Проводив Лариску взглядом, Иван выдохнул, вдохнул, попытался осмыслить происшедшее, плюнул и, со злости, пошевелил изрядно затекшим телом. Маша на плече тоже завозилась, чуть меняя позу, потерлась щекой об его грудь и вдруг полусонным голосом спросила:

— Все, ушла?

Иван вздрогнул и чуть не рассмеялся в голос:

— Машка, так ты не спишь?

Маша еще раз потерлась щекой и все таким же, сонным, но вполне ясным голосом ответила:

— Сплю. Но слушаю…

— Ах ты… Все слышала?

— Наверное…

— И… Что скажешь?

Маша опять принялась втираться щекой в грудь, сонно почмокала губами, то ли действительно в полусне, то ли изображая спящую, и только после этого ответила:

— А воспитывай… Ей полезно… И получается…

— И все?

— Умгуммм…

— Машуууня… — Иван, теперь уже безбоязненно повернувшись на бок, лицом к Маше, облапил ее обеими руками и прижал к себе. – Какая же ты у меня…

Морщась и улыбаясь одновременно, Маша открыла глаза:

— Вредная… Раздавишь ведь… Вань, пошли в спальню, а? Тесно здесь…

— А ты ножки на стеночку… У тебя это, — он, поддразнивая, выделил «это» интонацией, — здорово получается…

Маша лениво хихикнула:

— Спать неудобно, затекут. Кстати, когда Ларку зачала, я на голове не стояла. Молодые были, ножки кверху, три раза не вынимая – и готово… Пошли?

— Запомню… Мадам, вас отнести?

— И так весь день таскаешь… Истаскаешься так… — засмеялась Маша и, лениво поднявшись, перекинула через Ивана ногу, спустив ее на пол. Уперлась руками в его грудь:

— Здоровенный…

— Ага, — принимая комплимент, ответил Иван, и, подняв руки, положил ладони на Машины груди. – Еще какой…

Легко смял их, прихватив соски большими и указательными пальцами, и начал приподниматься, чтобы поцеловать, но Маша не пустила его вверх:

— Вань, пошли в спальню… А уж там… — и она, кокетливо глядя на Ивана, повиляла попкой, касаясь при этом промежностью чуть привставшего от такой жизни Иванова члена. Промежность была тоже чуть влажная, и Иван смирился с тем, что перебраться в спальню все же придется.

Ну, а против того, что должно было там произойти, после довольно длительного перекура и, если вдуматься, совершенно порнушных разговоров с Ларкой, ни он, ни его дружок не возражали никак.