Для Кати начались тяжёлые деньки: её переполненные яйца мешали ей нормально ходить; хуй, немного опавший, теперь постоянно стоял «коромыслом», из-за чего фута не могла нормально показаться в обществе — если стояк было легко замаскировать, просто зафиксировав его на животе или направив его вдоль штанины, то «коромысло» постоянно топорщилось, вызывая у Катиных коллег неподдельный смех, а у самой Кати — плач.

Но прошёл месяц. По-немногу фута привыкла к такому положению дел. Яйца, хоть и переполненные, тревожили её всё меньше; хуй она прятала в потайном кармане джинсов; а одиночество ей помогала скоротать Тамара. Да, та самая Тамара весь месяц, каждый день, заглядывала к соседке вечерком в гости и забавлялась с ней, как могла. В основном она просто ебала Кате киску на кровате, намеренно стукаясь твёрдыми бёдрами о переполненную мошонку, время от времене щёлкая пальцами то по яйцам, то по соскам несостоявшейся насильнице.

Кончала Тома (так Тамара просила называть себя в домашней обстановке) всегда внутрь, посильнее прижавшись к Кате и взяв её за локти. После секса футанари лежали вместе; Тома целовала Кате пальцы и подрачивала головку на её члене, то зачихляя пунцовую шишечку, то полностью обнажая её. Катя в такие моменты просто смотрела в потолок и засыпала, иногда думая о том, что было бы, не решись она зайти к соседке…

Так и шла тихая размеренная жизнь двух футанарей, пока одним пятничным вечером Тома не перебралась к Кате на совсем. Правда, поняла это Катя только субботним утром, когда её разбудил сладкий аромат гречневой каши и варённых сосисок. Не сразу поняв, кто готовит на её кухне, Катя с просонья резко вскочила и, сжав кулаки, кинулась разбираться. Однако уже в дверном проёме она увидела, как Тамара спокойно стоит у плеты и накладывает еду.

— Ой! — воскликнула Тамара. — Ты уже проснулась! Как хорошо! Садись давай за стол!

Катя, пребывавшая в самом удивительном удивление из возможных, на несколько секунд лишилась дара речи, а вернула его уже за столом.

— Ого, как вкусно! — у футы аж глаза на лоб полезли, когда недоверчиво взяла в рот первую ложку каши. — Как у тебя это получилось? — спросила она у Томы. — Я, сколько ни готовила, никогда ничего такого из обычной гречки не варила!

В этот момент Катя забыла о своих непростых отношениях с соседкой, о том, что та сделала с её членом, и как измывалась над ней все эти вечера. Единичный хороший (и вкусный) поступок неожиданно вознёс её на некий пъедестал.

Тамара усмехнулась и откусила пол сосиски.

— Просто опыт, — ответила она.

— А меня научишь? — спросила Катя.

Тома снова усмехнулась.

— Конечно, — Катя чуть со стула от радости не свалилась. — А что ты сегодня делаешь?

— Я? Да ничего… Уборку как обычно, а что? — Катя не поняла, зачем её спросила Тамара.

— Генералишь, значит? — не отвечая, спросила Тамара. — Квартирка-то не маленькая. Давай-как я тебе помогу…

Катя удивилась снова: зачем вдруг соседке ей помогать? А если она… влюбилась? Такая мысль сначала показалась футе смешной, но потом та подумала: «А почему бы и нет? Мы ебёмся каждую ночь, живём рядом… С чего бы не влюбиться? Да и я красивая…».

Немного всё обдумав, Катя кивнула.

— Ладно, — улыбнулась она. — Помоги, если хочешь.

В полдень футы занялись уборкой. Тамара переоделась у себя в чёрные шорты и светлосерый бюстгалтер, заправила волосы в крысную косынку и принесла губки «для протирания пыли, » — как сказала она Кате. Катя же, ходившая по дому исключительно в безразмерных футболках, одела одну из таких — серую, в тон её тапочек. Свои чёрно-золотистые волосы она решила спрятать на спине под тканью одежды. Уборка шла полным ходом: сначала были убраны все полки и антрисоли (этих у Кати было немного), потом тщательно вымыты все гегиенические приспособления (раковина и санузел), затем от грязи избабили пол под кроватью, а в самом конце футы оттёрли панорамные окна в спальне.

Довольные своей работой, Катя и Тома просто лежали на кровати и смотрели в потолок. Тома снова подрачивала хуй Кате, но делала как-то по-другому, от чего Катя чувствовала себя лучше и даже не вспоминала о «засоре» своего спермопрохода. Впервые за лето она была просто счастлива… Иногда для счастья надо совсем немного…

Катя вдруг дёрнула ножкой — это Тома взяла её за яичко.

— Тебе больно? — не поняла Тамара.

— Нет, — улыбнулась Катя. — Неожиданно просто, вот и всё.

Тома погладила большое, с наливное яблочко, яйцо.

— А тебе ведь, наверное, трудно-то с такими ходить? — спросила фута то ли Катю, то ли себя. — Давай-ка я тебе с ними помогу!..

Тамара села на соседку сверху лицом к ней и стянула с себя шорты, под которыми больше ничего не было.

— Ну, подруга! Всё я тебя катала, теперь и сама прокачусь с ветерком!

Тома пристроила «коромысло» между ног так, чтобы её яички лежали на Катином паху, а сама, откинувшись назад, принялась тереться о сгорбленый ствол губками (вы же не забыли, что они футанари?).

Катя, не знавшая, как на это отреагировать, просто лежала и смотрела. Она ощущала, как по-немногу её мошонка наливается былой силой, а в головке возникает знакомое напряжение. «Неужели?..» — обрадованно надеялась Катя. Своего стояка она не видела уже с месяц. По-немногу хуй крепчал, поднимался, и вот в пизду Тамары уперался огромный твёрдый горячий камень.

— Ого, подруга! — воскликнула Тома. — Хорошенький у тебя размерчик! Где же ты раньше была?

Горячая головка сначала коснулась свисающих яичек, потом скальзнула по мошонке и наконец очутилась в горячей тугой пизде сорокалетней футанари. Тома, громко охнув, схватилась одной рукой за свой хуй, второй — за булку и принялась скакать, как угорелая. Стоны и вздохи вылетали из её рта вперемешку с матами, кровать ходила ходуном, а Катя после очередного прыжка сама взлетала в воздух, шипя и сопя от удовольствия. Катю возбуждало то, что Тома, прежде относившаясь к ней как к вещи, вдруг в одночасье переменила своё отношение и теперь изо всех сил сжимает внутри её хуй, дроча при этом свой, громко крича и разбивая ногами кровать.

Катя согнула свои ноги так, чтобы колени и внешняя часть бёдер лежали на матрасе, а пятки упирались друг в друга; в свои ладони фута сгребла всю имевшуюся на кровати простынь, а с выгнутой спины в три ручья бежал, словно крысы с корабля, пот. В порыве страсти она одновременно пыталась стиснуть зубы и высунуть язык. Мир поплыл, не желая оставаться на месте; Тома рухнула вниз, Катя и выгнулась и…

Тихий плакала, закрыв лицо руками, Катя. «Как, — думала она, — как эта сука могла так поступить?!.» Тома сидела на Кате, оперевшись спиной о согнутые «пирамидкой» ноги и ухмылялась.

— Что, милочка? — улыбнулась она. — Не можешь? Неужели что-то мешает? А ведь всё так хорошо было, всё к этому шло!..

Тома слезла с футы и повернула её на бок. Катя продолжала плакать.

— Ну-ну, не реви! Тебе же хорошо было, — утешала её Тома. — И мне было хорошо, — фута поставила Катю раком и похлопала по попке. — Сейчас нам ещё лучше будет!..

Катю её слова не утешали.

— А ты как хотела? — продолжала говорить коварная соседка. — Зато теперь ты точно ни к кому не полезешь больше трахаться, это точно!

Встав сзади, Тома вставила хуй в пизду несчастной футанари и, взяв в руки её яички, задвигалась внутри.

— Ой, подруга, хорошо в тебе, — наслаждалась Тома. — Не широкая, не узкая — в самый раз! До конца, правда, не всегда достаю, но это так возбуждает!..

Тома массировала в руках Катины шарики, полностью в неё входя и наполовину вынимая хуй из пизды.

Катя и не сопротивлялась и не плакала — ей было уже всё равно.

…

Месяц спустя

…

Тома стояла у плиты в фартуке на голое тело и ловко шинковала лук для маринованных перцев. Дверь вдруг хлопнула — это вернулась Катя из магазина.

— Дорогая! — позвала её Тома из кухни. — Быстрее неси сюда пакеты! Я хочу посмотреть, что ты там купила.

На кухню вошла Катя, не разуваясь и не выпуская из рук пакеты. Оперегая Тамарино удивление, фута сказала:

— Я беременна…