– Ладно, Мерлин с тобой, – улыбается Беллатриса, уверенно продвигая член в заднем проходе Гермионы. – Кончай, шлюшечка.

И Гермиона кончает. Её анал так пульсирует и сжимается, что гриффиндорка чувствует каждый миллиметр шипов на члене Беллатрисы, но эта боль только усиливает и без того болезненный бурный оргазм.

Когда Белла выходит из Гермионы, у той ещё остаются силы подползти к Джинни и только рядом с ней лишиться чувств.

– Слабая дрянь, – немного обиженно фыркает Беллатриса. – У меня оставалось ещё столько интересных идей!

За решёткой камеры старый тюремщик пыхтит и кряхтит – он онанирует с такой энергией, что рискует заработать мозоли на ладони или сердечный приступ. В глазах у него темнеет, и он хватается рукой за прутья решётки, чтобы не упасть, другой рукой продолжая надрачивать себе.

Наконец его член выплёвывает скупые капли старческой спермы. Некоторое время тюремщик стоит, переводя дыхание, а потом быстро удаляется по тёмным коридорам, оставляя затраханных до бесчувствия гриффиндорок со своими мучителями.

***

Над северным морем и страшным Азкабаном село закатное солнце. Крики и всхлипы в камере 101 смолкли с приходом ночи, и теперь каждый её узник был занят своим.

Беллатриса Лейстрендж, довольно мурлыкая под нос, покручивала между пальцев свой тёмный сосок, а другую руку опустила между ног к мокрой щёлке, поглаживая свой набухший клитор.

Люциус Малфой отрешённо смотрел в зарешеченное окно, в последний раз прокручивая в голове все планы.

Гермиона и Джинни спали. Спали голые на холодном полу тюрьмы, в обнимку – каштановая голова к рыжей, согревая друг друга теплом тел. Если бы их увидел кто – то другой, менее пристрастный, чем Люциус и Беллатриса, он бы, возможно, залюбовался.

Их тела покрыли синяки, царапины, пятна спермы и непристойные тату; их глаза опухли от слёз, а губы были искусаны в кровь; их влагалища стали воспалёнными щелями, а анусы – разбитыми дырками. Но в глубоком сне Гермиона и Джинни выглядели так же мирно и невинно, как до начала кошмара с маховиком времени и рабским контрактом.

К несчастью, им недолго оставалось отдыхать во сне, потому что на них обратил внимание не кто – то другой, а именно Беллатриса Лейстрендж.

Сумасшедшая ведьма склонилась над рабынями, и влажными от собственных выделений пальцами коснулась их кожи.

– Лююциус, – манерно протянула она, – у шлюх на правых плечах по новой татушке: «Сраколизка».

– Ну, это же правда, – отозвался Малфой – старший. – Чем ты опять недовольна?

– Но Лююциус, – капризно сказала Белла, – тут не написано, сколько конкретно срак они вылизали! А как же точные подсчёты?

– Беллатриса, подсчёты подсчётами, но забивать их татуировками с ног до головы тоже не в моём стиле. Они же бляди, а не вокалистки рок – группы «Ведуньи», – недовольно отмахнулся Люциус. – Будь любезна не лезть с глупостями, я обдумываю наш побег, между прочим.

Но есть три существа на свете, которых нельзя остановить – обезумевший дракон, обезумевший василиск и вечно безумная Беллатриса Лейстрендж. На цыпочках она приблизилась к старшему Малфою.

– Но Лююциус, – просюсюкала она, – на них точно поместится ещё одна татушка, и я даже знаю, какая… – и Белла зашептала что – то сокамернику на ухо.

– Ты спятила, – резюмировал Люциус. – Хотя это не новость. Потом, ты их не разбудишь сейчас, – добавил он не так уверенно.

– Небольшая порка любого разбудит! – рассмеялась Белла. – Мне ведь Нарцисса рассказывала, как ты умеешь обращаться с кнутом. Да – да, я знаю постельные тайны Малфоев! Только с этими тварями ты можешь себе позволить намного больше, чем с моей сестрой!

– Умеешь искушать, Белла, – вздохнул Люциус. – Надо будет объяснить Нарциссе, что некоторые вещи не надо обсуждать вне семейного круга. Что ж, у нас ещё есть пара часов до самой глубокой ночи…

Он встал, и с кончика его палочки свесилась тонкая длинная полоска кожи.

***

Удар вырвал Джинни из забытья. Она вскочила с криком от обжигающей боли в спине.

Люциус и Беллатриса возвышались над ней, сильные и безжалостные, и Джинни знала, что они могут сделать с ней всё, и она ничего не сможет с этим поделать. Люциус снова замахнулся кнутом, и Джинни зажмурилась – но этот удар пришёлся на спину Гермионы, оставив кровавую полосу.

Белла расхохоталась в лицо перепуганным девушкам:

– Кто рано встаёт, тому Моргана даёт! Хотя нет, это же вы всем даёте, грязнокровные пёзды!

– Если вы ещё не насытились, мистер Малфой, можно было и просто нас разбудить, – бесстрастно сказала Гермиона, морщась от боли в спине. Сон вернул ей силы, и на мучителей она смотрела довольно спокойно – со спокойствием глубокого отчаянья.

– Но так веселее, птенчики! – оскалилась Беллатриса. – А знаете, почему мы вас разбудили? Потому что ты, рыжий птенчик, – обратилась она к Джинни, – сейчас широко откроешь клювик. И когда тётя Белла сделает пи – пи тебе в клювик, ты всё это выпьешь. А потом то же самое сделает драный птенчик для дяди Люциуса, – указала она на Гермиону. – А если вы прольёте много пи – пи, то дядя Люциус сделает вам кнутом бо – бо…

– Ну хватит, – вмешался Малфой – старший, которого явно напряг «дядя Люциус». – Вы всё поняли?

Джинни бессмысленно хлопала глазами. Кажется, до неё не совсем дошло услышанное.

– Этому вас тоже научил дядя Арчибальд, мистер Малфой? – тихо и зло спросила Гермиона. – Не слишком извращённо для вас? Мечтаете обоссать грязнокровку?

– Не то чтобы мечтаю, но надо потакать маленьким капризам родственников, – Люциус кивнул на Беллу. – И не дави мне на совесть, Грейнджер, ты сама сказала, что у меня её нет.

Беллатриса широко расставила ноги над Джинни. Та сделала вид, что ей очень интересны трещины в полу.

– Посмотри сюда, рыжая шлюшка, открой рот и проглоти всё, – сиплым шёпотом приказала Белла.

Джинни отчаянно мотнула головой и стиснула губы. Магия контракта скрутила её тело, мышцы шеи страшно напряглись, вены проступили под кожей. Очень медленно она стала поднимать голову.

Люциус снова обрушил кнут на её спину. Джинни запрокинула голову, разинула рот в крике – и не смогла закрыть.

В последний момент Гермиона отвернулась и уставилась в пол.

«Джинни будет не так стыдно, если я не буду смотреть на неё, да и мне незачем лишний раз рвать сердце», – подумала она.

Но она не учла, что всё равно будет слышать происходящее с её подругой.

Сначала тишина.

Потом вздох Беллатрисы и смешок Люциуса. Потом журчание – сначала очень тихое журчание слабой струйки, потом всё громче и громче.

И самое худшее – звуки глотков. Сначала редкие, потом всё более частые. Потом другие звуки – сдавленные, гортанные, захлёбывающиеся.

Глубокие, давящиеся глотки Джинни. Стук случайных капель мочи о пол.

Судорожные шумные вдохи. Хриплый смех Беллатрисы. Журчание и глотки, глотки, глотки.

– Не стесняйся, Грейнджер, посмотри, что тебя ждёт, – услышала она голос Люциуса. – Смотри внимательно!

Нехотя Гермиона повернулась к подруге. Первое, что ей бросилось в глаза – выпученные глаза Джинни и её покрасневшее лицо. Джинни шумно втягивала воздух через ноздри, одновременно стараясь не поперхнуться мочой Беллатрисы.

Лицом рыжая гриффиндорка почти утыкалась в промежность Беллы, и та ссала ей прямо в распахнутый рот мощной струёй. Отвратительная желтоватая жидкость пенилась во рту Джинни. Горло девушки будто били судороги – оно пыталось одновременно и пропустить всю мочу в пищевод, и отрыгнуть её обратно. Люциус в третий раз щёлкнул по спине Джинни кнутом. Не так сильно, но девушка дёрнулась, и иссякающая струя угодила ей в глаза и в нос. Гриффиндорка поперхнулась и зашлась в кашле. Джинни отчаянно отплёвывалась, тёрла глаза, растирала мочу по лицу.

– Как тебе коктейль «особый пожирательский»? – со смехом спросила Беллатриса. – Немного солоноват, зато прост в приготовлении!

Навзрыд рыдающая Джинни отползла в угол и свернулась калачиком. Гермиона подсела к ней и стала осторожно гладить по рыжим волосам и веснушчатой спине, стараясь избегать тех мест, где кнут Люциуса оставил раны. Вскоре плач Джинни перешёл в отдельные тихие всхлипы.

– Грязнокровная любовь – это так мило, – презрительно сказал Люциус. – Грейнджер, посмотри сюда, я тоже припас для тебя коктейль. Выпей его до дна.

Магия контракта, подписанного рабынями из – за безумного плана Люциуса с маховиком времени, заполнила всё тело гриффиндорки, проникла в каждый нерв и требовала подчиниться. Стиснув зубы, собрав всю волю воедино, Гермиона приказала себе не двигаться.

– Неужели ты ещё не поняла, что бесполезно сопротивляться этой силе, Грейнджер? – презрительно спросил Малфой – старший.

Гермиону била крупная дрожь. Миллиметр за миллиметром её губы стали разжиматься. Но Люциус не хотел ждать.

Кнут просвистел в спёртом воздухе камеры и опустился на щёку девушки. В голову Гермионы будто врезался бладжер. Слёзы снова выступили на глазах. Вся левая сторона лица онемела, и капля крови сбежала по щеке. Гермиона моргнула: в её разинутый рот была направлена головка члена Люциуса.

Тугая струя мочи ударила прямо в горло Гермионе. Поэтому сначала она ощутила, как горячая жидкость заполняет глотку и стекает в пищевод, а потом почувствовала вкус.