Она легла и позвала его к себе. Он не заставил себя долго ждать. Вскоре они оба оказались на разложенном диване под широким одеялом.

Вечер обещал быть отнюдь не томным. На столике горела лампа и её свет спокойным потоком заливал уютное пространство вокруг. Она не стала сразу её выключать. А он — поворачивать, приставлять поближе или зажигать люстру на потолке. Потому что представлял, нет скорее угадывал, что его ждёт. Она любила поиграть, а он, бывало, тоже шёл на поводу и предвкушал её прихоти и на сей раз. Прихоти, в которые сам был не прочь окунуться.

Да, в качестве прелюдии запросто могло случиться нечто… не от мира сего. Как будто они не за тем легли, чтобы слиться в экстазе, а чтобы… И это тоже доводило до экстаза. Своего, особого. Как хорошая сказка на ночь.

И взрослые дети улеглись, на минутку прижались друг к дружке, а потом он чуть отодвинулся и отогнул край одеяла.

— Ну что ты там построил сегодня? — спросила она. Вопрос звучал странно для любого, кто оказался бы ненароком рядом. Но не для них.

В их сердцах началась игра, а в глазах заблестели отсветы лампы.

— Хм-м, грот… Настоящий грот, — сказала она, увидев под под краем одеяла его приподнятую, согнутую в колене ногу. Пятка стояла на мягком матрасе, а колено торчало вверх. И это было… — Слушай, ты установил подпорку? Чтоб не обрушилось? Ай, молодец! — с неподдельной непосредственностью сказала она. Он вздохнул и понял: предстоит играть. Что ж… Ведь он её любил. И сам видел: есть во всём этом что-то.

— Ой, а дай туда залезть, — попросила она и для начала просунула руки, которые стали исследовать пространство между его ногами и дальней стороной одеяла. Ведь пока он держал колени согнутыми вверх, там была пещера. В эту минуту — настоящая. И она полезла, протискиваюсь сквозь его члены.

Нет, половой-то у него был один, и ему пока не нашлось применения. Их захватило иное. И она уже ушла туда с головой.

— Ух ты, да тут уютно. Ай да пещера! Опоры-то надёжные? — она стала ощупывать его ноги, стараясь всем телом забраться поглубже.

Он не смог такое долго выносить неподвижно. К тому же стало щекотно. Ай, она очень даже шевелилась там, где пятки и около паха. Это было глупо, забавно и… всё же щекотно, чёрт побери! И он сорвался с насиженного, то есть налёжанного места, а коленные своды мягко обрушились на её погребённое под одеяльными завалами тело. Она вскрикнула и засмеялась, её голос потонул во тьме под живым уютным покровом.

— Ну, я т-тебе сейчас устрою… пещеру! — сказал он и принялся перестраиваться. Он переполз, продвинулся вокруг и оказался там, где застряло её лицо. Сдёрнув оделяло, он обнял партнёршу и оставил покров треугольным, образовав что-то вроде шалаша, откуда она теперь выглядывала.

— Ну, как тебе? А ну, полежи-ка теперь так. Удобно?

— Ага, конечно, — её голос звучал приглушённо, но в нём угадывался мелодичный смех. — С милым рай и в шалаше!

Помечтав о такой треугольной «постройке» — она внутри, а он снаружи, они выбрались и отбросили одеяло в сторону. Она разлеглась и растянулась. А он оказался сверху — ему захотелось приступить. Но не к тому, что привычно для возбуждённых людей. Он уже тоже был поглощён игрой.

Рука потянулась к полке, которая висела в углу на стене и он взял оттуда маленькую фигурку лошади. Игрушечная лошадка скорее походила на пони, и, опустив голову, застыла, переступая ногами. В их воображении она тут же ожила.

Он поставил фигурку рядом на простынь и, изображая двумя пальцами идущего по земле человечка, сказал:

— О, а сяду-ка я верхом. На тебя!

Любой в такой обстановке подумал бы о… Но он «взгромоздился» двумя пальцами на фигурку и «поскакал».

— Эх, какая возвышенность! — промолвил он, цокая языком в такт воображаемым ударам копыт. — Протяни навстречу руку! Хочу забраться, исследовать.

Она расслабленно и с интересом положила руку немного в сторону, чтобы пони по ладони, по предплечью и плечу забрался туда, наверх, на манящее неровное плато. И вот лошадка со «всадником» застучала по её ключице и спустилась на грудь.

— Ух, а местность-то пересечённая… Холмы, впадины…

— Какие тебе впадины? — игриво, но настойчиво возмутилась она, на всякий случай напрягая живот и поправляя торчащие вверх груди.

— Ну, допустим, шейная… — лошадка принялась смотреть на перешеек, отделявший основную часть «плато» от её лица.

— А-а, ну да. Это… Конечно, так и есть! — усмехнулась она. — Исследуй меня, исследуй! Ступай наверх, оттуда виднее.

И он повёл лошадку по склонам сопок, что парочкой торчали над окружающей местностью. И вот наездник на вершине, где обнаружился бугорок соска. «Никак, геодезический знак» — подумала умная лошадка и стала рассматривать находку в своей навек запечатлённой позе с опущенной головой.

В воображении её грива трепетала, а потом всадник из пальцев снова спустился в долину, где в стороне пупка и ближе к лобку колыхались низкие заросли. Он проскакал туда — и вот пони стоит на поросшем склоне. Как бы не сорваться. А как манит, манит этот склон, где за кустиками виднеется промежность со своими неповторимыми складками! Там тоже есть узкий грот. Он это знал.

Лошадка цокнула его языком и опять побежала по её телу. Под копытами земля медленно вздымалась, но всадник чувствовал: это нисколько не опасно. Даже наоборот.

И вот перешеек, он же шея. Осторожно ступая по попадающимся под ногами выступам гортани, лошадка упёрлась в подбородок и остановилась в нерешительности.

— Ну что ж ты, помоги забраться, — сказал он, обращаюсь в живому телу. И отступил чуть назад.

Она прижала подбородок к груди, чтобы всаднику не пришлось запрыгивать и он мог более плавно перебраться на её лицо.

— Ух, как здесь интересно! — сказал он, дивясь открывшимся деталям пейзажа.

— Осторожно, не провались! — засмеялась она. И в самом деле, при этих словах открылся рот, мимо которого он как раз и проезжал.

Всадника заинтересовали её ноздри. Какой-то большой придорожный камень, только странный, без надписи вроде «Направо пойдёшь — коня потеряешь». Нет, не хотелось всаднику сейчас терять свою лошадку. И пар… Оттуда, из глубин таинственного знака с двумя дырками, выходил тёплый пар. Она дышала, а всё вокруг оживало и жило.

Всадник на пони обошёл удивительный дышащий дольмен и оказался на берегу милого озерца. Её голубые глаза сияли от падающих лучей света, и это придавало им игривого блеска. И — манящей прохлады водопоя, по мнению лошадки.

Пони нагнулся к блестевшей воде и снова застыл с опущенного головой. Всадник спешился — пальцы стали преступать рядом. По краям озерца росла высокая трава ресниц. Благо, с той стороны, где пил пони, она была негустой, и это несильно мешало наслаждению.

Она смотрела на него в упор и умилялась. Потому что в вышине, поверх всего при этом видела его — своего мужчину, заигравшегося, как и она, человека, который неуклюже нависал над увлечённой водопоем лошадкой.

Он потянулся к столику и отвёл лампу, а потом прикрыл её и был готов выключить. На пересечённом плато её тела наступал вечер, и маячившие посреди этого возвышенного мирка груди теперь отбрасывали резкие тени. Сгущались сумерки. Приятные и обволакивающие…