Недавно я увидел и с удовольствием прочёл цикл рассказов автора Marko «из воспоминаний о СССР». И они вдохновили меня также поделиться своими воспоминаниями того же периода. Может, не такими яркими, но всё же… Это всё было на самом деле, всё до сих пор живёт в моей памяти и забыть я этого не могу. Пока, во всяком случае…

Даже страшно представить себе, как давно это было. Количество прошедших с той поры лет составляет внушительное двузначное число. Тем не менее, всё это имело место в той стране, где не было секса. Поэтому, наверное, этой страны уже давно нет. Но то, что происходило, помнится мне именно так, как тогда мною воспринималось – глазами пацана.

Эпизод первый. В лагере.

Начались долгожданные летние каникулы. Я перешёл в третий класс. 24-го мая в школе был последний звонок. Впрочем, моя судьба на ближайший месяц уже была предрешена: 5-го июня меня отправляли в пионерский лагерь. Толком я ещё не понимал, что это такое и что меня там ждёт. Единственное, что меня пугало – это разлука с родными, особенно с мамой. Я был очень к ней привязан и никогда до этого не разлучался с нею больше, чем на пару дней. А тут предстояла разлука на 24 дня! Но каким-то образом я дал себя уговорить.

Путёвку отец взял на заводе, где он работал. Лагерь находился в сорока километрах от нашего города на берегу Днепра и считался очень престижным местом отдыха.

Настал день моего отъезда. Утро началось с моих слёз, но мама держалась молодцом и обещала, что мне там будет хорошо, хотя и у самой глаза были «на мокром месте». Сбор был в речном порту, где нас посадили на теплоход под музыку духового оркестра и напутствия трёх пузатых дядек с импровизированной трибуны.

Нас разместили в пассажирском салоне, который находился в трюме теплохода. На палубу же никого не пускали во избежание всяких эксцессов. Там находились лишь взрослые. Как потом я понял, это были будущие воспитатели и пионервожатые.

Не знаю, сколько мы плыли до места назначения, но мне показалось это вечностью. Всю дорогу нам по радио крутили пионерские песни типа:

Эх, хорошо в стране советской жить!

Эх, хорошо страной любимым быть!

Эх, хорошо стране полезным быть!

Красный галстук с гордостью носить!

Я нашёл себе место в уголке, поставил радом свой чемоданчик с приклеенной на нём полоской бумаги, на которой рукой мамы были написаны моё имя и фамилия. Шум в трюме стоял невообразимый. Мне казалось, что все дети одновременно разговаривают, стараясь перекричать репродуктор. Какие-то две девочки ходили между рядами и читали вслух наклейки на чемоданах и сумках. Мою они тоже прочли, после чего внимательно осмотрели меня.

Я чувствовал себя очень одиноко, потому что не умел так быстро знакомиться с кем-то. Мне уже хотелось домой, и слёзы непроизвольно закапали из глаз. Я опустил голову и стал исподлобья рассматривать всех вокруг.

Неподалёку, тоже на уголке, я заметил смуглого мальчика в коричневом пиджачке. Он так же одиноко сидел и озирался по сторонам. Я уже изнемогал от шума и дороги, когда, наконец, объявили, что наш теплоход начинает швартоваться и всем надо занять сидячие места. Потом была команда взять свои вещи и построиться по парам. Именно тот смуглый мальчик и подошёл ко мне со своим чемоданчиком. Не говоря ни слова, он взял меня за руку. Так мы образовали нужную пару.

Мы вышли из трюма, и я увидел широкий Днепр, крутой берег и деревянные ступеньки с перилами, которые вели куда-то вверх. Гриша – так звали мою пару – крепко держал меня за руку, ни на секунду не отпуская меня. Мы поднялись по лестнице куда-то вверх. Потом по пыльной сельской улице нас повели к лагерю.

Я увидел открытые ворота и то, что было за ними. И это повергло меня в уныние. Я представлял себе лагерь где-то на опушке леса, с палатками и костром. Нас же встретили кирпичные двухэтажные корпуса и дорожки, посыпанные ракушником, вдоль которых стояли бесконечные гипсовые фигуры пионеров с барабанами или горнами, отдающими салют или просто смотрящими вдаль строгими взглядами, ища там врагов народа. Оказывается, те книги, которые нам давали читать в школьной библиотеке про пионерские лагеря, где все живут в палатках, ходят в походы, готовят пищу на кострах, были не совсем правдивыми. И это меня очень расстроило. Но почему-то никто, кроме меня, своего удивления не выказал.

Изумительный образ пионерского лагеря запечатлён в советской кинокомедии «Добро пожаловать или посторонним вход воспрещён». Почти всё так и было. За малыми исключениями, пожалуй.

Нас привели на плац, где впоследствии проходили утренние и вечерние линейки, встречи с ветеранами и теми, кому когда-то посчастливилось быть делегатами съездов партии. Сначала вызвали тех ребят, что учатся в старших классах. Их оказалось не очень много. Из них сформировали первый отряд. В глаза мне бросился один парень, который выделялся из всех. Он был налысо пострижен, ростом выше других на целую голову и одет в серый костюм. Мне он показался очень некрасивым и нагловатым. В течение всего моего пребывания в лагере он постоянно попадался мне на глаза, куда бы я ни повернул голову. Всё это было немного странно.

Вскоре все отряды были сформированы. В мой отряд вошли ребята, которые учились в первом и втором классах. Таких набралось человек сорок. В этот же отряд попал и Гриша. Мы оказались ровесниками. Я даже узнал, что ему пару недель назад вырезали аппендикс.

Потом началось размещение по корпусам. Нас повели куда-то далеко, к другому входу в лагерь, который выходил в поле. Девчонок разместили на первом этаже в двух комнатах, а нас на втором. С Гришей мы попали в разные комнаты, из-за чего наша едва зародившаяся дружба тут же и прекратилась.

В комнате было десять мест, или около этого. Кровати стояли парами, за исключением крайних. Вторая дверь выходила на веранду, где стоял тазик для тех, кому ночью будет невтерпёж. К утру он бывал полон. Дежурный пацан должен был его вынести в деревянный туалет типа сортир у забора. Однажды дежурный споткнулся, едва начав спускаться со второго этажа. Что и говорить – досталось почти всем, даже девчонкам, которые в эту секунду выходили из своих комнат. Зато как это было весело! О нашем отряде говорил почти весь лагерь!

Жизнь наша бурлила. До обеда нас водили то на ферму, то на птичий двор, то к землянке, то к местам боёв. После обеда был тихий час, даже два. Я не любил этого мероприятия, потому что с детства не спал днём, как ни старались меня усыпить мои няньки.

Мой сосед Алик тоже часто не спал днём. Когда в комнате не было воспитательницы, мы иногда с ним боролись. Но мне это не нравилось, потому что во время борьбы у него было какое-то зверское выражение лица. Иногда мы с ним шептались. Как-то он рассказал, что с ним в одном доме живёт девочка, с которой он уже… Что такое это «уже» я постеснялся уточнять, дабы не прослыть невеждой в глазах соседа. Конечно, в том возрасте веришь многому, особенно Алику, который старше тебя на целых полгода. Потом, правда, он забыл о своём признании. Как оказалось, они только показывали письки друг другу.

Ну, тут и мне было о чём поведать ловеласу Алику. До школы я почти три года ходил в детсад. Время было трудное, все жили бедно. Наш садик тоже. Мы всё время находились в одной комнате. Она была и столовая, и игровая, и спальня. Для дневного сна ставились примитивные раскладушки, которые назывались «дачки».

Однажды моя «дачка» оказалась рядом с «дачкой» девочки Томы. Она была чуть старше меня и крупнее. И, едва все успокоились, она предложила мне под одеялом потрогать у неё… Конечно же, я не смог устоять от такого предложения. Она сама направила мою руку в нужное место, а потом потребовала, чтоб мой палец влез к ней внутрь. Она сама надавливала на мою руку, контролируя процесс.

Её вторая рука залезла мне в штаны и трогала там всё, что смогла найти. Я помню, что мой писюн стал твёрдым. А потом у меня где-то между ног что-то задёргалось и стало приятно-приятно. Уже потом я понял, что это был, скорее всего, оргазм. Как я мог испытать в том возрасте, не знаю, но такое потом повторилось ещё пару раз, но при других обстоятельствах.

Короче, с Аликом мы нашли «точки соприкосновения». Но только во время дневного сна. В остальное время мы с ним практически не общались.

За всё время в лагере нас только один раз повели на Днепр, но не на пляж, а в специальную купальню. Она была прямоугольной формы с деревянным дном, поросшим скользкими водорослями. Сначала запустили пацанов. О, что там началось! Глубина была мне по пояс, но все плавали, прыгали, визжали от восторга. Но через пять минут послышался свисток – и наш восторг сменился разочарованием. Всех пацанов вынули из воды и туда запустили девчонок. Но на них даже смотреть не хотелось – так мы им завидовали.

И всего один раз нас сводили в душевую. Сначала пацаны были в трусах и как-то не очень радостно плескались под струйками. Потом вошла наша воспитательница в купальнике и сказала, чтоб все разделись, и она нас будет мыть. На неё недоверчиво посмотрели многие. Но она сказала, что мы для неё всё равно, что её дети, и стесняться не нужно. Тут же засверкали голые белые попки пацанов и начался процесс мытья. Она взяла намыленную губку и стала тереть нам спины, животы и ноги. Мы визжали от восторга и бесились, как ненормальные.

Вид голых моих сотоварищей абсолютно не тронул моих чувств. Я видал нечто и поинтереснее! Например, годом раньше я с родителями был на море. Там на берегу была деревянная раздевалка, где могло поместиться человек десять одновременно. И я часто туда захаживал переодеть свои трусики. Вот это было зрелище! Большие письки взрослых мужчин и парней покачивались почти на уровне моих глаз. А волосы там были и чёрные, и рыжие, и ещё какие-то… Обычно я становился в уголок, выкручивал свои трусики и украдкой наблюдал за посетителями раздевалки. Однажды я застал там только двух молодых мужчин, которые стояли голые лицом друг к другу, опираясь плечами о стену. От этого их животы и то, что пониже, были сильно выпячены. Они мило о чём-то беседовали и смотрели друг на друга, не отрывая взгляда. В другой раз я застал там нескольких подростков, которые стояли полукругом, все голые, а один рыжеватый в центре водил рукой по своему члену и что-то приговаривал. Потом под общий хохот он стал пѝсать и вертеться по сторонам. Случайно его жёлтая струйка попала мне на плечо. Он почему-то очень испугался, стал извиняться передо мной и предложил помыть мне плечо. Но я великодушно его простил и сам вымыл себе плечо – появилась причина лишний раз войти в море, а потом в раздевалку… Короче, мои голые ровесники были мне неинтересны.

Все с нетерпением ждали конца дневного сна. Об этом возвещал звук горна. Все быстро одевались и строем шли на полдник в столовую. Это была самая приятная трапеза из всех. Нам обычно давали по стакану какао и по паре пряников. Некоторые оставляли пряники на вечер, особенно когда к нам приезжало кино. О, это был просто праздник!

Кинозал был на открытом воздухе и расположен так, что каждый зритель видел за экраном противоположный берег Днепра с бесконечными полями, тянущимися до самого горизонта. А однажды во время фильма взошла полная луна и стала просвечивать своим светом экран с другой стороны. Нам как раз показывали сказку про Ивана-царевича и Кощея, и, надо сказать, что луна по ту сторону экрана привнесла какие-то мистические и жутковатые нотки в наше восприятие фильма. Даже самые отъявленные храбрецы замолчали и стали поёживаться.

Постепенно в отряде у меня появились друзья. Но, странное дело, выбирал не я, а они меня. Так однажды ко мне подошёл Толик, взял меня об руку и потянул гулять. Он был сельский хлопец и очень любил мне обо всём рассказывать. Особенно о всяких рогатках и самострелах, которые он с друзьями сами делали дома и потом стреляли по голубям, воронам и прочим пернатым. Самым лучшим снарядом, как оказалось, были сушёные кукурузные зёрна. Ну, разве я мог о таком подумать: ведь я был городской до мозга костей.

Обычно после полдника в ожидании ужина мы шли на отрядное место, которое было недалеко от нашего корпуса. Здесь мы располагались прямо на траве под деревьями, а воспитательница или пионервожатая читали нам вслух книжки. Слушать внимательно, конечно, не всегда получалось. Тебя кто-то обязательно щипал, толкал, садил на тебя муравьёв… И если ты игнорировал такие знаки внимания – за человека тебя уже не считали.

Однажды каким-то неведомым образом у нас оказалось свободное время после полдника. Толик тут же подхватил меня об руку и потащил подальше от корпуса, что-то мне рассказывая по пути. Для начала мы зашли в деревянный туалет, а затем побрели вдоль забора по высокой траве, где никто никогда не ходил. Вскоре мы подошли к какому-то странному месту. Здесь к забору, что огораживал территорию лагеря и был сделан из металлических труб и стержней, примыкал другой, уже деревянный забор, который отделял какую-то небольшую часть лагеря от основной. Он был довольно высокий и сплошной и, наверное, скрывал за собой что-то интересное и таинственное.

Мы переглянулись, удивлённо пожали плечами и стали заглядывать в щели. Даже была сделана попытка перелезть, но безуспешная – было высоко и не за что зацепиться. Всё это было очень подозрительно, и наша фантазия разыгралась не на шутку. Это была терра инкогнита – таинственная, нехоженая, опасная и полная приключений. Уйти отсюда ни с чем было просто невозможно, тем более, что мы уже нашли пару досок, которые можно было раздвинуть.

Мы уже приготовились ступить на эту неизведанную землю, как услышали звук лагерного горна. Надо было возвращаться в отряд и идти на ужин. А потом вечерняя линейка и вечерние мероприятия. Рутина, в общем… Но мы не сдались и решили при первой же возможности проникнуть туда. Всё решили сохранить в строжайшей тайне.

Через пару дней нам повезло. К воспитательнице приехал, как нам было сказано, её брат. И у нас опять оказалось свободное время перед ужином. Толик тут же потащил меня к заветному месту. Неожиданно за нами увязался мой несостоявшийся друг Гриша. Но никого брать с собой было нельзя! Мы проявили чудеса конспирации с Толиком – сначала намотали пару кругов по лагерю, а потом пошли в туалет. Гриша разочаровано проводил нас взглядом.

Сердце бешено колотилось, когда мы пролезли в образовавшуюся дырку между досками. Толик первым ступил на незнакомую землю, а я следом. Закрыв дырку, мы стали озираться по сторонам. Было и вправду страшно. Хотя всё вокруг выглядело так же, как и в самом лагере. Те же дорожки, такие же скульптуры пионеров, а вот круглая беседка была только здесь. Зачем было огораживать такой большой кусок территории? Спросить было не у кого, да и страшновато: а вдруг влетит.

Только с годами на меня сошло озарение. Эта часть территории подходила к самому обрыву над Днепром. Та самая беседка стояла почти над обрывом. Поэтому и отгородили. И, скорее всего, правильно сделали.

Нам с Толиком было так страшно, что мы не сразу заметили, что мы здесь не одни. От забора до беседки было, наверное, метров тридцать. Она стояла в конце спуска, а там… Мы увидели двух парней из первого, самого старшего отряда. Чтоб они не подумали, что мы боимся, мы не спеша двинулись по дорожке к ним.

Оба парня стояли у входа в беседку. Один из них стоял лицом к нам и карманным ножичком строгал какой-то прутик. Мне показалось, что делал он это как-то бесцельно, без энтузиазма, а так, лишь бы строгать. Второй стоял спиной, и это был тот самый высокий лысый парень, что всё время попадался мне на глаза. Оба о чём-то говорили, не обращая на нас никакого внимания. Да и кто были для них, восьмиклассников, мы – какие-то там второклассники!

Нам с другом, конечно же, хотелось зайти в беседку и посмотреть вниз на обрыв. Но нарушать субординацию мы не решались и скромно остановились в нескольких метрах. Парни чему-то посмеялись, и высокий вытянул вперёд левую руку, а правой ладонью на ней стал отмерять какие-то отрезки, приговаривая при этом что-то вроде считалочки: детский, кадетский, штатский, солдатский, пленный, военный и самый здоровенный. При последних словах его ладонь уже достигла уровня плеча.

Парни опять засмеялись и о чём-то стали говорить. Я не понимал ничего из их беседы. Но каким-то образом до меня, всё же, дошёл смысл пары реплик. Тот, что строгал прутик, спросил:

— А у тебя какой тогда? Штатский или солдатский?

— Что, хочешь посмотреть? – спросил высокий.

Его товарищ неопределенно пожал плечами, изображая полнейшее равнодушие. Высокий же шагнул в беседку и сел на скамейку у самого входа. Он широко расставил ноги и стал расстёгивать пуговицы на ширинке. Я смотрел на него, как завороженный, не видя ничего вокруг. И вот парень вынул из ширинки свой красный член. Он был совсем не мягкий, а вполне эрегированный.

Да, я уже знал про такое. И, самое главное, я знал сочетание слов «эрегированный член». Не зря же моя мама была врачом! В доме у нас были медицинские книги, которые я потихоньку разглядывал, пока никого не было. Меня интересовали лишь мужские члены, и я искал их. Самой интересной оказалась книга о венерических болезнях. Почему? Да только в ней были напечатаны настоящие фотографии с натуры. Правда, порой очень жуткие. А в остальных книгах были простые рисунки или даже схемы.

Сидящий парень поднял голову и обвёл всех торжествующим взглядом. Его товарищ продолжал строгать ножичком тот же прутик, изо всех сил делая вид, что член друга его мало интересует. Немая сцена продолжалась недолго. Парень спрятал своего красавца назад в штаны, при этом не застёгивая ширинку, пуговицы на которой призывно блестели.

Парни опять начали о чём-то говорить. Как мне показалось, они не сошлись в характеристике размеров.

— Что, ещё показать? Может, и полизать захочешь? – с улыбкой произнёс высокий.

Его друг никак не отреагировал на предложение: ведь строгать прутик было куда интереснее! На свет из ширинки опять появился член лысого парня. Мне показалось, что он стал ещё длиннее и краснее. Парень опять победно смотрел на нас и водил рукой по стволу. При этом конец члена становился красным, когда его рука опускалась, а когда поднималась – красное исчезало. На этот раз показ был дольше. Я даже заметил, какие взгляды метал на член друга строгающий прутик парень.

Они опять о чём-то стали говорить. Мы же продолжали стоять без движения в той же позе, в какой застыли при виде этой картины. Вдруг я услышал в их разговоре такие слова:

— А если этим дать?.. – и парни, как по команде, посмотрели на нас.

Я ничего не понял, но друг мой Толик насторожился. Не говоря ни слова, он подошёл ко мне, привычно взял меня об руку и повёл к забору. Молча мы пролезли через дырку, молча пришли к корпусу. Тут уже всё бурлило, так как надо было строиться на ужин, а не хватало нескольких человек, в том числе и нас. За что нам и влетело. Но мы не сказали, где были. Да и между собой мы никогда не вспоминали и не обсуждали того, что видели за забором. Больше мы туда не ходили.

Вскоре подошла к концу лагерная смена. За три дня до её окончания меня забрал домой дедушка. Он взял на своей работе путёвку на море в Евпаторию на следующую смену. Приехав домой и, вкусив все прелести домашнего уюта, я наотрез отказался ехать в тот лагерь. И вообще, больше в лагерях я не бывал, как меня ни уговаривали.

С ребятами из отряда я расстался легко, на одном дыхании. Да и кто тогда понимал, как надо прощаться, обмениваться адресами т.д. Во время тихого часа я с чемоданчиком просто зашёл в комнату, собрал вещи. Ребята не спали и с завистью смотрели на меня. Я вышел – на том дело и окончилось.

Правда, месяц спустя в центре города я случайно встретился с Аликом. Он шёл навстречу мне с какой-то девочкой и кем-то из взрослых. Мы прошли мимо друг друга как незнакомцы. Но потом он обернулся мне в след, слегка свистнул. Когда я посмотрел на него, он кивнул головой на девочку и поднял вверх большой палец. Не забыл, оказывается, наши откровения во время тихого часа…

Эпизод второй. На пляже.

И опять было лето. Я перешёл в четвёртый класс. За год я сильно вытянулся, хотя всегда был довольно рослым. В строю на физкультуре я стоял первым вплоть до пятого класса. Нередко меня считали чуть старше, чем я на самом деле.

Стояла ужасная жара, и очень хотелось к воде. Мама пришла с работы раньше, и я уговорил её пойти на пляж. Хорошо, что это было не очень далеко.

Я плескался в воде уже, наверное, второй час. Мама с берега наблюдала за мной. Я уже умел вполне сносно плавать, поэтому демонстрировал своё умение. Я заходил по самую шею в воду, а потом плыл к берегу то брасом, то «вразмашку», то ещё как-то. Но без брызг, без ляпанья ногами по поверхности воды. Я презирал тех, кто так плавает. Потому что так могли плавать только девчонки.

Я стоял почти по шею в воде, решая, каким стилем плыть в этот раз. Вдруг я почувствовал чью-то руку на своём плече. Не успел я опомниться, как сзади ко мне прижался мальчик, который по виду был старше меня года на три.

— Тебя как зовут, пацан? Сколько тебе лет?– спросил он ломающимся голосом. Я честно ответил.

— Не врёшь? Ты такой высокий. А с кем ты здесь? – засыпал он меня вопросами.

И тут я почувствовал его ладонь на своём маленьком писюне. Он придирчиво ощупал его, потом яички. А потом мне в бедро упёрлось что-то большое и твёрдое. Я стоял, как загипнотизированный, ничего не предпринимая, чтоб освободиться. Внимание парня не было приятным для меня, хотя он и вполне искренно обнимал меня. Услыхав, что я здесь с мамой, он бросил меня и отплыл. Потом я видел, как он подплыл к другому пацану.

Самое интересное, что мама вполне спокойно наблюдала за нами с берега. Она подумала, что это мой одноклассник. Он и вправду был похож на одного из них. Лишь потом я признался, что со мной делал тот мальчик в воде. Мама сказала, чтоб я никогда не дружил с теми, кто показывает или хватает за писи. Какое-то время я следовал этим принципам, но потом жизнь внесла свои коррективы…

Эпизод третий. В трамвае.

Это было, когда я учился в шестом классе. Однажды утром мы ехали трамваем с двоими моими друзьями на технические занятия на детскую железную дорогу, где мы работали по воскресеньям. Это не была работа в полном понимании слова. Скорее, это было состояние души – проехать пионерским поездом несколько кругов то ли проводником, то ли контролёром, то ли машинистом. Мы жили далеко от центра, поэтому поездки трамваем были долгими. Людей всегда набивалось, как селёдок в бочке.

Это были допотопные старые вагоны, у которых задняя и передняя площадки по уровню были ниже сантиметров на двадцать, чем пол в салоне. Мои два друга стояли у окна на площадке недалеко от двери, а я – выше их на границе салона и площадки. Я заметил, что на меня с площадки смотрит неотрывно какой-то мужчина. Он был довольно неприятен на вид. Одет в ватную фуфайку, под мышкой держал небольшой свёрток. Взгляд его прозрачных глаз был цепкий и сверлящий. Я пару раз пересёкся с ним взглядами, но потом мне стало стыдно, и я перевёл своё внимание на друзей.

Мы подъехали к центральному рынку. Здесь очень много людей вышло, но и вошло тоже немало. Трамвай тронулся. Вдруг я почувствовал, что кто-то дёргает меня за рукав пальто. Я опустил глаза. Передо мною стоял тот самый мужик и смотрел на меня снизу вверх.

— Ты мне очень понравился, — сказал он не очень громко, но так, чтоб я его услышал. Я не знал, что ответить и как себя вести, поэтому перевёл взгляд на друзей. Они с интересом наблюдали за мной.

— Ты мне очень понравился, — повторил он и добавил. – Ты понял меня?

Я совсем смутился. Мои глаза забегали по сторонам.

— Ты, случайно, не еврей? — продолжал мужик. Я отрицательно помотал головой.

— Смотри, а то они плохие люди. А ты мне очень нравишься. Ты понял меня? — говорил и говорил мужик. Неизвестно, чем бы это закончилось, если б мы не подъехали к нужной нам остановке. Мои друзья стали пробиваться к выходу и позвали меня. Мужик как-то сжался и отошёл, пропуская меня к двери.

— Что он от тебя хотел? — спросил мой друг, когда мы вышли из трамвая. Я честно ответил, хоть и было почему-то стыдно.

— А-а-а, — протянул второй друг, услышав мой ответ, — А я думал, что он у тебя десять копеек просил. Наверное, только из тюрьмы вышел…

В этом-то мы понимали толк. Потому что в том районе, где мы жили, чуть ли не в каждом дворе кто-то сидел, а многие и не один раз.

Я толкнул друга, а он меня. Мы засмеялись и втроём помчались по аллее парка к нашей станции «Пионерская». О, наивная детская простота! Лишь с годами я понял, от какой беды, возможно, уберёг меня в тот день мой Ангел-хранитель. И я бесконечно благодарен ему за всё это.

Эпизод четвёртый. Второгодник Юрка.

В пятом классе к нам добавили сразу шестерых пацанов-второгодников. Понятно, что особой кротостью нравов они не отличались. В классе начались перегруппировки. Многие ребята стали откровенно заискивать перед ними, явно унижаясь, чтоб заслужить их благосклонность и защиту. Многие стали материться, беря пример со старших по возрасту второгодников. Мне это всё не нравилось. Я был старостой класса и каким-то чувством понимал, что авторитет явно обошёл меня.

Я не был спортивным. В драках участия никогда не принимал. Были у меня друзья, но они всё же тянулись к пришедшим, ища у них покровительство. Я же не был бойцом, поэтому воспринимал всё это с грустью.

Вместе с тем, сам я ни перед кем не лебезил, со всеми общался ровно. Учился я хорошо. Отличником не был из-за вечной тройки по физкультуре. Но в помощи никому не отказывал, всегда давал списать задачки. Часто ко мне домой приходили и ребята, и девчонки с просьбой помочь им. Наверное, каким-то уважением я всё-таки пользовался. И меня не трогали второгодники. Один из них сидел впереди, а другой сзади меня. И я с ними нормально общался. Иногда даже просил их не матюкаться.

Тот, что сидел спереди от меня, был некрасивый, светловолосый, губастый и задиристый. Очень любил рассказывать о своих «любовных победах» с девчонками. По его словам, он уже перетрахал почти всю женскую половину школы. Я мало что понимал из его россказней, тем более, что уже тогда чувствовал, что мои интересы лежат по другую сторону общепринятых. Впрочем, у меня хватило ума об этом никому не говорить.

Звали этого хулигана Юркой. Было у него прозвище Батрак. Почему? Это никого не интересовало. Он не протестовал и всегда отзывался на него. И почему-то именно этот Юрка решил заняться моим сексуальным воспитанием. Наверное потому, что видел мою полную дремучесть в этом вопросе.

Когда мы учились в шестом классе, он стал часто ко мне захаживать, чтоб я помог ему по английскому. Это было по утрам, так как мы занимались во вторую смену с часу дня. Дома у меня никого в это время не было. Однажды, а это было уже весной, он как-то завёл разговор об «этом». К его чести, он не стал у меня выспрашивать обо мне, что и как. А сам стал объяснять мне, что такое «стоит», что бывает, если засунуть девчонке «туда», что такое малафья и многое другое. Немного помолчав, он сказал:

— Ну, вот. Только заговорил об этом, и у меня уже встаёт. Хочешь посмотреть?

Я сидел, ни жив, ни мёртв. Если честно, то увидеть член Юрки мне совсем не хотелось. Он не вызывал у меня того желания, которое я испытывал, глядя на некоторых других ребят. Видя, что ответа от меня он не дождётся, Юрка, сидя рядом со мной на диване, оттянул резинку на своих спортивных штанах. В темноте я увидел его член. Да, это уже был член. Не очень большой, но толстенький. По сравнению с моим, это был просто монстр. Он что-то продолжал говорить, но я его почти не слушал, видя такую диковину.

Он отпустил резинку, и она щёлкнула его по животу. Мы немного помолчали, а потом он спросил, видел ли я его волосы вокруг члена. Не помню, что я ответил, но Юрка опять оттянул резинку, задрал майку и обнажил живот.

— Видишь, во какие. Потрогай! – он взял мою ладонь и поднёс её к своему лобку. И положил мои пальцы на свои волосы. Они показались мне колючими и жёсткими, и какими-то короткими. Я был просто в трансе: на моём лобке волосы появились лишь год спустя. Да и то вначале это были три хилые волосины.

Дальше с Юркой мы не продвинулись. Он продолжал приходить ко мне, мы занимались английским, математикой. Какие-то разговоры вели, но без всякого интереса с моей стороны. А потом всех второгодников перевели в специальную школу. Наверное, это было и к лучшему…

Такие вот воспоминания о том, как всё начиналось… Наверняка, у каждого мужчины или парня есть нечто подобное. Но многие либо не хотят об этом говорить, либо пытаются забыть о них как о чём-то неприятном. А я не могу забыть, поэтому и решил поделиться. Я никогда и никому об этом не рассказывал. Потому что страшно, потому что некому. И потому, наверное, что они живут во мне, как бы это странно ни выглядело…