ЕСЕНИЯ
ЕСЕНИЯ
До своего замужества Есения с родной тетей Верой не виделась ни разу. Знала, что она есть на белом свете, но не более того. Мама Сени, так звали нашу девочку, со своей сестрой отношений не поддерживала, по какой причине рассказывать не любила, какая-то темная семейная история, в которую Есения даже и не вникала, и вот эта тетка — как снег на голову.
Да, месяца через три, после свадьбы, как раз октябрь был. Оказалось, что родители сестер, то есть Сенькиных тети и мамы, старшей дочери Вере отписали дом за городом, младшей — квартиру в городе, где и прошло детство Есении, именно в этой квартире Сенька с мамой и жили.
На момент обнаружения тетки, мама Есении уже умерла от перетонита. И вот звонит эта тетка, и что ж выясняется? Что она врач — вирусолог, жила в Краснодаре, и вот теперь ее, как большого медицинского специалиста перевели в Москву, дали квартиру, ну, попутно она стала обживать свой загородный дом, оставшийся от родителей.
Тетя Вера сама позвонила Есении, и в том в доме, а, точнее сказать, на даче и встретились тетка и племянница.
Есения поехала просто из чувства вежливости, думала, что нанесет один единственный визит и поставит точку в этом родственном общении.
Однако, тетка оказалась очень интересной, разбитной особой. Общительной и простой, в пику своей чопорной сестре — Сенькиной матери. И вроде статус имела особый, все таки медик, а, значит, интеллигент, но выглядела Вера совсем не по интеллигентски, а как-то весело, по дачному. Племянницу она встретила в шлепках, трико и косынке с выбившимися из под нее густыми каштановыми вихрами, тронутыми сединой. И руки у тети были ну совсем не как у врачихи — загорелые в канапушках, с облупившийся на локтях кожей.
«Вот тебе и врач, — невольно подумалось племяннице. — Хоть бы кремом руки смазывала».
Поначалу тетка племянницу раздражала, своей фамильярностью, какой-то показной, как казалось Есении, заинтересованностью в ее жизни.
Вопросами слишком личными. Но постепенно Сенька поняла, почувствовала как-то, что родственница с нею искренна, да и как иначе, если своих детей у Веры не было, а племяшка, считай, единственная родная душа на свете.
В общем, они сдружились. Ехала Есения к тете на час, а осталась на все выходные. Ведь ко всему прочему и дом у Веры был уютный — она успела его обжить до встречи с Есенией.
Пили чай с малиновым вареньем. Вспоминали дедушек- бабушек. О маме Сеньки — ни слова, как сговорились.
А Вера все выпытывает у племянницы про ее мужа — из какой семьи, что за профессия, где работает, да что за человек.
Сенька сначала крепилась, а на второй вечер, под сладкое винцо, не выдержала, да возьми и спроси:
— Тетя Вера, вот скажите, интимные отношения для женщины важны?
— Солнышко мое, ну конечно важны, — стряхнула крошки со стола тетя.- Это я тебе не просто, как женщина скажу, а и как медик. А что ты эту тему — то подняла, твой-то как, в смысле постели?
Есения опустила ресницы, искренне вздохнула:
— Вялый какой-то, неумелый, да и вообще…
— Что значит вялый? Ну ко глянь на меня. У него не стоит? Эректильная дисфункция?!
— Встает, но он очень маленький, и я ничего не чувствую.
Тетя показала средний палец:
— Такой?
Есения зарделась. Вера выпрямила указательный:
— Такой?
Девица залилась румянцем еще пуще.
— Что, такой?!- Женщина оттопырила мизинец.
Сенька кивнула и глубоко вздохнула.
— Дааа, девка, промахнулась ты. Куда ж ты смотрела, когда замуж выходила? Полно же литературы, порно, что, не могла сравнить?
— А Саша говорит, что в порно не имеет никакого отношения к жизни! — Заступилась за суженого Есения, — и я его люблю.
— Полюбила парня я,
Оказался без хуя,
На хуя ж мне без хуя,
Когда с хуем до хуя
Задорно кукарекнула тетя похабной частушкой. Сенька даже ладошки от лица отняла, настолько эта пошлая песенка казалась неуместной.
— Ну раз любишь, то терпи. — Пожала плечами тетя. — Да и плюсы у него есть — родители его далеко, квартира, не пьет, да и гулять он не будет. Он просто не сможет.
Есении показалось, что тетушка легонько ухмыльнулась в свои едва приметные усики.
В электричке, отражаясь в вагонном окне, Есения думала о том, что тетя Вера слишком прямолинейный человек, а у таких не стоит спрашивать советов. У них все четко, без оттенков. А жизнь не делиться на черное и белое, она многоцветна и наполнена оттенками и полутонами.
А дня через два тетя позвонила. Сенька как раз у кассы в Пятерочке стояла, поэтому, чтобы поговорить с Верой ей пришлось отойти в сторонку, то есть вернуться в торговый зал, уступив место в очереди.
— Я знаю, как тебе помочь.- Обнадеживала тетка.
— Тетя Вера, выкиньте вы из головы, я просто спросила, а вы целую проблему придумали, — говорила девушка, прикрывая губы ладошкой.
— Слушай тетку, — настаивала родственница. — И брак сохранишь, и нашу бабью радость испытаешь. Все знаю…
Тетка просила приехать к ней в клинику «прямо сейчас». Мол, попьем чаю и все обсудим.
В больничке Сенька сразу и не узнала Веру. Куда девалась ее дачная брутальность. Здесь это была стройная, моложавая женщина на каблуках и в белом халате. С виду очень строгая, такая интеллектуальная стервочка в тонких очечках.
Есения облачилась в бахилы и халат, и обе заговорщицы заперлись в кабинете.
Сенька присела на топчан. Вера опустила жалюзи и осталась стоять у окна.
— Ты знаешь, что я была замужем, — начала тетя( племянница меж тем ничего не знала о семейной жизни тетушки).
— Последний раз за этим… ну не важно. Гад был редкий, и звали по идиотски Иннокентий, так и не смогла приучить его к порядку и гигиене, ну ладно, это отдельная история. И был у него отец, мой свекр, и тоже имечко — нарочно не придумаешь — Павлин! Страшный, как кабан, но, ты не поверишь, ни одной юбки не пропускал… И мне прохода не давал, ни сына не стеснялся, ни жены своей, моей дорогой свекровушки… А недавно узнаю, что он живет неподалеку, как говориться в шаговой доступности. Представь, тоже переехал с Юга! Вот тебе и «судьба».
Словом, я подумала, а почему бы тебе не стать его любовницей?
В кабинете повисла пауза. Тетя смотрела на племянницу прямо, как казалось, даже с легкой иронией.
Есения не верила своим ушам:
— Я не стану изменять Саше, — горячо и тихо сказала она.
— А я разве предлагаю тебе изменять? — В удивлении подняла тонкую бровь Вера. — Да я даже и в мыслях такого не держала. Павлин просто может стать другом вашей маленькой семьи. Приходить к вам в гости. Повторяю, — тетушка перешла на лукавый шепот, — он очень хорош в постели. Просто великолепен!
— Какая разница, где встречаться?! — То ли плакала, то ли смеялась Есения. — Измена, она везде измена.
— Ну не скажи. В присутствии твоего Саши, это уже не измена. Да, он должен все знать. И он даст свое согласие. Я просто уверена в этом. Даже будет помогать.
— Откуда вы знаете?
— Да уж знаю.
— Я даже обсуждать это не хочу. Это дико, ненормально и аморально…
— Ну и дурочка. Проживешь со своим Сашей, так оргазма и не испытаешь, не потопчет этот теплый зверек твой голый лобок своими пушистыми, щекочущими лапками.
Вера присела на топчан, обняла племянницу:
— Подумай сама, друг семьи, что тут такого? У многих есть друзья. Павлин, кстати, мужчина мастеровой будет у вас хозяйство вести. В квартире все будет работать как часы- техника, сантехника, розетки… Да, мужчинка он ершистый, непростой… Но и ты тоже, манерная такая. Чего ты такая щепетильная? Расслабься. Поверь тетке, наторит мужичок тропиночку в ваш дом, еще сама захочешь его у себя жить оставить. А, дуреха?!
— То, что вы предлагаете, это так необычно…
— А что тут необычного? Хуй с мизинчик, это ненормально, пойми… Со временем ты и сама не поймешь, как начнешь искать мужика на стороне.
А тут уже будет свой, прикормленный, испытанный. И муж рядом, и никаких измен. Сама подумай, какое счастье тебе тетя предлагает — ты сама, как королевишна, при двух дружках- один для тела, другой для души! Давай в эти выходные, не кочевряжься, мы Павлина к вам на смотрины и пригласим. Не понравиться, дашь от ворот поворот.
— А какой он?
— Хороший. Тебе понравится. Я же вижу, придавило тебя, бледная, прыщики. Начнешь жить настоящей половой жизнью, как замужняя баба, прыщи сойдут, грудки нальются. Расцветешь, умиротворишься. И Саше твоему от этого лучше, если любит, то должен простить и понять. Он же не собака на сене: и сам, не гам, и никому не дам. Зачем ему то, что ему не по зубам?!
— Это же Саше надо как — то сказать.
— Об этом не заботься. Сама с ним поговорю. Дашь мне телефон. Предупреди его лишь, что в субботу придет мужчина «для разговора».
— Ну ладно, но только познакомимся.
— Хорошо. Но и ты дай обещание, что во всем будешь слушаться меня. Я буду всем заправлять.
— Ок. А вдруг я ему не понравлюсь? А что мне надеть?
— Ну и дура ты, Сенька. Ты думай лучше, что тебе «раздеть». Да шучу я, чего ты краской заливаешься. Еще же ничего не было. Если честно, между нами только, я ему уже о тебе рассказала.
— А он?
— Глазки загорелись у старого козла. Еще бы! Молодая девка. Ты же у нас красавица, любому счастье составишь. Чего уж тут говорить об этом проходимце.
Не известно, что тетя Вера рассказала такого мужу своей племянницы Александру, но весь остаток недели он ходил какой-то затравленный, как говориться, сам себе на уме. И жена Есения не тормошила его, она думала о предстоящей встрече с незнакомым мужчиной и эта встреча тревожила ее.
Вообще, Саша по жизни был болтлив, отчасти завистлив, любил посплетничать. И его такое тихушное поведение могло бы насторожить молодую супругу. Но в маленькой семье не происходило никаких разборок — каждый оставался сам в себе.
А город жил своей осенней жизнью. Ложилась на мокрый асфальт желтая листва, перекликались гудками автомобили, в театрах давали премьеры.
Но что такое они, перед этой вечной Премьерой жизни!
В субботу на квартиру молодоженов тетушка приехала первой. Сенька встретила ее во дворе многоэтажки. Павлин по дороге еще зачем -то в часовую мастерскую.
В означенной квартире он появился часа на полтора, а то и два — позже условленного времени. Успела простыть курица с горошком, которую со слов тетушки, гость очень любил, и которую для него и готовили. Солнце, склоняясь к закату, вошло сферу окон гостиной, бросив косые лучи на бежевый, с зеленым, замысловатым узором ковер, висящий на стене.
Павлину сбросили адрес, с порога он начал укорять встречающих, что квартира у них в «ебенях», и он замаялся искать этот чертов дом:
— Вы не могли его еще дальше запрятать, куда-нибудь вообще за лесок? — Недовольно гудел он своим противным басом, как будто молодые сами выбирали этот дом.
Павлин был крупным пожилым мужчиной, лысым, с быковатым затылком, мелкими туманными глазками, глубоко посаженными в череп, большими руками и животом.
Явился он, что называется, с пустыми руками, хотя и шел в гости, без головного убора, в каких- то несуразных туфлях и коричневом видавшем виды плаще. Он был гораздо выше и шире каждого из присутствующих. Есения и Александр с его появлением почувствовали себя неуютно. Девушка демонстративно поджала губы и высокомерно удалилась в дальнюю комнату. Она дала понять, что не хочет иметь с этим престарелым безобразным мужланом никаких дел, ему лет 68, не меньше, в то время, как тетушка чмокнулась со своим бывшем свекром в губы.
— Я не пойму, в этом доме хозяйки что ли нет? — Вредничал визитер в коридоре. — Обувь раскидана, воняет горелым, у вас что тут, пирожки сгорели?!
— Ну не ругайся, Павлинчик, — просила Вера, — ребятки исправятся. Ты что-то совсем не в духе.
— Да как же не ругаться. ЖКХ опять повысили. То платил три тысячи, теперь три с половиной.
— Будешь хорошо себя вести, у тебя дополнительная жилплощадь может появиться, и красивая девочка в подружки.
— Это вот та цаца, что морду задрала и ушла?- Спрашивал пенсионер нарочито громко, чтобы Есения слышала.
— Ну что вы сразу ссоритесь, еще не познакомились, а уже, как кошка с собакой. Сеня, иди к нам, представься своему другу.
Есения демонстративно прикрыла дверь комнаты.
— Гордая, — подытожил Павлин и решительно шагнул вперед, не разуваясь. Ударом руки он распахнул дверь и вынес на плече из комнаты девушку, которая визжала, кусалась и колотила его кулаками по спине.
Обидчик поставил ее на ноги, плотно прижал животом к стене, сдавил рукой ее подбородок и засосал ее рот. Та укусила его в губы, но убегать не стала, хотя могла, ведь Павлин схватился рукой за укус, она так и стояла напротив вероломного гостя, дрожа от ярости.
— Ой, сладкая девочка! — Облизал мужчина окровавленную губу. — И тут же дал девке тяжелую пощечину.
Саша кинулся на него, но тут же отлетел, наскочив на кулак гостя.
Сенька кинулась к мужу, обняла его, супруги с ненавистью глядели на небритую образину.
— Выметайтесь, сейчас же, — прошипела Есения.
— Ну что вы как дети, право? — Примирительно подняла обе руки тетушка. В тот момент она пожалела что пригласила свекра. Она думала, что с годами он поумерил пыл, да не тут-то было.- Давайте посидим, винца выпьем, помиримся. Поругаться мы всегда успеем заискивала она.
Саша основательно струхнув, сообразил, что перечить гостю, видимо, не стоит. Ошарашенная Есения послушалась тетку, но оставалась все такой же высокомерной, хотя ее трясло от ярости, обиды и от того, что какое-то чучело, явно низшее по происхождению и по интеллекту, так обидело и задело ее.
Гость снял плащ. Расселись за столом на кухне. Павлин жрал курицу, чавкая и сплевывая изжеванными костями. Вера тянула рюмочку, соблазняя Сеньку выпить. Александр не знал, что и делать.
— А ты, значит, совсем не пьешь? — Спросил Павлин у Есении.- Гордая, да?
— Допустим, и что?! — С вызовом ответила девушка.
— А если я на голову встану, выпьешь? — В лоб спросил мужчина.
— Попробуйте, — издевалась Сеня, понимая, что этому здоровенному, старому долдону во век не встать на голову. А он не спеша вытер руки полотенцем и встал на ту самую голову. И с первого раза, чуть не упершись ступнями в потолок, и мелочь со звоном посыпалась из его карманов и раскатилась под столом, и стульями.
Зажмурившись, дивчина, выпила коньяк до дна. А гость вернулся на ноги и весьма неуклюже, чуть не завалив стол с угощеньями.
— А теперь, на колени! — Высокомерно указала пальчиком в пол молодая.
Гость как -то свирепо и с азартом сверкнул очами и встал на колени перед Есенией.
— Браво! — Зааплодировала тетя Вера.
— Вот так и стойте, — велела девчонка. — И помните, что вы никто, и зовут вас никак. И я тут хозяйка.
Сеню явно вело от спиртного, она раскраснелась, ей уже было интересно, ей хотелось весело общаться.
— Вот так же и мои младшие детки, такие же норовистые, — вернулся на стул Павлин, адресуясь с одышкой к бывшей снохе Вере. — А я им сказал, умру, чтобы и ноги вашей на моей могиле не было.
А теперь вы пойдете в постель, все! Разденетесь и будете ждать меня голые! — Серьезно велел Павлин и махнул рюмку.
— Ага, как же! — Усмехнулась Есения. Тетка сжала ее руку, она -то знала, что этого быка лучше не драконить. Себе дороже.
— Давай так, Павлинчик, — подлизывалась она.- Мы пойдем, но руководить буду я. А ты будешь все послушно исполнять. И будешь хорошим мальчиком.
— Ок, как скажешь, родная, — миролюбиво поднял руки гость. — Ты же знаешь, я всегда хороший мальчик.
— О, да! Уж тебя-то я знаю. Посиди тут, и мы тебя позовем.
Тетка затолкала племянников в спальню. Прикрыла за собой двери.
— Так, детвора, ему сейчас лучше не перечить. Полежим с ним, думаю, он скоро заснет. Ничего не бойтесь, я буду руководить, он меня слушается.
Саша основательно трухнул. А Есении все еще казалось, что она в любую минуту сможет усмирить этого бушующего маргинала.
— Нам что, и раздеваться? — Удивлялась девушка.
— Раздевайтесь, быстро. Говорю же, просто полежим с ним, и все. Слушайтесь меня!
Вскоре все трое юркнули под одеяло, благо сексодром был просто необъятный. Комнату подсвечивал уютный, бежевый торшер.
— Павлинчик, иди же к нам, — ласково позвала Вера.
— Как идти? — Пробасил мужик.
— А ты снизу все сними и трусы тоже, оставь на себе лишь майку, пусть залупа свисает из под нее. Мы тут голенькие.
Павлин вошел, остановился у постели. Тетка лежала с краю. Она ухватила яйца свекра, стала массировать их:
— Вот так, вот так! Какие они у тебя горячие! Задери — ка майку.
Павлин задрал майку, стянув ее в кулак на пупке. Его член свисал чуть не до колена:
— А ты все такой же жеребец, — подзуживала женщина, — надрачивая его плавными движениями.
— Покажите мне голую девку! — Велел Павлин.
— Павлинчик, ты же обещал меня слушаться. Девочка стесняется. Она не готова. И муж ее тут.
— Покажите мне девку, я сказал! — Засопел этот бычара.
— Сенечка, покажи ему себя, — нежно попросила тетя.
— Тетя Вера, вы же обещали, — захныкала Есения.
— Покажи, не бойся. Ничего не будет. Ты же сама видишь в каком он состоянии. Прошу тебя, милая.
Лежащая под стенкой девушка нерешительно убрала одеяло. Встала на колени, явив крутые белые бедра, небольшие груди и пизду.
Павлин прямо замер зачарованный. Его нижняя губа косо свисала с ниткой слюны.
Он пожирал глазами молодую.
Его член привстал толчком, потом в него пришел еще толчок, он выпрямился, наконец, третьим самым сильным толчком он мощно встал на полную, сверкнув смазкой, ловко завернулся толстым полукольцом под пупок. Дыра его ядреной залупы была залеплена смазкой, которая лениво расползалась по головке.
— Иж как на молодую девку встал, как у коня! — Задабривала тетя голого свекра, умело и напористо надрачивая его член, словно набрасывая на него петлями круговые движения руки. — Кончи, на девочку, кончи сладко. Она тебе даст, но не сейчас. Сейчас ты слишком возбужден для нее.
— Я хочу ееееееее!!!
— Не сейчас. Она тебе правда даст, но не сейчас, потерпи.
— Я хочу еееееееееее!!!!
— Ну давай тогда первую меня!
Павлин вытащил Веру из постели, буквально схватив пятерней за шею, кинул на палас. Сам стал расставлять ее раком на паласе.
Придавил ее голову к полу своей лапищей:
— Только не здесь, прошу, любимый, — горячо шептала тетя.
А он уже обеими руками максимально развел ее бедра в позе раком, вогнул ее спину чуть не до пола, отчего ее крупная вагина раскрылась максимально:
— Только не здесь, прошу пойдем в другую комнату, только не при детях,
— умоляла женщина, чувствуя хуй свекра :
— Куда ты, дура. вырываешься, куда ты крутишь пиздой, дура!
Он жестко стиснул своими клещами ее талию и круговыми движениями плавно вбуравился в нее по самые яйца.
Она поймала воспаленным клитором его яйца, его яйца легли на ее клитор. Они замерли словно лаская друг друга своими самыми интимными местами.
И тут он начал ее ебать.
Это было что-то! Не смотря на свой живот, не вынимая жестко ебал ее в одной позе минут сорок. Частые сочные чавкающие звуки заполонили всю квартиру.
Она уже не помнила ни себя ни племянников, она отдавалась словно погибала в этом огне оргазмов, судорогами проходящими по ней один за другим.
Часто замирала и дрожала так сильно, что казалось, с нее начнет сползать кожа.
В эти моменты ее сфинкер бешено сокращаться. Есения, глядящая на это во все глаза, видела этот ритмично играющий как диафрагма фотоаппарата сфинкер. Она гладила свою густо смазанную вагину. Временами ей было страшно стыдно перед мужем, но она не в силах была перестать ублажать себя этой сладкой мукой рукоблудства.
Она так и стояла на коленях, выпятив пизду, драконя свой девичий лобок лобок. Лаская свои груди.
Наконец любовники слепились в последнем оргазме. И Павлин стал спускать в партнершу толчками. Есении было видно, как шевелятся, словно змеи в мешке его яйца.
Наконец любовники рухнули на палас.
— Как же ты возбудился на девочку! — Наконец нежно промяукала Вера, опустила голову на грудь любовника и блаженно опустила веки.
Тетушкино тело казалось племяннице необыкновенно молодым, хотя ее развороченная вагина была не по телу крупной, безобразной, неправдоподобно какой-то цветной, глубоко насытившийся опасной спермой.
Павлин принакрыл Веру лапищей и захрапел.
Наконец женщина неуклюже выбралась из под его тяжелой руки, ушла в ванную.
В на другой день по телефону она извинилась перед племянницей, сказала, что допустила ошибку и больше такого не повториться. А если Есения ее не простит, то она поймет.
Однако девушка простила родственницу. Попросила лишь, чтобы больше этого Павлина она не приводила.
Тетка клятвенно пообещала.
— Он не просто хам, но еще и дурак набитый, — посмеивалась Есения. Их общее «маленькое» приключение уже не казалось девушке таким уж опасным и рискованным.
На том вопрос и был закрыт.
Однако, дня через два Есения сама позвонила Вере. Сказала, что нашла на кухне чужое кольцо. Видимо у Павлина выпало вместе с мелочью.
— Откуда у него кольцо, — смеялась тетя. — Гол как сокол. То не его.
— А он, что же, один живет? — Поинтересовалась Сеня.
— Один. Потому и злой такой. Баб — то у него много, да семью все никак не создаст, кобелина.
— Жалко его, — вздохнула племянница.
— Да что его жалеть, ты себя пожалей.
— Ну как же он один, неприкаянный. И глаза у него злые, а такие грустные.
— Так может снова его привести, а ты утешишь?
Женщины засмеялись.
— Ну если только он будет себя вести прилично, то приводите. А то мы тоже накинулись на него, человек все таки. Да и кольцо это, надо же найти хозяина.- Не то шутила, не то всерьез предлагала Есения.
— Надо подумать.
— Только предупредите его, что он не в пивной, а все ж таки у культурных людей.
— Предупредить — то я могу, да только он уехал. Куда, не знаю. Видели с чемоданом. Разве что позвонить, если ты просишь.
— Да, прошу.
— Но смотри, будь умницей, не строй из себя цацу и не умничай.
— Правда я не знаю, что Саше сказать.
— Скажи, что Павлин придет помириться. Придет для беседы. И ты с ним просто побеседуешь…
Если хотите знать, что было дальше — пишите мне: