же сообразил, чего от меня требуется и принялся лизать, целовать, сосать ее маленькую «Киску», в которой уже начинало похлюпывать от ее щедрот, так же как и мой «Воин» стал потихоньку награждать ее рот небольшими каплями, похожими на слезы сострадания. Она не выдержала первой, слив в мой рот весь свой арсенал жидкости, скопившийся в теле, на что я ответил ударом в ее рот струей белой жидкости, которую она судорожно глотала, размазывая по лицу. Это наслаждение длилось несколько минут, пока мы, тяжело дыша, не заняли прежнюю позицию. Кто-то мне говорил, что сперма омолаживает кожу лица.

—Хочешь еще самогоночки? —приподнялась она, готовясь встать.
—Не более половины стакана, —уточнил я.
Едва я выпил самогонку, как она тут же повалила меня навзничь и забралась сверху.
—Я работаю, а ты только держи и не шевелись, —поцеловала она меня в пупок.
—Я держал, как мог, ожидая, что так скоро мой «Боец» не сможет поднять голову, но он так резко встрепенулся и мигом подскочил, как уснувший возле тумбочки дневальный по кубрику, внезапно разбуженный старшиной команды.
… Она трахала меня с толком, чувством, расстановкой, словно оттачивала мой орган для участия в будущих столь же страстных и желанных соревнованиях. И тут я понял, что у нас поразительная совместимость органов, даже в мозгу прошептало, что «у нас одинаковые калибры». Я был в экстазе. Для меня весь окружающий мир перестал существовать, так как в мозгу стучала только одна мысль: «Давай! Давай! Давай!»… И она давала так, как ни одна из тех женщин, которые раньше оказывались со мной в одной постели. Ее движения были не только поступательными, но и круговыми, она, то выпускала член почти на самую поверхность и «целовала» его клитором, то мигом загоняла на самую глубину и там крепко сжимала мышцами влагалища, не давая ему ни минуты покоя. Я озверел, схватил ее за талию, опрокинул навзничь, придавил всей тяжестью своего молодого тела и так стал накачивать ее, словно поршневой насос артезианскую скважину. Она пыталась замедлить мои движения, но транс уже бил меня в любовной лихорадке так, что я сам испугался, что так можно и испустить дух от чрезмерного напряжения. Но молодой организм был крепок и продолжал насиловать это милое, на такое разборчивое и понятливое «дитя» в этом омуте бурного секса.

… Наш обоюдный оргазм был сопровожден ее криками, которые я оградил от окружающего мира, заткнув ладонью ее рот, и моим медвежьим рычанием, слезающего с самки лохматого животного.
Уходил я от нее с болью в члене и выжатым, как лимон. Потом оказалось, что в мочеточник я загнал ее сперму, но через сутки боль прошла.
«Больше я к ней ни ногой!» — поклялся я сам себе. Но прошло завтра, послезавтра и этот бешеный секс стал мне сниться по ночам. Я прижимал к ноге торчащий член, но он не хотел спать. Он хотел опять побывать в этой сладострастной «Мышке», я это понял и в очередной сход на берег опять оказался у заветной двери. Она ждала меня, словно знала, что я приду. На столе уже стояла все та же сковородка с жареной картошкой, на блюдечке лежала горка соленых огурцов и знакомая бутылка самогонки. А дальше все происходило по знакомому, но столь желанному сценарию.
… После пятого захода к Светке, я почувствовал, что от этой женщины мне уже не отвертеться. Любовная яма засасывала меня все глубже и глубже, тело стало стройным, как кипарис, и я стал подумывать о женитьбе, так как был уверен, что лучшей женщины мне теперь никогда не найти.
Едва я собрался в очередное увольнение, где хотел сделать ей предложение, как раздались колокола громкого боя, крейсер снялся с якоря и ушел в Питер.
… Я отправил ей семь писем, но ни на одно не получил ответа. Тогда я плюнул на все и решил, что быть вместе с такой женщиной просто не судьба.

… Через три месяца закончилась моя практика на крейсере, который больше не заходил в Лиепаю. В день прощания с кораблем ко мне подошел штурман корабля старший лейтенант Васильев. Он протянул мне увесистый пакет.
—Что это? —протянул я руку, чувствуя, как у меня подкашиваются ноги.
—Письма от известной тебе Светланы Алексеевны. Помнишь «Красную Шапочку?».
—А почему они у тебя?! — нахмурился я, готовый звездануть его между глаз.
—Потому, что я, в некотором роде, пока еще ее муж. И я еще подумаю, подарить ли ее тебе или нет…
… Я ехал в училище с разбитым сердцем… До сих пор у меня такое чувство, что в тот злополучный день штурман Васильев отнял у меня самое дорогое в жизни, мою «Красную шапочку», которую до настоящих дней я так и не нашел…
Эдуард Зайцев.