Какая же ты сволочь, Виталик! (эроповесть). Часть 1

Какая же ты сволочь, Виталик! (эроповесть). Часть 1

1часть

Поздним вечером в квартире Ступининых раздался телефонный звонок. Антонина Васильевна, прижав трубку к уху услышала голос дочери.

– Мамочка, я ночевать не приду, я немного выпила, а там бандиты, менты, ещё изнасилуют на ночь глядя, это и здесь можно без хлопот устроить.

– Надя, ты откуда звонишь? Я Виталика за тобой пошлю, – взволнованным голосом прокричала в трубку Антонина Васильевна.

– Мамуль, не жди меня, ложитесь спать. Завтра поговорим.

В трубке послышались короткие гудки и мать, с тревогой взглянув на часы, тяжело вздохнула.

– Виталик, уже первый час. Давай ложиться, – обратилась Антонина Васильевна к сидящему перед телевизором сыну.

– В технаре каникулы, – вяло отозвался он, но уловив в голосе матери скрытое раздражение, не стал спорить и выключив телевизор, отправился к себе на кровать, стаскивая через голову футболку.

– Мам, Надьки всё равно нет, можно я к тебе лягу?

– Опять ты за своё. Если ваш отец меня бросил, то это не значит, что твоё постоянное место в моей постели. А Сергей вернётся из армии, как мы ему всё это объяснять будем? Мало тебе сестры, так за меня взялся, – расстроено произнесла Антонина Васильевна, стягивая с плеч халат, отвернувшись от сына.

– Свет потуши, нечего на голую мать пялиться, – достав из-под подушки ночную рубашку, она отложила её в сторону и легла, набросив на себя одеяло. Прошлёпав в темноте босыми ногами, Виталик юркнул к ней под одеяло, уткнувшись носом в тёплую подмышку матери.

– Дочку вырастила, одно слово – шалава… – горестно размышляла женщина, удерживая у себя на лобке проворные пальцы сына, – братца своего развратила, негодница, и меня втянула в этот срам.

* * *

Помнится, как год назад, Антонина Васильевна, проснулась среди ночи от посторонних звуков за стеной. В свете уличного фонаря за окном, она увидела пустую кровать Виталика и не сразу смогла связать исчезновение из комнаты сына и характерный шум, доносящийся через стену из спальни дочери. Недоумевая, она вышла в коридор и стараясь не шуметь, приоткрыла дверь соседней комнаты. В узком просвете дверного проёма, Антонина Васильевна, увидела своих детей.

– Бедный Виталик! – С возмущением вспоминала мать – стоял перед Надькиной кроватью, удерживая ноги сестры, положенные на его худые плечи и совершал поступательные движения, ударяясь яичками в задницу этой кобылы. А она, бесстыжая, мяла свои сиськи, при этом, похотливо постанывая от каждого удара лобка мальчика в её промежность.

Не желая быть обнаруженной, Антонина Васильевна, нерешительно отступила от двери и осторожно вернулась к себе в комнату. Уснуть она уже не могла, прислушиваясь к шагам в коридоре, пока сын не вернулся на свою койку.

– Завтра она у меня получит, дрянь такая, мальчишку мне портить!…

Утром, чтобы не разбудить спящего сына, Антонина Васильевна, злым шепотом вела на кухне перебранку с дочерью.

– Ты что же, мерзавка, надумала такими делами с родным братом заниматься? Ведь он ещё совсем зелёный, в техникум ходит. Рано ему ещё с бабами спать, учёба в голове у парнишки должна быть.

– Одно другому не мешает, – категоричным тоном отрезала двадцатитрёхлетняя дочь, – нашему Виталику самое время переходить от теории к практике. Он все наши труселя под стирку в сперме извозюкал. И между прочим, за тобой в ванной подсматривает. Три раза я его прихватывала за этим занятием и решила, что ему легче дать, чем запретить. Но если ты возражаешь, сама приглядывай за своим похотливым сынишкой. Кстати, учитывая отсутствие мужиков в твоей постели, тебе бы следовало быть более доступной в отношениях с Виталиком.

– Ты с ума сошла, Надя! Ведь я ему мать, а не уличная девка.

– С такими понятиями она у него, рано или поздно, появится, мамуля, – назидательным тоном заверила дочь.

После недолгой паузы, Антонина Васильевна, взволнованным голосом произнесла:

– Спать с собственным сыном!… Как ты себе это представляешь?

– Очень просто. Сегодня я переночую у подруги, и тебе ничто не помешает сделать это. Виталика, я предупрежу. Желаю тебе удачи, мамочка, – и Надя, чмокнув Антонину Васильевну в щёку, отправилась на работу.

Женщина растеряно села на стул, подперев руками голову и уставилась на настенный календарь. От мысли, что ей предстоит нынешней ночью лечь в постель с сыном, хоть черной рамкой обводи дату на календаре. Нельзя сказать, что Антонина Васильевна не замечала за мальчишкой особого внимания к себе. То в ванную войдёт без стука, когда она раздевается, чтобы принять душ, то невзначай коснётся бедра, проходя по коридору или сидя рядом с ней перед телевизором, привалится к материнскому плечу и при случае, поцеловать норовит только в шею.

– Вот ведь откуда, что берётся. А всё за малыша держала, только у малыша к маме нездоровый интерес образовался. Вырос хрен у мальчика, чуть побольше пальчика, вот и соображает, куда его присунуть, благо сестрёнка вовремя подсуетилась, так теперь и мать ему подавай. До вечера ещё далеко и пора собираться на работу.

Тихо войдя в комнату, Антонина Васильевна, косо взглянув на спящего сына, обратила внимание на приподнятый бугор под наброшенной простынёй.

– Что же, этому сорванцу, ночи с сестрой не хватило? Со мной-то ему не будет ежедневных развлечений, у его отца и то не каждый день было, даже в молодые годы. Надька начала, пусть и отдувается, а с меня, и изредка достаточно будет.

Представив на минуту Виталика у себя в постели, она отвела взгляд от сына и отрицательно качнула головой. Безмятежное выражение на лице парня вызвало сомнение у Антонины Васильевны, может, Надежда нарочно спровоцировала мать, подсунув ей братца. Поморщив лоб, Виталик открыл глаза и оглядел комнату.

– Раз глаза открыл, вставай, иди умывайся, мне на работу пора бежать, – поторопила сына Антонина Васильевна, – ступай, мне переодеться надо, – подгоняла она Виталика, открывая шифоньер, чтобы выбрать платье.

– Даже в каникулы поспать не даёшь, – сбрасывая с себя простынь и садясь на кровати, заартачился парень.

– По ночам надо спать, а не днём, – вырвалось у Антонины Васильевны, о чём она тут же пожалела, продолжая сосредоточено перебирать вешалки с одеждой в шкафу. Но не успев определиться в выборе наряда, женщина почувствовала у себя на груди ладони сына, прильнувшего к её спине всем телом, с явно ощутимым бугром, упирающимся в её ягодицы, под ситцевым халатом. Испугано замерев, она медленно оглянулась назад и встретившись глазами с напряжённым лицом мальчишки, невнятно произнесла:

– Виталик, ты чего?!… Я тебе не подружка, тискаться по углам. Что ещё придумал, негодник, с матерью такими делами заниматься! – Но подумала про себя, что ему скоро будет известно, о её утреннем разговоре с дочерью, и этот возмущённый тон будет выглядеть крайне наигранным и нелепым. Перехватив руки сына, Антонине Васильевне, удалось лишь стянуть их к своим бёдрам.

– Сынок, перестань, я опаздываю, о твоих шалостях вечером поговорим, – пыхтя, строгим голосом прошипела мать, безуспешно пытаясь освободится из сыновних объятий.

– Мам, ты не сердишься? Мы правда вечером с тобой…, – удерживая мать спросил Виталик, упираясь бёдрами в пышные ягодицы Антонины Васильевны.

– Только поговорим, ничего другого я тебе не обещаю. Да отпусти же меня наконец! – Воскликнула мать, – что за манеры добиваться своего.

Но в последний миг, Виталик успел перехватить лицо матери и прижаться губами, к её приоткрытому в гневе рту. Поцелуй был столь дерзким и внезапным, что Антонина Васильевна, опасаясь следов на губах, позволила сыну получить свою короткую победу. Когда он отпустил её, взволновано дыша и поправляя рукой вздыбленный под трусами член, Антонина Васильевна, смущённо одёргивая на себе домашний халат, не глядя на сына, повторила требование выйти из комнаты.

– Хочешь, я тебя после работы встречу? – предложил Виталик, порывисто дыша, уже жалея, что не добился большего и, возможно, упущен реальный шанс в случившейся ситуации.

– Зачем?

– Сумки помогу принести…

– Будет нужно, позвоню, – немногословно пообещала Антонина Васильевна, выхватывая вешалку с платьем из шифоньера, – умывайся, завтрак на столе.

* * *

День начался для Антонины Васильевны чересчур эмоционально, но придя на работу, она позволила себе расслабиться и обдумать случившееся. Не плохо бы узнать у дочери её мнение о произошедшем инциденте.

– Алло… можно, Ступинину, к телефону? – попросила Антонина Васильевна

– Я слушаю, – донёсся голос Надежды из трубки телефонного аппарата.

– Ты Виталику уже звонила? – сдержано поинтересовалась мать, понижая голос, и получив отрицательный ответ, с облегчением заключила – это уже хорошо.

– А что случилось? – раздался настороженный голос дочери.

– Ну, скажем, задуманное тобой мероприятие на вечер, произошло буквально час назад. Разумеется, не по моей инициативе.

– Упс!!! – вырвалось восклицание у Нади, – говорю же тебе, что он уже достаточно взрослый для этих дел… Так что, ты, дала?…

– Ещё чего! До вечера обойдётся, мне чтоб настроиться, нужно время. Это у вас, молодых, всё без комплексов.

– Не скажи, мамочка, со временем и у тебя их поубавится, – заверила Надежда свою мать.

– Надюш, давай об этом в другой раз. Просто я подумала, что ты его сама надоумила… со мной. А потом прикинула, что ты меня предупредила бы, верно?

– Спрашиваешь, конечно! – рассудительным тоном подтвердила Надя

Впрочем, ещё вчера она пообещала брату оказать содействие в приобщении матери к его затеи с сексом.

– Правда, Надь, – говорил Виталик сестре, – если не захочет, так нам хотя бы прятаться от неё не придётся. А Серёга из армии заявится, пусть сам её уламывает если захочет.

– Может, Сергей, и не захочет ещё, – усомнилась Надежда, покачиваясь на ещё не потерявшем упругость члене Виталика, но, ощущая новый прилив желания у брата, она окончательно пришла к мысли о матери – «Бог велел делиться».

– Ещё как захочет, придёт голодный на баб, а тут только руку протяни. Койку ему я уступлю, вот и пусть домогается нашей мамочки, а там, глядишь, и я чем подсоблю брату.

– Быстро ты скумекал ситуацию, Виталик! – Поразилась Надежда, ощущая вновь подступающую волну возбуждения, разливающуюся в горячей глубине своей промежности, – ты просто половой террорист, братишка.

* * *

День тянулся до безобразия медленно. Антонина Васильевна, поглядывая на настенные часы в своём кабинете, с отстранённой обреченностью, старалась не думать о предстоящем событии, ожидающим её дома. Возможно, Надежда в чём-то и права. Парень достиг определённого возраста, когда ему пришло время познать, нечто новое в отношениях с женщиной. Но зачем ему для этого понадобились подобные отношения с матерью?… Чего душой кривить, ей лестно, что для своего сына, она представляет определённый интерес, вызывая в глубине своего сознания ущемлённое самолюбие, обиженной женщины. Что ж, пусть вновь заживёт её израненная болью душа, и она с охотой отдаст её Виталику. Стоит ли беречь себя для постороннего мужчины, не способного достойно оценить всю глубину чувств одинокой женщины. А если и сын отнесётся к её жертвенности также равнодушно, как его отец, то мать простит ему это. За волнами набегающих сомнений и отчаянной решимости, Антонина Васильевна, завершила рабочий день. Захватив сумку, она покинула служебный кабинет и уже в дверях вестибюля Статуправления столкнулась с ожидающим её Виталиком.

Вспыхнув от неожиданности, Антонина Васильевна, растеряно взглянула на сына и недовольным тоном посетовала на его визит к ней на работу, надеясь, ещё раз разобраться в своих сомнениях по дороге к дому.

– Что за нелепое желание, таскаться с матерью по магазинам. Раньше было, не упросишь…

– Соскучился, мамуля, – улыбаясь подтвердил Виталий догадку матери.

– Неплохой подкат к одинокой женщине с двумя детьми. Вижу, тебе не терпится, тогда держи сумку, я с утра кое-что подкупила в нашем магазине. Дома не забыл прибраться, сынок. Надежда уже пришла?

– Забежала, куски похватала и сдёрнула к подругам. Предупредила, чтобы её не ждали.

Антонина Васильевна молча кивнула и они пошли по разогретой за день июньским солнцем тенистой аллее. Мать взяла Виталия под руку, ощутив напряжение в подрагивающих пальцах сына.

* * *

Спустя час, нагруженные сумками с продуктами, они добрались до дома. Разбирая их на кухне, Антонина Васильевна, избегая глядеть в глаза сыну, раскладывала на полках в холодильнике принесённые покупки.

– Виталик, я сейчас разогрею по тарелочки фасолевого супа. Если хочешь жареной картошки, то скоренько почисть несколько картофелин, а я салатик сделаю, только переоденусь в домашнее, – она ушла к себе, а сын принялся чистить картошку.

Вскоре мать вышла, одетая в новый халат, плотно облегающий стройную фигуру, всё ещё моложавой женщины. Поймав на себе восхищённые глаза сына, Антонина Васильевна, смущённо зарделась и поспешила пояснить своё преображение:

– Это утром, перед работой, случайно в магазине увидела… Мой уже износился, а сегодня у нас вроде событие, вот и не устояла… Тебе нравится, сынок?

– Очень, мамуль, тебе идёт. Надо бы почаще бывать в магазинах. На работе ты такая красивая, а дома всю свою красоту в старые тряпки прячешь, как Золушка после бала.

– Наверное потому, что дома нет принца, способного оценить эту красоту, – вздохнув, посетовала Антонина Васильевна, оглядывая себя в тёмное стекло кухонного окна.

– А я не в счёт? Положим, не принц, но на пажа своей королевы, могу претендовать? – вкрадчивым голосом поинтересовался Виталик, обнимая пышные бёдра матери.

– И что потребует за преданность своей королеве мой паж? – шутя поинтересовалась Антонина Васильевна.

– Всю тебя, моя королева! И прямо сейчас, – порывисто обхватывая полную грудь Антонины Васильевны, прошептал ей на ухо Виталик.

– А уж с этим мы точно спешить не будем, – высвобождаясь из объятий возбуждённого молодого любовника, возразила Антонина Васильевна, – королевы на голодный желудок и трезвую голову, любовью не занимаются. Иди к себе, я приготовлю ужин и приглашу к столу.

Виталик не стал упорствовать, понимая, что порядок вечера не стоит менять из-за минутного порыва. Тем более, что дневной звонок сестры носил конкретные рекомендации к поведению с матерью.

– Виталька, мальчик мой, – говорила сестра, – не вздумай принуждать мамочку к сексу прежде времени, – она сама тебе скажет, когда будет готова.

– Я, это другое дело, – продолжала свои наставления Надежда, – с дамами почтенного возраста следует обращаться иначе.

– Почему? Потому! Иначе ваш первый секс покажется ей ошибкой и на этом для тебя всё кончится, балбес! Я представляю, что ты можешь ей предложить, что-то вроде принудительного траха в подъезде. Поверь, Виталик, что от тебя она ждёт совсем другого. Ей нужен, пусть молодой, но мужчина, а не дворовый гопник. Смотри у меня!

Антонина Васильевна чмокнула сына в макушку и принялась за нарезку салата.

– Ну чего над душой стоишь. Иди в ванную, только бельё в шкафу сам возьми.

Спустя час, Антонина Васильевна, усадив за стол Виталика, открыла кухонный шкафчик и достала бутылку «Столичной».

– Рановато для тебя, ну да мы понемногу, к случаю, в самый раз будет.

Мать поставила водку на стол и добавила к ней пару хрустальных рюмок.

– Открыть сможешь или самой?…

Виталий поспешно схватил поллитровку и сняв за язычок золотистую крышку с горлышка бутылки, подрагивающей рукой разлил водку по рюмкам. Дымящаяся ароматным паром, разложенная на тарелках жаренная картошка, нарезанная тонкими кружками, залитыми золотым желтком куриного яйца, присыпанная мелко нарезанным зелёным луком, с нетерпением ожидала затянувшееся начало долгожданного ужина.

– Сначала суп, – предупредила мать, поднимая наполненную рюмку. – и давай, Виталя, выпьем за тебя. Я как-то не ожидала столь раннего твоего взросления… Не скажу, что меня это огорчило, но я иду навстречу твоему желанию, несмотря на то, что это абсурдно и противоестественно, но с надеждой, что ты не будешь в дальнейшем искать решение своих проблем где-то на стороне, с другими женщинами. Мне известны ваши с сестрой отношения, она, собственно, меня и убедила не противиться твоим желаниям… Ну выпьем, милый.

Они осушили налитые рюмки и Антонина Васильевна поцеловала сына, коснувшись губами его щеки.

– Теперь давай поедим. Нет, с этим не части, – остановила она Виталия, потянувшегося к бутылке, – ешь, мой дорогой.

Рука Виталика послушно оставила бутылку и опустилась на колено матери. Антонина Васильевна скосив глаза на сына, коротко вздохнув, сама разлила по рюмкам водку и согласно кивнув, подняла свою. Вслед за выпитой рюмкой Виталиком, у его носа возник ломтик хлеба с кусочком селёдки и колечком лука.

– Закусывай. А то своими ногами до постели не дойдёшь и очень огорчишь свою сестру.

– Чего это? – искренне удивился Виталий.

– Того это! – усмехнулась мать, – Надя тебя рекомендовала, как взрослого ответственного мужчину, а не мальчишку, дорвавшегося до спиртного и доступной женщины.

– Да нет, мам, это для аппетита, тут всё так вкусно…

– Вот и ешь, сынок, не отвлекайся, – сказала Антонина Васильевна, перекладывая руку сына со своего колена на стол. В продолжение ужина они выпили ещё по паре рюмок и мать взглянув в захмелевшие глаза Виталия убрала со стола бутылку с рюмками на полку кухонного шкафчика.

Ужин закончился, Антонина Васильевна, перемыв посуду, отправила сына в спальню, пообещав после ванной придти к нему если, конечно, он не заснёт.

– А хочешь я тебе спинку потру? – с хмельной улыбкой на губах предложил Виталик, обнимая мать.

– Ступай, мой хороший, как-нибудь в другой раз. Иди, Виталя, я скоро, – пока Антонина Васильевна ходила в комнату за полотенцем, парень метнулся в ванную и включив кран, сунул голову под струю холодной воды.

– Что, мужчина, пошатывает слегка? – набросив полотенце на мокрую голову сына, мать ерошила густую шевелюру Виталика, – иди, давай – любовничек.

Вернувшись к себе после принятого душа, в сумерках наступающей ночи, Антонина Васильевна, различила на своей кровати фигуру спящего сына, закинувшего руки за голову и мирно посапывающего в тишине комнаты.

– Накормила, напоила и спать уложила, для чего ещё мать нужна…– Антонина Васильевна, сбросила халат, надела шелковую ночнушку и легла рядом с Виталиком, повернувшись к нему спиной.

– А завтра скажу, что всё у него получилось и мне с ним было хорошо.

Потянувшись и сладко зевнув, Антонина Васильевна тихо улыбнулась, увлекаемая мерным покачиванием теней на потолке, от ветвей деревьев за окном. И снится ей, что на бедро легла рука её мужа, медленно сползла на ягодицу, поднялась до плеча и настойчиво потянула её на спину. Сухие губы прошлись по окружности груди, остановились и вобрали сосок в горячий рот. По телу расплылось мягкое тепло, спустившееся вниз, между широких бёдер. В проснувшемся сознании вяло шевельнулась ускользающая мысль:

– Это мне снится или живой кошмар из давнего замужества, – но кошмар этим не закончился, более того, он стал разнообразнее. Та же рука спустилась к животу, скользнула с заросшего лобка в прорезь наружных губ и проникла пальцами в вагину, играя горошиной клитора.

– Ну вот я на взводе и уже потекла, ещё немного и вспомню то, о чём стала забывать – об оргазме, получаемым от мужа в давно ушедшие годы. Но кончать от мужниной руки – всего лишь примитивная маструбация – занятие для молоденьких девочек. А у меня двое детей и один из них, мой сын…. Сын, с которым я, кажется, лежу и его руки елозят по мне! А за окном уже светает, хоть вздремнула чуток…

– Виталик, ты не спишь? – сонным голосом окликнула Антонина Васильевна сына.

– А ты не чувствуешь меня? Я почти уже весь в тебе и если раздвинешь ножки, то сама убедишься, – предложил Виталик, наваливаясь на мать. Тихий стон сорвался с губ женщины и её ноги покорно разошлись под тяжестью сыновних бёдер.

– Не спеши сынок, ты мне дышать не даёшь, как только тебя Надька выдерживает, шумно дыша бормотала мать, сдерживая удары лобка о свою промежность, приподнимая согнутые колени.

Те остатки ночи, для Антонины Васильевны, дались не легко. Виталик не раз беспокоил её, своей неуёмной эрекцией, доводя до изнеможения от кратковременных оргазменных схваток, отчего тело не успевало просохнуть от струящегося по нему пота. Уже за окном рассвело, когда Антонина Васильевна, после очередного томительного финала, решительно поднялась с кровати, придерживаясь за спинку стула, направилась в ванную, со словами:

– Всё, Виталенька! Будет с меня, мне не двадцать лет, а намного больше. Этих впечатлений мне надолго хватит. Хорошо сегодня не на работу, а то с походкой у меня не совсем красиво.

Оставив своего горячего любовника досыпать у себя в постели, она, переваливаясь с ноги на ногу, скрылась за дверью. Наполнив ванну, Антонина Васильевна, повесила на крючок свой халат и погрузилась в тёплую воду. Приятное тепло, охватившее её усталое тело, расслабило напряжённые ноги. Веки невольно сомкнулись и голова откинулась на кафельную стену. Капли пота, сбегающие по щекам, вызывали желание вытереть лицо полотенцем, висящим на крючке, но силы покинули женщину и она погрузилась в томительный, предутренний сон. Только нависшее над ней лицо дочери и едкий аромат спиртного, исходящий от Надежды, с хмельным смешком, разбудили мать.

– Уходил сыночек мамку, хоть портрет вставляйте в рамку! – хохотнула Надька.

– Спасибо, доченька! – вяло отозвалась Антонина Васильевна, – это с моим-то воздержанием, не по божески так с матерью.

– Давно отмокаешь, страдалица? Вылазь, я тебя вытру, пошли чайку попьём и расскажешь, как это тебя угораздило, – предложила дочь, снимая полотенце с крючка, – так выглядишь словно с тремя мужиками развлекалась.

– Ну ты, красава, мамуля! Воскликнула Надька, опуская взгляд на растёртые до красноты гениталии, Антонины Васильевны. Погоди, я сейчас.

Надежда принесла тюбик с увлажняющим кремом и аккуратно смазала раздражение на растёртых местах в промежности у матери.

Уже сидя за столом и прихлебывая крепко заваренный чай из чашек, Надька, отчитывала мать:

– Это, что за фигня, мам? Вы что оба упитые были? – возмущалась дочь.

– Да я ложилась, он уже спал, а разбудил меня под утро, шельмец! Я толком проснуться не успела, как он на меня взобрался и терзал до самого утра, откуда столько сил у ребёнка?… – искренне поразилась Антонина Васильевна.

– Уж не знаю о каком ты ребёнке толкуешь мне, только с такой елдой детей не бывает, мамочка, – авторитетно отвергла утверждение матери Надежда.

– Ну это ещё, как посмотреть, у меня там давно всё заросло и высохло, это ты у меня ухоженная, во всех местах разношенная. Словом, доченька, мне теперь восстанавливаться не один день. И нашего Лунтика бери себе, хотя бы на какое-то время…

* * *

Те воспоминания о первой, проведённой ночи со своим сыном, Антонина Васильевна, мысленно прокручивала в своей памяти, с каждым разом находя в них всё больше возбуждающих подробностей. За это время темперамент Виталика нисколько не убавился, наоборот, благодаря усердию её дочери, к сыну пришли полезные навыки в общение с женщиной. Но на матери он всё также отрывался, обращаясь с ней, как с покорной наложницей, доводя её до страстных оргазменных излияний, после которых, она становилась молчаливой и покладистой партнёршей. Их общение установилось не столь частым, но желанным для обоих. Порой хватало молчаливого взгляда Виталика на свою любовницу, как в той вспыхивал ответный блеск в опущенных глазах, который она безуспешно старалась скрыть, в надежде отсрочить несвоевременную вспышку страсти, хотя бы до наступления ночи. В таких случаях, Антонина Васильевна, не в силах противиться настойчивости сына, позволяла брать себя, понимая, что его страсть не будет столь продолжительной у кухонного стола или в ванной, в отличие от кровати в спальне. Рассказывать дочери об этих спонтанных соитиях с сыном, Антонина Васильевна, избегала, да та и не требовала от неё подобных откровений. С тревогой, Антонина Васильевна, думала о том, что когда-нибудь дочь выйдет замуж и покинет её, оставив брата, с его неуёмной потенцией к матери. А как сложится их устоявшийся уклад в семье, с возвращением старшего сына после службы в армии? Где им вчетвером разместиться в двухкомнатной квартире? Втягивать Сергея в эти скабрёзные отношения, было немыслимо, а сохранить их в тайне невозможно… Но отказаться от них она уже не могла.

Такие мысли блуждали в голове у Антонины Васильевны, пока рука сына сновала по укромным уголкам её моложавого тела, заставляя мать вздрагивать от неосторожных прикосновений в глубине вагины и шумно вздыхать от возбуждения, пронизывающего горячую плоть женщины.

– Виталик, я больше не могу сдерживаться, ты же не заставишь меня кончить от твоей руки? Прошу, милый, дай мне его, – взмолилась Антонина Васильевна.

– Сначала от руки. Люблю смотреть, как тебя выворачивает наизнанку, терпи и приготовься, – предупредил Виталий, вводя во влагалище поочерёдно три пальца. Мать со стоном закусила нижнюю губу, выгибаясь под напором руки своего молодого любовника. И протяжно застонала, перебирая согнутыми ногами по гладко застланной простыне.

– Сейчас, сыночка, дай дух перевести, сердце что-то щемит, – попросила, Антонина Васильевна, парня, готового приступить к продолжению экзекуции влагалища матери, уже подрагивающим в руке членом, – не жалеешь ты меня, сынок, эдак в могилу вгонишь через эти радости, а мне ещё внуков увидеть хочется.

– И до правнуков доживёшь, ты у меня ещё молодая, мамуля! – усмехался Виталик, – я с тебя ещё внуков сгонять буду, коли в меня пойдут, пацаны.

– Тьфу на тебя, срамник! – с негодованием воскликнула Антонина Васильевна, шлёпнув по заду Виталика, – чего удумал! У них для этой науки своя мать будет. Вот и балуйте детей на свой манер, а уж меня в грех не вводите! Ну давай, мытарь мать, только не части, я может ещё смогу разок. Время второй час пошёл, мне завтра на работу рано вставать. Виталий перевалился через раскинутые ноги матери, упершись согнутым локтём за её плечом, направляя рукой, возбуждённый член в истекающую влагой вагину Антонины Васильевны.

Продолжение следует

Обсуждение закрыто.