– Ну и денек сегодня. Жаркий, вы не находите? – диджей маленькой радиостанции отбросил всякие попытки веселить честной народ и откровенно потел в микрофон.

– Да, – ответил телефонный женский голос. Тоже распухший от жары.

– Что ж. Нам ничего не остается, как поговорить о холоде. У вас есть какие ни будь мысли на этот счет?

– Ну… Я бы не отказалась съесть мороженного…

– Сколько?

– Две… Три порции меня устроили бы.

– Что до меня, то я съел бы ящик.

– Это… Это, наверное, вредно.

– Жить вообще вредно. Не так ли?

– Ну… Наверное, вы правы…

– Вижу, вы не отличаетесь разговорчивостью… Что ж, до встречи, мисс. Дадим возможность высказаться другим. Я вижу на пульте красную лампочку очередного телефонного звонка… Алло, вы в эфире, я вас слушаю…

– Разденься, дружок… – Голос звонкий, девчачий, размыт посторонним шумом. Похоже на рев двигателя.

– То есть? – диджей хохотнул.

– Сними свою майку, штаны, трусы, носки, вчерашний гандон… Что там еще на тебе надето… И прыгай со своей башни. Пот высохнет на лету, обещаю…

– Уфф… Что жара делает с людьми. Надеюсь, нас не слушают дети…

– Тебя вообще никто не слушает. Включая меня.

– Вы не очень – то вежливы, мисс.

– Вали на жару – она все спишет. На этом гребаном шоссе просто не ловится ничего, кроме твоей вонючей станции.

– . .. Не знаю, почему я не кладу трубку – пауза перед этой фразой истекала потом. – Может, жара расплавила мозги…

– Не льсти себе. Было бы, что расправлять.

– Ну, все!.. (That s it!)

– Ау, крошка! Положив трубку, ты сознаешься в том, что испугался. Где твои яйца, кабальеро? Покажи даме класс светской беседы. А остальные пусть слушают…

– Да… Лучше бы я продолжал беседу с предыдущей слушательницей… Вы звоните из машины?

– Да. Ты хочешь записать номер?

– Нет уж… Думаю, его можно узнать, полистав корешки штрафов у любого копа от Фриско до Яблока.

– Это было неплохо, парень. Только штрафов с меня не берут.

– Догадываюсь.

– Правильно догадываешься.

– Как же вы говорите, ведя машину?

– Кто тебе сказал, что я за рулем? Таких, как я, без хозяина не выгуливают…

… Она повернула голову и без улыбки посмотрела на того, кого назвала Хозяином. Все ее веселье сорвалось, как шляпа на ветру, и закувыркалось в пыли за машиной. Она не любила своего нынешнего Хозяина.

Он сидел прямо и глядел на дорогу, не обращая внимания на попутчицу. Ему нравилась шальная девка, странно было слышать ее голос в радиоприемнике. Этот голос слишком часто снился ему по ночам, чтобы теперь достаться всем в коротковолновом диапазоне. Он ощутил ревность, привычная тоска боднула в сердце, машина вильнула в сторону и выровнялась не без усилия.

Скалистые горы, эти пни одиночества, брели по обе стороны шоссе, не обращая никакого внимания на человеческих букашек…

– И что же думает ваш… э – э – э… хозяин по поводу того, что вы сейчас несете в прямом эфире? – в голосе диджея зазвучала надежда на подмогу.

– А мне насрать, что он думает. Наверное, ничего не думает. Иначе я давно уже была бы на обочине, не так ли?

– Не знаю, как он все это терпит. Я бы на его месте…

– И не мечтай, приятель…

– Хорошо. Передайте ему от меня привет и сожаление. Скажите, что у меня есть пара банок пива на тот день, когда он останется без вас. Мы выпьем их за ваше здоровье.

– Он передает, чтобы вы засунули эти банки себе в жопу. Right now!

– Они еще недостаточно остыли. Кстати, мы ведь говорили о жаре. Как вы с ней справляетесь?

– Ты действительно хочешь, чтобы я тебе это рассказала?

– Почему бы нет? Это лучше, чем слушать ваше хамство.

– Хорошо. Тогда закрой варежку и слушай вместе со всеми. Я вас, мальчики и девочки, плохому не научу. И не скажу ничего нового. Просто повторим старый урок.

– Окей, я снимаю с себя полномочия диджея и передаю их вам. Дорогие слушатели, я впервые в жизни готов обратиться к вам с просьбой не оставаться на нашей волне. Ситуация вышла из под контроля, но, черт меня побери, если у меня поднимется рука повесить трубку.

– Что ж. – Ее голос стал еще звонче. – Начнем. Для начала, дамы и господа, ощупайте свои хозяйства, если вы понимаете, о чем я говорю. Надеюсь, они у вас уже достаточно мокрые, хотя бы от пота, если мой сказочный голосок еще не изверг из них других выделений…

… Он по – прежнему смотрел прямо на дорогу, и жалел, что руки заняты. Выделений было уже более чем достаточно, и пота среди них было – кот наплакал. Ее голос дразнил каждую клеточку его обветренного, загорелого одиночества. Он молчал, боясь словом расплескать ощущения, и не поворачивался к попутчице, словно мог от этого обратиться в соляной столб. Зато приготовился выполнять все Ее инструкции по борьбе с жарой.

Она, переложив телефонную трубку в левую руку, честно исполняла все то, о чем импровизировала в эфире.

– Что ж, мальчики и девочки, жара позаботилась о том, наши упражнения не стали суходрочкой. Ваши пальчики, милые девочки, и ваши ладошки, ребята, на счет «раз» должны оказаться там, где на плесени воздержания растут орхидеи восторга. Поехали! Раз! Ах, моя проказница, как давно мы не виделись!.. Целый день никто не искал жемчуг в твоей прелестной раковине! Расскажи, как жила все это время… Вижу, что плохо… Ау, милые, поговорите каждый со своей штучкой. Они это любят. Вот, моя, например. Свернулась, как ухо от предвыборных дебатов… Это не дело. Дай – ка я поглажу тебя, подруга… Эй, диджей, ты еще здесь?

– Да, о внебрачное дитя скандала…

– Поставь нам музыку, недотепа. Пора немного помолчать. И послушать шуршание, с которым кровь расправляет наших сонных зверей.

– Какая музыка тебе подойдет?

– Поставь Моцарта. Изрядные хиты писали в те времена, когда не носили трусов и облегчались в лохани…

– У меня нет Моцарта.

– Почему меня это не удивляет? Ты слышишь, подруга, у него нет Моцарта! Эй, все, у него нет Моцарта! Некому позаботиться о наших штучках, кроме нас самих. Что ж. Я сама спою вам песенку, и пусть ваши пальчики пустятся в пляс…

… Он резко притормозил, съехал на обочину и спустил штаны. Терпеть дальше стало невмоготу. Сквозь помехи эфира и треск собственного сердца он плавал в Ее голосе, таком близком и таком далеком, который можно потрогать, но нельзя схватить. Он схватил то, что оказалось под рукой, и, закрыв глаза, отдался наивной мелодии с простыми словами, прерывающейся на каждом такте от Ее телодвижений.

… Далеко впереди другая машина, а за ней – третья, у самого горизонта, встали на якорь. Общее безумие охватило пустынное шоссе, горы поехали в обратную сторону, калифорнийские грифы стали кругами спускаться вниз. Истекающие потом одиночества ласкали сами себя, не обращая никакого внимания на попутчиков, которые делали то же самое. Касаясь друг друга, люди вздрагивали и отодвигались в сторону. Последние мгновения прошли в сосредоточенном, хором пыхтящем молчании. Петь было некогда. Единственным звуком стал треск радиопомех. Потом Она закричала, и все закричали вместе с ней. И грифы, сорвав резьбу своих кругов, испуганно вывинтились обратно в небо…

После долгого молчания в эфире вновь зазвучал Ее голос. Вернее, сначала дыхание. А потом – голос.

– Не знаю, как вам, а мне жара уже по барабану…

– Мне нечего сказать… – голос диджея заметно дрожал. – У меня тут все линии разрываются после твоего выступления… Такая светомузыка, в глазах рябит.

– Ладно, мальчики и девочки. Остыли – и в путь. Не знаю, как вам, а мне к вечеру нужно быть на месте. Всем пока!

Из стоящих машин еще минуту неслись бессмысленные короткие гудки. Потом моторы заурчали, пыльные монстры стали выруливать на проезжую часть.

Она бросила трубку в бардачок, посмотрела на Хозяина и отвернулась. Ей хотелось плакать. Она не любила человека, сидящего за рулем.

Он ехал медленно, будто не хотел покидать место странного пикника. Он так и не посмотрел в сторону своей спутницы. Ему было неприятно ее присутствие.

Он ехал на запад в своем серебряном Линкольне.

Она неслась на восток в чужом черном Шевроле.

Они разминулись, едва не столкнувшись, и поехали дальше, каждый – своей дорогой. И только клубы горькой пыли от двух машин, обнявшись, станцевали на обочине что – то вроде короткого, на пару тактов, вальса.

© Mr. Kiss, Сто осколков одного чувства, 1998 – 1999гг