Утро. Декабрь. Новый год на носу. Город вяло просыпался. Пиздец тупая реплика. А, когда спрашивается, он, этот Город, этот сраный черно-белый монстр просыпался бодро? Разве что на 9 мая во времена моего босоногого детства? И в чем была причина такой бодрости? Культ насилия? Или культ победы над насилием и далее уже свое, правильное насилие? Я не знаю, но уверен, что насилие всегда сексуализированно,

Тем не менее Город всегда жил своей жизнью и Городу было откровенно похуй, чего там мутят существа, живущие в нем не одну сотню лет. Город говенный и одинаково унылый, как и все провинциальные города СЗФО РФ.

Итак. Через давно немытое окно в хату малопригодную для жития, нехотя вползали серые предрассветные сумерки. Закрыв глаза Лехан КишкИн курил, затягиваясь глубоко насколько позволяла впалая, чахлая грудь, и чувствуя рвотные позывы при каждой затяжке. Мучаясь в нетерпении, он ожидал рассвета, лениво гадая, каким он будет сегодня. Точно он знал, только одно, каким бы ни был этот рассвет — хмурым, солнечным, морозным, но он, рассвет, неизменно всегда выползет из одного и того же своего мрачного убежища, а именно из-за старого здания ФКУ женской исправительной колонии № … УФСИН России. Лехан тут родился и точно знал, что женская тюрьма, это именно начало света, а не его конец.

С торцевого окна лехиной хрущевки были хорошо видны старинные, оставшиеся, еще от царей Романовых верхушки монолитных башен мрачного острога, опутанного в два ряда колючими спиралями изобретательного француза Бруно. Колония вмещала около шестисот зечек и Леха часто представлял, как все эти женщины в трогательных белых косынках в синий горошек, вместе с ним одновременно, день за днем встречают тяжелый, кумарный рассвет, замороченные своими невеселыми мыслями. Считают дни. Нахуя?! Эти тупые суки верят, что с этой стороны забора есть свобода?! Впрочем Лехан зечек жалел, понимая, что большинству из них там за забором делать просто нехуй.

Несмотря однако на кумары и традиционно вялый член, ему навязчиво хотелось ебаться и он думал, что мог-бы отодрать какую-нибудь из зечек лет до сорока, если-бы это конечно разрешил бдительный конвой. Разрешение самих зечек не требовалось. До службы в стройбате он возил на эту зону горячий хлеб в деревянных поддонах с окованными ржавой жестью углами и каждый раз зечки, разгружая в тихом закутке прод-локалки тяжелые, деревянные лотки с буханками, блудливо улыбаясь подмигивали, предлагая ему себя, оголяли белые, как тесто груди с темными сосками или вообще задирая подолы синих, казенных халатов. Ему всегда было от этого неловко и почему-то немного страшно, хотя густо заросшие глубокие борозды пёзд, возбужденных самок неизменно волновали его и вызывали долгоиграющую эрекцию.

Лехан буквально руки себе сбил, представляя, как он, сопливый пацан накачивает эти безотказные, жадные лохматки взрослых теток, своим жилистым, кривым насосом. А ведь среди них были бывшие директора, бухгалтера и даже учителя, но вместе с тем Лехан был грамотно заинструтирован и четко понимал, что этим шкурам нужен только залет, который дает им некислые ништяки, а собственно самому ебарю, кроме статьи ничего светлого не обещает. Лехан был пацан правильный и считал такой расклад справедливым. Каждый сам за себя.

Рассвет наступил, а значит пришло время облегчить душевные и физические страдания. Такие правила придумал себе он сам. А правила нужны всегда, они позволяют выжить, это он четко усвоил на службе в стройбате состоящем в основном из полностью отмороженного контингента.

Итак, на кухне в холодильнике, с пожелтевшей от времени дверцей и прилепленным магнитом «Архангельск», есть винт и им надо срочно вмазаться. Сосредоточено сопя, Леха зарядил баян двумя квадратами. Воткнул. Сразу пошел контроль. Стаж не слишком большой и рабочие дороги, еще не прячутся от хищно нацелившейся струны. Вкус миндаля на языке. Лехан выдернул шприц и плюхнулся в одних трусах на пол с отрешенным видом прислонившись спиной к холодной стене. «Мне под кожу бы под кожу, мне, запустить дельфинов стаю…» — поплыл в голове вкрадчивый голос Ильи Лагутенко. Кайф.

Пять часов вечера. За окном городские синие сумерки, снег с неба нереально красиво падает в свете мутно желтых фонарей. Нормально поспал, ёпт. Проснулся посвежевшим и с торчащим хуем. Прогресс. Хочется похавать и бабу. Для поднятия настроения добив остатки винта, Лехан оделся и вышел на улицу. Прошел родным, темным переулком и остановился на заснеженном бульваре. Мимо суетливо, не замечая его, куда-то спешили размытые силуэты людей, оставляя на белом искрящемся снегу загадочные цепочки следов.

Заторчавший Лехан залип, отчетливо понимая, что это не просто следы, а какой-то важный и нужный знак для него. Сегодня должно что-то случиться…«Следы — это был человек и нету. Следы — это только то, что осталось, Но все остается с тобою навеки, Но все с тобою навеки уходит, А тебе уже ничего не страшно.» — внезапно забился в его мозгу надрывный голос сибирского панка, презираемого для зомбированного скреповизором стада …

Лехан резко очнулся и глубого вдохнул пропитанный выхлопом машин воздух…Да ну, нахуй Егор, опять эта твоя таежная муть, пробурчал Лехан, и сплюнув, двинулся в Город. По сути он и так жил в Городе, но сколько себя помнил все жители городских окраин всегда говорили что идут в Город, если шли ближе к центру. Холодало, но может это и к лучшему пришла в голову здравая мысль. Я мерзну, бабы тоже мерзнут, так что больше шансов затянуть на хату какую-нибудь замерзшую шкуру, конечно желательно из знакомых и так сказать из идейных дивергентов…

Проходя мимо яркой витрины кафешки с пафосным названием «Сharmante» и почему-то профилем Шарля Азнавура на вывеске, Лехан остановился закурить и неожиданно заметил в уютной глубине освещенного неоном зала до боли знакомое ему лицо. Резко ёкнуло и заболело давно уже безучастное ко всему сердце. Катерина. Это была она. Абсолютно чужая и такая близкая женщина…

Снег мягкими хлопьями падал ему на лицо, сигарета намокла и размякла, невдалеке мигала огнями уродливая новогодняя ёлка из зеленой пластмассы, но всё как-то неуловимо сразу изменилось. Катерина Троицкая, жена его старого приятеля из его той, трезвой спортивной юности с голубой буквой «Д» на клубной майке, и она-же объект его многочасовых ночных дрочек под забористым кайфом в насквозь мокрых от пота простынях. Его лучший «сеанс», как еще называют это сидельцы в бесчисленных лагерях и тюрьмах свердержавы.

Лехан до службы в армии гонял мяч в ДЮСША за местное Динамо, где и скентовался с центровым пацаном Антоном Троицким. Потом Леху забрали в стройбат на два года с дислокацией в Башкирии. А вот Антоха, спасибо бате депутату, откосил от армии, замутил успешный строительный бизнес, купил приличную фатеру на городской набережной и ездил на черной Бэхе с красивыми номерами. Конечно при таком раскладе нужна была статусная жена, красавица с дипломом и Катерина Ларичева к этой роли безусловно отлично подходила. По всем параметрам.

Однажды они, как то случайно пересеклись под салютом на День Города. Антоха искренне обрадовался, познакомил их с Катериной, и предложил собраться по возможности. Прагматик и реалист Лехан, оценив их тачку, имидж и социальный статус подумал, что это всё пустое, банальная вежливость, но они действительно пришли через месяц в гости с большим бумажным пакетом элитного синего и богатой закуской. Лехина хрущовка на улице Элеваторной, конечно не хоромы в элитном комплексе «Сосновый берег», но тем не менее они прилично посидели, поговорили, выпили нормально. За их счет конечно. Лехан давно уже был, как и страна Россия, временно на мели. А Антоха всегда был пацан правильный, без понтов, таким и остался.

Что касается Катьки, то Катька конечно была просто бесподобно очаровательна, существо из другого мира, и при этом разительно похожа на голливудскую кинодиву Эллен Баркин из культового тогда фильма «Красавчик Джонни». Такая-же язвительная усмешка, циничный взгляд чуть прищуренных голубых глаз, аристократично поднятая голова и конечно потрясная фигура затянутая в шикарное платье. Хотя с такой жопой и ногами любое платье будет выглядеть шикарным, быстро оценил Лехан.

Кроме того, как и у киношной героини Эллен Баркин у русской Катерины, чувство такта очевидно тоже отсутствовало напрочь. Она даже не пыталась скрывать своего снисходительного отношения к Лехану и его аскетичной конуре общей площадью в 38 квадратов. Поджав красиво очерченные губы она разумно не снимая туфель неспеша процокала острыми шпильками по щелястому полу, невозмутимо осмотрелась, и в итоге небрежно плюхнулась в скрипнувшее пружинами старое кресло. С иронией посмотрев на худого, нескладного Лехана небрежно забросила ногу на ногу; червлёным золотом тускло дрогнули витые серьги под светлыми прядями ее волос. Короткое, приталенного покроя платье высоко задралось, демонстрируя Лехе ее тяжелые, спортивные бедра, затянутые замысловатыми узорами темного нейлона. Нужный эффект был достигнут. Болт у Лехи резко дернулся, яйца загудели, но тут же возмущенно кольнула травмированная всякого рода излишествами простата. «Вот это баба, вот это жизнь!» мелькнула в его голове фраза из старого советского фильма.

Через пару часов гости ушли и Лехан сразу подорвался к мобиле на предмет вызвонить какую-нибудь деваху из местных. Ему срочно была нужна разрядка. Замочить конец. Нужна реализация в грубой форме. С проникновением глубоко в сраку. Они, сучки, должны наконец понять, что со мной так нельзя, нервно тыкал он трясущимися пальцами в изрядно поюзанную тушку Sony Ericsson. Но внезапно он вдруг остановился. На прожжённой пеплом спинке скрипучего кресла лежала забытая Катькой зажигалка. Эстетичная и явно неуместная в этой дыре вещица Colibri Primo Satin. Лехан Кишкин какое-то время неуверенно смотрел на нее, потом аккуратно положил мобилу на подоконник и почему-то тоскливо, как брошенный пёс, уставился в темное пространств за окном…

В паре кварталов от него, как и всегда, ярко горели окна корпусов женской зоны за кирпичным забором…Он напряженно сверил их глазами и думал…Ну ладно у них, блядей выбора нет, сами себе отлизывают, самотыками ставятся по тухлой вене…А я-то чего…Драть какую-то сраную парчушницу, представляя, что это Катька…да, это…это сыка предательство, это, сыка полный беспредел и зашквар самого себя, внезапно возмутился он…Дак, а хули я завис-то тогда, резко очнулся он. У меня-же все козыри ёпт…

Лехан взял катькину зажигалку и с наслаждением облизал ее, чувствуя при этом сногсшибательный запах ее парфюма. После чего приспустив полосатый адидас, он, чутка повозившись засунул Colibri Primo Satin себе в задницу и затих прислушиваясь к ощущениям. Ощущения были изумительные, как-будто сама красавица Катенька Троицкая, наклонившись засунула свой точеный, наманикюренный пальчик ему в жопу на всю возможную глубину.

Через пять минут в совмещенном санузле древней хрущевки Лёха Кишкин интенсивно белил из надувшейся залупы облезлую стену сортира, отчетливо представляя себе, как пялит визжащую и царапающуюся от злости и унижения Катьку в разорванном нижнем белье. Кончив Лехан радостно хмыкнув выкрикнул — чего Катя?! Ты думала, что вы там, а я, блядь здесь в говне?! А вот хрен тебе…Не слышу, сучка? Покурить после секса не желаете? Так давай, если чо, твоя зажигалка в моей жопе! Закуривай, ёпт…Наклонись только…

Продолжение наверное следует….