Но на этот раз мы прошли мимо этой двери, начав подниматься по ступенькам дальше. Это поразило меня настолько, что я даже забыла об ощущениях между ног и принялась думать, что же ожидает меня наверху.

Мысленно я уже отчасти представляла себе, что и где находится наверху, благодаря в основном сточным и водопроводным трубам вдоль стен моей комнаты. Я думала, что знаю, где находится душ, туалет и кухня, и по звукам шагов Эша примерно представляла, где его спальня. Дом был практически лишён архитектурных достоинств – обычное дело среди построек сороковых – пятидесятых. Крохотные окна и полное пренебрежение к пейзажам и солнцу – хотя в данном случае, когда дом явно перевезли откуда – то из другого места, я вряд ли могла оценить дизайнерский замысел во всей полноте.

Задняя дверь вела на кухню. Справа была ещё одна дверь, закрытая – видимо, прачечная. Напротив же задней двери был коридор, в конце которого я увидела входную дверь. В прихожей было темно и сумрачно, и по обеим её сторонам также виделись двери, все до одной закрытые.

– Добро пожаловать в мою обитель, – напыщенно произнёс Эш.

Я оглядела кухню. Сказать, что она нуждалась в ремонте, значило не сказать ничего. Линолеум на полу шёл горбами, был весь в пятнах от многочисленных кухонных катастроф и в некоторых местах отходил от пола, обнажая доски. Древние шкафы были всё в том же жутком стиле пятидесятых, с выставленными наружу петлями и ручками. Сказать, что всё место нуждалось в уборке, также значило бы серьёзно приукрасить истину. Если вся моя еда появлялась отсюда, то я явно каким – то чудом избежала многих редких заболеваний. В раковине громоздились тарелки, повсюду было намусорено. Теперь было понятно, почему все окна были нараспашку.

Я проследовала за Эшем вдоль прихожей. Открывая каждую дверь, он по очереди показал мне находящиеся по левую руку столовую, кабинет и залу в передней части дома. Напротив же находилась комната, которая, вероятно, в прошлой своей жизни была спальней. Теперь это была мастерская, с верстаком и разбросанными повсюду инструментами. Когда мы снова вышли в прихожую, он закрыл дверь и запер её на очередной ключ из связки у себя на поясе. За последней дверью была ванная, и после неё мы снова оказались на кухне.

– Ну, что скажешь, Джен?

– Тут хорошо, сэр, – пробормотала я.

– Поди, не так хорошо, как у тебя, а? – ухмыльнулся он. – Я тут подумал, что не мешало бы слегка обновиться. Меня в целом устраивает, но дому и правда не повредил бы лёгкий ремонт – само собой, за твой счёт, Джен. В понедельник сюда придёт строитель, чтобы глянуть, что тут можно подновить – особенно кухню с ванной, да и всё остальное надо бы подкрасить, и пол поменять. Здорово, правда?

– Правда, сэр, – согласилась я, стараясь не выдать энтузиазма в своём голосе. Сердце моё забилось при мысли о том, что в доме окажутся посторонние люди и что это, быть может, предоставит мне возможность сбежать.

– Но не показывать же им это всё в таком виде, верно? Поэтому я и позвал сюда уборщицу. – Этого следовало ожидать. Никто бы не взялся за уборку этого дома, не зарядив заоблачную цену и не проверив как следует свою медстраховку. – Так что ты назначаешься добровольцем.

– Спасибо, сэр, – покорно ответила я. Это нисколько меня не обрадовало, но перспектива вырваться наконец из заточения и скуки означала, что я выполню любую работу – особенно если она означала возможность побега, или хотя бы шанс выявить таковую.

– Присядь – ка, Джен, – сказал Эш, указывая на стул из стальных трубок с виниловым сиденьем рядом с таким же кухонным столом. Я осторожно опустилась на стул, с отвращением прикасаясь к засаленному и жирному сиденью, в то время как стальная полоса между ног ещё глубже вдавила в меня затычки. Я поёжилась и взглянула в лицо Эшу, которое находилось теперь совсем рядом с моим.

– Слушай меня внимательно, Джен, ибо повторять я не буду. Эту работу тебе дали за хорошее поведение. – Тут его голос посуровел. – Если ты хоть краем мозга подумываешь о какой – нибудь глупости, то пожалеешь об этом так, как даже не представляешь. Представь, как ты висишь вниз головой, с грузами на сосках и влагалище, с этими милыми игрушками внутри тебя, которые намазаны финалгоном. Это уже после того, как я намажу тебя им с ног до головы и, как следует выпоров, намажу вторично.

Как думаешь, тридцати ударов стеком после этого хватит? Хочешь себе такого? Пребывать в таком положении целыми днями, не в силах говорить, видеть и слышать, не говоря уже о том, чтобы двигаться и есть? Или я ещё что – то забыл? Наверняка я смогу ещё что – нибудь придумать, с участием, скажем, электричества… Ты хорошо меня поняла, Джен?

Он схватил меня за подбородок и заставил взглянуть в свои стальные серые глаза. Я дрожала.

– Д – да… с – сэр.

– Это будет твой самый жуткий кошмар, Джен. Хуже всего, что тебе пришлось до этого вынести. Так что поверь мне – оно этого не стоит. Я знаю, что может быть у тебя на уме, и, поверь, здесь ты не найдёшь ни ножей, ни прочих вредных вещей. Телефон – в мастерской, так что забудь про волшебные «три нуля». А мастерская заперта на ключ, и открывать её никто не будет. Так что прибирай как следует всё, что осталось. И не рассчитывай сбежать через заднюю дверь, когда я отвернусь. Дай – ка я тебе ещё кое – что покажу.

Из ящика он достал что – то похожее на большую рулетку. Но когда он взялся за кольцо, вместо ленты оттуда потянулась тонкая проволока.

– Нержавеющая сталь, Джен. Всего два миллиметра толщиной, но без болгарки, резака или хотя бы ножовки разрезать её невозможно. На этом конце, который ты видишь, есть петелька… вот она. – Он показал мне. – Её можно пристегнуть к твоему ошейнику – вот так. – Он снял поводок, и я ощутила щелчок замка, пристегнувшего проволоку к ошейнику. – Сам же корпус теперь пристёгиваем сюда, – сказал он, выходя в прихожую и одновременно раскручивая проволоку. На моих глазах он присел и продел сквозь ушко в корпусе «рулетки» висячий замок, после чего пригнулся к полу. Проследив за его движением, я увидела вделанную в кухонный пол небольшую петлю. К ней же была пристёгнута ещё одна проволока, уходившая в прихожую.

– Эта проволока прикована к петле у входной двери, Джен. Она тоже толщиной всего в пару миллиметров, но при желании на ней можно машины буксировать. Рулетка пристёгнута к этой проволоке, и ты можешь свободно ходить вдоль прихожей, в то время как проволока на твоём ошейнике даст тебе ещё семь метров в стороны – как раз хватит, чтобы зайти в каждую комнату и как следует прибраться. Неплохо, правда? И прочно, и не мешается. Конечно, всё это придётся убрать, когда появится строитель. Ну а теперь – за работу.

Он показал мне коробку с чистящими средствами под раковиной и пакет с мусорными мешками на полу, после чего ушёл – оставив меня наедине с работой и словами о моей страшной судьбе в случае непослушания, которые до сих пор звенели у меня в голове.

* * *

Несмотря на все его угрозы, мой разум не мог удержаться от поиска средств к побегу. Впрочем, всё, что попадалось мне под руку, было бесполезным, учитывая стальную проволоку у меня на ошейнике. Не разрезая проволоку, избавиться от неё можно было, разве что выкрутив от пола петлю, вооружившись для этого большой отвёрткой и вывернув немаленькие шурупы. И то, я вовсе не была уверена, что мне хватит сил на такой подвиг.

У меня ушёл почти весь день на то, чтобы привести кухню в мало – мальски подобающий вид. За дверью я обнаружила фартук – обычный полиэтиленовый фартучек для барбекю, которые со временем заводятся, судя по всему, в каждом доме. Передник был усеян изображениями котят и стал первым предметом одежды, который оказался на мне за все эти долгие недели. Под раковиной я отыскала пару резиновых перчаток, и я решила, что вместе с передником они хоть как – то защитят моё тело от чистящих средств, которыми мне предстояло пользоваться.

За работой время летело быстро, но, несмотря на все угрозы Эша, меня всё равно осаждали искушения. Хотя на этот раз искушения были немного другого рода. Как он и говорил, все столовые приборы были в запертом ящике, и нанести какой – то вред мне было просто нечем. Искушения были вызваны буфетом и холодильником – которые, несмотря на пыль и мусор, содержали в себе продукты. Хоть меня и загрузили работой по уши, но, судя по всему, мне по – прежнему оставалось лишь два приёма пищи в день. Глядя на мороженое, сыр и бутылки с колой, я ощущала, как пустота у меня в животе всё разрастается. Моей храбрости хватило лишь на то, чтобы выпить стакан воды, когда я мыла всё вокруг, да и то боялась, что Эш заметит и ему это не понравится. Мысль же о том, чтобы тайком стащить печеньку или кусочек сыра, была слишком жуткой, чтобы даже подумать о ней.

Очередное искушение возникло при виде стопки газет в углу. В какие – то я заворачивала мусор, а остальные просто сложила в мешок, ожидая инструкций, но всё это время смотрела на даты выпуска, пытаясь найти самую позднюю. С ужасом я обнаружила, что числа доходили до пятого марта. Господи, я нахожусь в этом плену уже больше двух месяцев!

Судя по тому, что сейчас были выходные, и что газета вышла в понедельник, я высчитала, что сейчас должна быть суббота, десятое марта. Как такое возможно?! С этими знаниями и с явным послаблением своего режима я решила всеми силами поддерживать такой порядок вещей, чтобы хоть как – то вести счёт дням своего плена. Кто это может обнаружить, я не знала, и даже не хотела об этом думать.

Большую часть дня Эш провёл у себя в кабинете и в мастерской. К тому времени, как я разгребла кухню, перемыла всё вокруг и выскребла пол, было далеко уже за полдень. В обычных условиях я справилась бы вдвое быстрее, но цепи, ограничивавшие меня в движениях, бесили неимоверно. Кончилось тем, что я мыла посуду, стоя на коленях на табуретке, то и дело вставая на неё, чтобы поставить тарелки в буфет. Протирать столы и стулья пришлось на одной ноге, в то время как другую пришлось подогнуть самым идиотским образом. Оборачиваясь, я не раз замечала Эша, который стоял в дверях и усмехался над моими неудобствами. Улыбка его была не из добрых. Так улыбается человек, задумавший для другого новую гадость.

В результате лазаний вверх – вниз по табуреткам и подниманий ног затычки внутри меня, конечно же, тёрлись самым немилосердным образом. Они двигались так, что одновременно возбуждали и злили меня, и наконец я опустилась на колени, чтобы с ведром воды и щёткой вычистить пол. Стоя там, я стискивала зубы и пережидала наступивший наконец оргазм. Я раскачивалась взад – вперёд, зажав в руках щётку, задыхаясь и сдвигая ноги, пытаясь не издавать ни звука и унять шум крови в ушах. В течение часа это произошло трижды – и из – за этого, а также из – за непривычной нагрузки и нехватки еды, я ощутила первую слабость, когда поднялась на ноги. Мне всё ещё было страшно, что Эш застигнет меня в таком виде, раскрасневшуюся и возбуждённую, и даже думать не хотела, чем это может кончиться.

Наконец я закончила убирать кухню – везде, где смогла достать. Я переместилась в прачечную и начала прибираться там, когда в кухню вошёл Эш и принялся чем – то греметь в буфете. Я выглянула из двери, и он поманил меня к себе.

– Пора отрабатывать своё содержание, Джен. Я так понимаю, ты умеешь готовить?

– Да, сэр.

– Тогда приготовь что – нибудь из этого. Что хочешь, то и используй, лишь бы было съедобно. Окей?

– А как же кухонные принадлежности, сэр?

Он отомкнул ящик со столовыми приборами.

– Я всё ещё не доверяю тебе, Джен. Сними фартук. Нечего прятать там ножики. Вымоешь все принадлежности и положишь обратно в ящик, прежде чем накрывать на стол – за исключением нужных для еды ножей и вилок. Поднос с едой принесёшь ко мне в залу в течение часа, и пока я ем, будешь ждать рядом. Будешь есть только тогда, когда я разрешу. Ясно?

– Да, сэр.

Он ушёл, и я подивилась своей удаче. Я поняла, что это шанс снискать его расположение и ещё больше укрепить свои позиции, пока не наступил подходящий момент. Я сняла фартук и принялась за готовку. Он оставил на столе тарелку фарша, который я пустила на приготовление запеканки, посыпав её сверху сыром. Сложнее всего оказалось нести горячую тарелку – осторожно неся поднос на полусогнутых ногах, я в ужасе думала, что будет, если горячая подливка прольётся мне на голое тело.

Эш сидел на диване, наслаждаясь моим видом, пока я старалась не споткнуться о пристёгнутую к ошейнику проволоку, тянувшуюся вслед за мной. Эш принял поднос из моих рук и указал на пол. Я встала рядом с ним на колени и принялась безучастно наблюдать, как он ест. Надо было гербицидов ему туда подсыпать, мстительно подумала я, когда он включил телевизор и начал смотреть крикетный матч, подчёркнуто игнорируя моё присутствие.

Он закончил есть, так и не произнеся ни слова, сосредоточившись на игре. Щелчком пальцев он велел мне стать перед ним так, чтобы он мог сложить ноги на моей обнажённой спине. Странным образом такое обращение разозлило меня едва ли больше, чем все остальные его надругательства. До сих пор со мной обращались как с живым человеком, пусть и рабом – но мысль оказаться в роли мебели, с которой даже разговаривать смысла нет, взбесило меня до крайности. Но, разумеется, я ничего не могла с этим поделать – в цепях, с проволокой на ошейнике и с угрозами наказания, если я осмелюсь злоупотребить своей новой «свободой».

Матч закончился, но явно не так, как хотелось бы Эшу. Австралия проиграла, и для него это было не самым желанным результатом. Он выключил телевизор и, положив на пол подушку от большого кресла, заставил меня встать туда на колени. Из кармана он вытащил два висячих замка и приковал браслет на моём левом запястье к левой лодыжке, после чего проделал то же с браслетами на правой стороне. Это привело к тому, что я упёрлась головой в подушку и выпятила зад кверху, и мне нравилось это всё меньше и меньше. Он снял с меня стальную полосу вместе с затычками, проделав эту операцию быстро и безжалостно. После того, как вибраторы пробыли во мне почти целый день, было довольно странно ощущать внутри себя пустоту.