Её десять поцелуев. кн.2 ч.1 (эроповесть)
Книга 2 Часть 1
– Кому-то там не спится – вздохнула Веруша, вглядываясь в очертание тёмной фигурки на детской карусели и, задёрнув гардину, отвернулась от окна. Князев лежал на кровати, заложив руки за голову, всматриваясь в контур девичьей фигуры на фоне тёмного стекла. Веруша решительно приблизилась к мужчине и опустилась на кровать, молча отбросив край лёгкого одеяла. Холодные пальцы коснулись груди Дмитрия Михайловича и пробежали до бедра, ощущая тепло кожи любовника. Склонившись к его плечу, девочка поцеловала шею мужчины, проведя рукой по заросшей седеющими волосами груди Князева. Взглянув на его прикрытые глаза, Веруша перенесла поцелуй на сосок, слегка лаская его язычком и, оставляя влажный след на коже, спустилась к животу ночного гостя в своей постели. Тёплая рука Михалыча легла на спину Веруши и нежно погладила ложбинку между лопаток девочки. Веруша замерла и вопросительно взглянула на любовника.
– Господи, как мне хорошо с тобой, малышка, – произнёс он, спуская ладонь на бедро Веруши, – ты молчишь, родная, тебе холодно?
– Ты меня сам просил молчать в постели, – тихо произнесла Верушка, – поцелуй меня, мой славный.
Михалыч притянул к себе хрупкое тело девушки. Веруша ощутила на своих губах терпкий аромат коньяка и запах пряного табака. Расслабленные, мягкие губы Веруши беспрепятственно пропустили язык любовника в глубину рта.
– Целуешься ты божественно, моя маленькая, – прошептал Князев, благодарно сжимая грудь Верушки.
– Хочешь, я сделаю тебе минет, но вряд ли он тебе понравится, я ещё не научилась ему толком.
– И на ком же ты училась, малышка, на Косте? – с иронией в голосе спросил Михалыч.
– На Костьке, на ком же ещё? – определённо подтвердила Вера.
– Вот оно что… А почему он сегодня так быстро ушёл с ужина?
– Потому и ушёл, что дурак, – заключила Верушка – обидчив больно,
– Ты его любишь или вместе время проводите?
– Не любила бы, не позволяла ручонки в трусы совать.
– А он к тебе как?…
– Не любил бы, не торчал под окнами, как котяра дворовая.
– И где он сейчас?
– Где же ещё может быть этот дурак? На детячей площадке на карусэлях катается, идиот! – с деланным пренебрежением поделилась девчонка, кивнув в сторону окна.
– И в чём провинился перед тобой этот котяра?
– Перетрахал всех наших тёток без моего позволения и ко мне подбирался, подзаборник.
– Так уж и всех? – усомнился Михалыч, взглянув на тёмное окно. А ты, значит, выгнала молоденького мужичка и предпочла немолодого старичка, только за то, что не успела стать для Кости женщиной его мечты? Это, моя милая, ему предстоит осознать ещё не скоро. Порой жизни не хватает такое понять. Ты, девочка, беги во двор, за своим обиженным, пока ещё не поздно. Только ему не надо знать, что у нас было, понятно, глупышка? А нам с Танюшей ещё ваших сорванцов в школу водить. Мне бы, старому дураку, о внуках подумать, а не о красотках вроде тебя. Зови Костика, а я в зале на диванчике доночую по-стариковски.
Верушка соскочила с кровати и, выглянув через гардину во двор, набросила на себя халатик, нежно поцеловала Дмитрия Михайловича в губы и признательно зачастила:
– Спасибо, родненький мой! Ты теперь мой любимый папуля, понял меня? И не вздумай отказываться от своего имени, старый хрен! Первым мой сынишка будет Димкой…
– Товарищ курсант, что за фамильярность со старшим по званию! – крякнул смущённо Князев, улыбнувшись в усы, натягивая на себя халат.
Ну не дурак ли, своими руками отдать такое божество пацану, – рассудил про себя Михалыч, печально вздыхая и вытаскивая из кармана пачку сигарет. А с другой стороны, лучше самому отдать, чем лет через пять заберёт какой-нибудь Костик. Пожалуй, лучше быть папулей, чем старым хреном.
* * *
Выбежав из подъезда дома, Верушка присела на край песочницы за спиной Кости и ласково позвала:
– Кыс, кыс, кыс… иди домой блохастенький, я тебя молочком напою…
– Мяуу… Мррр. А красной икорки не осталось? – с улыбкой отозвался Костька, присев в ногах хозяйки и уткнувшись лбом в колени Верушки.
– Красную икорку с перцем тебе под хвост, засранец приблудный. Будешь ещё свою хозяйку обижать? – потрепала Веруша за ухо своего “питомца”.
Костик потёрся носом о колени Веруши, обнял девочку за бёдра, мягко сжимая упругие ягодички.
– Тебе моя задница дороже еды, вшивый заморыш? Идём покормлю и спать уложу, мой котик. Я так испугалась, когда ты сбежал, неблагодарный. Кормишь, моешь его, а он хвост трубой и на улицу, – зарываясь лицом в копну волос Кости, тихо прошептала Веруша на ухо мальчишке.
– У тебя с ним что-нибудь было? – насторожено произнёс Костька.
– Была бы я с тобой если бы не он, – многозначительно вздохнув, пояснила Верушка.
* * *
Надежда Сергеевна вошла в комнату Семёна и достала, из принесённого с собой пакета, свежую ночную рубашку. Татьяна предупредила её о нравах своего сына и тюбик увлажняющего крема, полученный от подруги, был очень кстати.
После моего Костика, прикинула она про себя, вряд ли Семён чем-то меня поразит. Да и Танька, в пору давнего с ней общения, не раз баловала со мной страпоном.
Стянув с себя своё единственное выходное платье и новый лифчик, Надежда надела рубашку, не особо надеясь, что она ей понадобится до утра. Ещё Костик умолчал, паршивец эдакий, о цели её визита сюда. Лишь только намекнул, чтобы не слишком пугалась внимания со стороны Танькиных мужчин. Но своё от матери всё же получил, негодник, своим излюбленным способом. Однако, трусы лучше снять заранее, решила Надежда, пряча их в складках платья, повешенного на спинку стула. Крем, заведомо, она сунула под подушку, не рассчитывая, что успеет найти его впопыхах на дне пакета. Татьяна говорила ещё о презервативах, но об этом волноваться вовсе не стоит, пенсионерки не беременеют, не в Африке живём.
Надежда взбила подушки и легла на кровать, в ожидании хозяина спальни. В ночной мгле за окном были видны редкие огни горящих окон в соседних домах, верхушки деревьев во дворе, раскачивающиеся под прохладным ветерком. Белые ночные бабочки ударялись в стекло оконной рамы, летящие на свет, падающий из окна спальни. Надежда Сергеевна вдруг вспомнила себя ещё молодой женщиной, оставшейся без мужа с двумя малолетними детьми на руках.
Вспомнила своё первое знакомство с Татьяной Николаевной, в компании заводской молодёжи на встрече Нового Года, куда та была приглашена кем-то из знакомых ребят. Парней не хватало для танцев и некоторые девчонки танцевали друг с другом. Было весело, голова кружилась от выпитого вина, а когда и оно иссякло, женщины переключились на более крепкие напитки, но веселье не замолкало. Татьяна по-хозяйски взяла за руку Надю и потянула в соседнюю, полутёмную комнату, где топтались ещё три пары под популярную песню Ободзинского, доносящуюся из проигрывателя. Надя, как в сладком тумане различала всё происходящее вокруг. Лицо Татьяны то приближалось к ней, то ускользало, растворяясь в полумраке комнаты.
«Эти глаза напротив калейдоскоп огней.
Эти глаза напротив ярче и все теплей.
Вторила словам песни Надежда, ощущая на лице возбуждённое дыхание партнёрши.
Вот и свела судьба, вот и свела судьба,
Вот и свела судьба нас.
Голова Татьяны легла на плечо Нади, обжигая горячим дыханием шею женщины.
Только не подведи, только не подведи,
Только не отведи глаз».
– А ты отводишь глаза, трусиха, – капризно заявила Татьяна, теснее прижимаясь к Надежде.
– Нисколько не отвожу, чего мне бояться, – в тон ей ответила Надежда, – ты кто такая девочка?
Живу в этом доме, тётенька, – смешливо ответила Таня, и резко притянув к себе Надежду, впилась ртом в её губы.
– Дура ты малолетняя, – опешила Надежда, оторвав от себя девчонку.
– Слушай, умная, бери своё пальтишко и пошли ко мне, в соседний подъезд. Здесь нам ловить нечего. Не поцеловаться, не пообжиматься, а у меня и то, и другое сколько хочешь. Или трусишь?
– С чего мне трусить после двух мужей, какой-то девчонки? – взяв со стола рюмку водки, заявила Надежда, решительно опрокинув её в рот и, хватая ртом воздух, зажмурилась от острого спазма в горле.
– Зажуй, храбрячка! – сунула Татьяна кругляш солёного огурца Наде в раскрытый рот, утирающей с глаз слёзы.
– Что, отпустило? Тогда пошли со мной, я тебя угощу чем-то послаще, тётенька, – беря твёрдой рукой Надю за талию и увлекая в прихожую с верхней одеждой на вешалке. На холодном ветру отрезвление к Наде не пришло и, спотыкаясь в нанесённых ворохах снега, поддерживаемая под руку новой знакомой, она зашла в соседний подъезд, уткнувшись горячим лбом в стену у квартиры Татьяны, пока та открывала ключом обитую дермантином дверь.
– Выпьем за знакомство, тебя как зовут? – стягивая с плеч гостьи пальтецо, спросила Татьяна.
Надежда обвела туманным взором прихожую хозяйки и пьяно промямлила, – Надей зовут.
– Надюхой, значит, а я, стало быть, Танюха.
– Ты чего, Тань, баб любишь? – недоумённо спросила Надя.
– И мужиков тоже, но баб больше. С ними оно жарче, нежнее и не залетишь. А тебе разве не приходилось трахаться с женщиной после своих мужей?
– Зачем это? Я, вроде, нормальная, – уклонилась от прямого ответа Надежда.
– От нормальных мужики не уходят, – авторитетно заявила Татьяна.
– Тут в другом дело, у меня мать шибко строгая, вот и развела меня с мужьями.
– Тогда, как в песне поётся – «вот и свела судьба нас», Надюша. Идём в комнату. Тут нам никто не помешает, – усаживая женщину на диван, заверила Татьяна. Её проворные пальчики пробежались по блузке Нади, расстегивая пуговки одну за другой.
– Зачем это? – воспротивилась Надежда, пытаясь снять с себя бесцеремонное обнажение горячими руками незнакомки, постепенно теряя сопротивление и ощущая возрастающее тепло в низу живота, расплывающееся по телу.
– Затем, чтобы не испачкать помадой блузку, дурёха, – требовательно приказала Татьяна, затягивая к животу с колен гостьи, широкий подол плиссированной юбки.
– Перестань, мне это не надо, – вяло возражая, бормотала Надежда. Чувствуя, как праздничная блузка под руками своей насильницы сползла с плеч и упала на спинку дивана.
– Зато мне надо, подними задницу, дай юбку стащу – в очередной раз распорядилась Татьяна, расстегнув крючки на поясе у Надежды.
– Черт с тобой, делай что хочешь, только не рви на мне одежду, лесбиянка чертова, – равнодушно сдалась Надя, заведя руки себе за спину, чтобы расстегнуть лифчик.
– Раздевайся сама, я принесу нам по рюмочке «Бисера» для настроения. Потом перекусим салатиком под шубой и покурим.
Сняв с себя всю одежду, оставив только трусики, Надежда отрешенно глядя на влажное пятно на трусах, с трудом соображала, что заставило её смириться с принуждением к такому нелепому совокуплению с женщиной.
– Ну, Надюшка, другое дело, – груди у тебя шикарные, как твои мужики смогли отказаться от такой красоты? Детей сама кормила?
– Сынишку ещё кормлю перед сном, избаловала мальчонку.
– Теперь меня побалуешь, – усмехнулась Танька, передавая в руки Нади полную рюмку болгарского вина.
Выпив вино, Татьяна велела Надежде полностью раздеться и, вдохнув аромат пятна на трусах, удовлетворённо заметила:
– Потекла, обманщица? А говоришь, не надо этого. Куда бабе деваться супротив природы? Ложись поудобней и не мешай мне. Куннилингусу мужья научили?…
* * *
С той новогодней ночи и начались постоянные встречи с Татьяной. Была она моложе Надежды, неутомимая в сексе, требовательная в желаниях, грубовата в общении с любовницей. О своей жизни ничего не рассказывала, а Надя не особо интересовалась. Стараясь поскорее завершить короткое свидание, утолив жажду вспыхнувшего возбуждения и вернуться домой к Клавдии Семёновне, которая присматривала за «сиротками», пока их мать была на работе, а скорее всего, таскалась по мужикам, по разумению старухи. Но как-то, уловив запах духов на одежде Нади, она устроила грандиозный скандал с мордобитием и, пригрозив лишить внуков наследства, надавав пощёчин дочери, надолго исчезла из дома Надежды. С тех самых пор, свидания подруг внезапно прекратились до самой смерти поборницы нравственности и морали. И как выяснилось на похоронах старухи, далеко не во всём её праведность соответствовала идеалу в глазах домашних.
* * *
Звук шагов за дверью вернули Надежду Сергеевну в существующую действительность.
Вот и зятёк пожаловал, – сообразила женщина, переведя взгляд на открывшуюся дверь.
– Дорогая тёща, я могу войти? – фамильярно обратился будущий зять к Надежде Сергеевне.
– Заходи Семён, только я у тебя в гостях, а не ты у меня. Но хочу попросить тебя, впредь учитывать мою суеверность. Пока не увижу кольца на руке моей Валюшки, не будем считать себя ни зятем, ни тёщей. А вот против имени, любовники, Семён Павлович, возражать не стану.
– Справедливо, Надюша, – согласился Семён, – сам предпочитаю принципиальность и последовательность во всём. Но с регистрацией брака, полагаю, ждать долго не придётся.
– Таня предупреждала меня о твоей несдержанности по отношению к партнёршам. Но у меня на этот счёт своё понимание. Ты молод, горяч, жаден до секса, однако, учти, Сёма, я тебе всегда буду полезна не только в постели, но и в качестве няньки ваших с Валюшей детей. А там, коли доживу, конечно, до их определённого возраста, сгожусь им в чём-то ещё. Чтобы не лезли преждевременно к матери под юбку. Хотя, и не минует Валюша их шалостей. У меня и Костька не избежал этой напасти.
– А если у нас девчонки будут, – усмехнулся Сёмка, присаживаясь на край постели, рядом с Надеждой Сергеевной.
– Доверите, так и девчонкам пригожусь в чём-то. Мне не доверите, так Татьяну приставите для этого. Я на всякий случай говорю об этом, – подвела итог Надежда, лёжа перед ним на постели, подтянув подол рубашки для большей наглядности.
– А Валюха совсем другая, – удивился Сёмка, любуясь Надеждой, задержав руку на лобке женщины.
– Молодая, зажатая, не во всём пока разобралась. С возрастом ядрёней меня и рассудительней будет, а в чём-то и лучше, – заверила Надежда своего любовника, – мне, лучше раздеться, Сёма? Только свет потуши для начала. Срамотно́ в моём возрасте перед чужим мужиком, по первому разу, неприкрытой лежать.
– Хочу видеть тебя всю, Надюш.
– А ты рукам своим доверяй, внешность в этом не главное, мой мальчик. Мужику памятно первое прикосновение к своей женщине, а не её изъяны на теле.
Семён подошёл к выключателю и погасил верхний свет. Вернувшись к Надежде Сергеевне, получил из её рук снятую ночную рубашку, с упоением вдохнув запах белья своей любовницы, и отложил её на стул с платьем. Сбросив с себя полотенце, он вытянулся на кровати, тесно прижимаясь всем телом к женщине.
Как же мне повезло с моими женщинами, – мелькнула в голове Семёна мысль из доверительного разговора с Надеждой Сергеевной.
– Не спеши, милый, ты сегодня получишь всю меня. Только понежь собой от души. У меня давно не было такого красивого и сильного мужчины. Костик ещё молод для меня, к тому же, он мой сын. Возможно, ты последний мужчина в моей жизни, хочу запомнить тебя таким.
– А как же Михалыч? – напомнил Семён, забирая в ладонь крупную грудь женщины.
– Ты муж моей дочери, а значит и прав на меня больше. А там всё от тебя зависит, коли хочешь, пользоваться мной в любое время. Только, Сёма, не забывай, что мы все подчинены твоей матери. Сейчас Валентина млеет в её объятиях, а там и мне предстоит тоже. Ведь с этого когда-то началось моё знакомство с Татьяной, милый. Теперь я тебе всё сказала. Время позднее, я больше не буду тебя занимать разговорами. А с Валюшей не затягивайте с оформлением брака. С жильём у нас всё в порядке, занимайтесь моими внуками. Будет нужна кухарка, другая помощь по хозяйству, так я всегда под рукой, если при себе оставите. Стеснять ни в чём не буду. А уж с нашими мужиками меня всегда поделишь. Захочешь в попу, крем у меня под подушкой. Размера твоего красавца не боюсь, разве что не очень резко. Жалей нас с дочкой. А женщина ко всему привычна ежели с ней любя и с нежностью. Не станешь целовать старуху, не обижусь, для того у тебя Валюшка есть. – Семён навалился на любовницу и та покорно развела под ним ноги, с порывистым вздохом, обняв широкие плечи мужчины.
* * *
Поднявшись на лифте на свой этаж, Веруша и Костька прошли к двери своей квартиры.
– Когти втяни на лапах и не цокай ими по коридору, Кто-то спит, а кто-то делом занят, – осторожно поворачивая ключом в замке железной двери, предупредила Верушка, ёжась от Костькиных поцелуев в завитки на шеи, – то не приманишь, а то не отгонишь от себя. Озяб, щуплый? Губы холодные, как лёд.
– Да собирался уже уходить… – признался Костик.
– Я бы тебе ушла, засранец, на пузе бы приполз, паршивец блохастый, – пригрозила Верушка, пропуская в открытую дверь Костика, – глазёнки бы повыцарапала бесстыжие. Иди на кухню, покормлю чем-нибудь. Только ручонками похотливыми меня не лапай. Сначала их помой, ковырялся в песочнице в кошачьем говне. Можешь не подмываться – не перепадёт, – на всякий случай предупредила Верушка, – ладно, паразит блохастенький, можешь чмокнуть в носик свою хозяйку, как утешительный приз за преданность.
Продолжение следует