Коли мама жены проживает на нашей жилплощади, должна быть от неё хучь какая польза. Матроскин вон галчонка приучил «кто тамать.» А тут вполне взрослая женщина, к тому же с верхним образованием. И со стряпнёй всякой знакома не по наслышке. Чего у наших женщин не отнять, так это умения готовить. Из ничего сообразит нормальную еду. Времена всеобщего дефицита приучили экономить и готовить.

Примерно такие мысли бродили в голове Володи, молодого мужчины, оставленного женой на свою маму. Путёвку ей, панимаш, дали на работе за высокие показатели. Прямо как в добрые времена Союза ССР.Уехала в Туретчину. А Вовке теперь расстройство одно. А ну как какой янычар или башибузук на его Маринку обзарится да скрадет в свой гарем. Вовка хихикнул. Турку тому можно было лишь посочувствовать. Скорее всего станет просто евнухом, если Маринка не придумает чего похуже.

Жена позвонила рано утром. Подсчитала время с учётом разницы часовых поясов и поздравила мужа с днём рождения. А он, честно говоря, забыл. Поздравила, поинтересовалась, как проходит лечение мамы. А чего там лечить? Всё под контролем. Укольчик утром перед работой, укольчик вечером на сон грядущий. Ну, и ночью, если приспичит. Почему-то приспичивало каждую ночь. Приходилось вставать и топать в спальню тёщи, чтобы провести сеанс укалывания. Перебраться хотя бы временно в супружескую спальню дочери и зятя тёща отказалась категорически.

— Супружеская кровать для супругов.

— А ты кто? — Поинтересовалась дочь, предлагая матери переезд на время своего отсутствия.

— Пациентка. Болящая. Все бы больные с докторами спали. Всё, разговор окончен.

Видимо Маринка позвонила и матери, а может тёща и сама не страдала склерозом, только по возвращении домой Вовку ждал сурпрайз.

Тёща с порога поздравила зятя-доктора с очередной днюхой, наговорила много пожеланий и вручила тортик, изготовленный самолично, своими руками. Будто в их доме были ещё чьи-то руки, кроме рук тёщи и Вовки.

Торт — это очень уж странный предмет: Он, если есть, то его надо съесть. Долго такое не хранится. А у тёщи уже и чай запарен. Она и спросила

— Будем чаёвничать?

— Конечно. Хочу попробовать, что ты там изобразила. Скажи, а почему ты Маринку не научила торты печь?

— Научится, Вова, какие её годы. Пока я могу, ей зачем у плиты стоять? Лучше пусть с мужем постель мнёт. Для здоровья полезней.

— Что, оценила лечение?

— Ой, Вов. Оценила, ещё как оценила.

— Ну ладно. Сейчас чаю попьём и полечимся.

Тёща чего-то заменжевалась, вроде как смущение её пробило.

— Вов, хочу подарок тебе сделать. Маленько похабный. Не обижайся, от чистого сердца.

Вовку интерес пробил — что за подарок? Заёрзал от нетерпения, так захотелось получить обещанное. А что похабный, так такого насмотрелся, что мало что сможет удивить.

— Обещаю, что приму без обид. Заинтересовала ты меня, мать. Давай скорей.

Тёща достала из подвесного шкафа баночку взбитых сливок. Вкусная вещь, если что. Печеньку такими сливками помажь и ешь — язык проглотишь. Только как связаны сливки и подарок? На ум не приходит ничего. Ладно, подождать, так мать сама скажет. А она смотрит с сомнением, вроде раздумывая — стоит или нет предлагать что-то зятю. Вовка поторопился успокоить.

— Мам, сказал же, что будет без обид.

— Ладно. — Тёща мысленно махнула рукой: будь что будет, попросила зятя. — Штаны снимай.

Что угодно ожидал, но не это. Как связаны штаны и подарок? Но встал и стянул с себя одежду. Скромность? Стеснение? Да вы о чём? Стыдиться в семье, когда зять лечит тёщу и жену инъекциями спермомицина в присутствии обеих больных? Вы вообще о чём? Мораль? Так не общество подстраивается под мораль, а мораль меняется по запросам общества.

Тёща, хихикая, нанесла из тюбика сливки на Вовкин член.

— Сладенького хочу. Не сердишься?

Вовка засмеялся

— Удивила, мать. Такого со мной точно ни разу не было. А дальше что?

— А дальше буду пирожинку кушать.

— Не откусишь лишнего?

Беспокойство о хозяйстве присутствовало. Всё же не на помойке нашёл, от родителей досталось и дорого, как память, как необходимость, как предмет ежедневного употребления.

— Нет, я кусать не стану. Оближу. Вов, захотела так тебя поздравить.

— Такого подарка мне никто не дарил. Спасибо, мать.

И замер, отдаваясь ощущениям от тёщиного облизывания и обсасывания члена. А та старалась, работала языком и губами. Поначалу вялый член надулся от важности. Как же, сливками помазали, облизывают, обсасывают. Как тут не возгордиться. Дождавшись, пока тёща закончила облизывание, подобрав всё до последней капельки, потянул с неё платье. Трусы тёща дома не носит по требованию дочери. Да и зятю сподручнее. Загнул, подол завернул и пользуйся. То есть лечи мамочку жены. Тёща помогла зятю стянуть с неё платье, без понуканий приняла самую удобную для зятя позу. А тот, паразит, смеётся

— Сейчас, мать, будем делать из тебя сладкую женщину. И выдавил приличную порцию сливок прямо во влагалище, заставив тёщу растягивать ягодицы, чтобы сливки попали по назначению.

Отбросив в сторону баночку со сливками, направил Вовка облизанный орган точно в заполненную сливками щель. Тёща только охнула, принимая в себя шприц зятя. А тот, наяривая маменьку жены с тыла, вгоняя шприц в самую глубину подлежащего лечению места, попросил

— Кончать пока не хочу. Как кончишь сама — скажешь.

— Да. Да. Конечно.

Тёща согласна на всё. Всё же доктор, не лапоть какой. И подмахивала жирным задом, получая удовольствие. Сливки, заполнившие влагалище, с чавканьем, с чмоканьем выдавливались наружу под давлением поршня шприца. Выдавливались и размазывались по Вовкиному лобку, скапливались между ягодиц тёщи, собирались венчиком на шприце. И чем дольше Вовка долбил тёщину вульву, тем лучше взбивались сливки.

— Пропадает продукт, — подумал Вовка, — да сколько много. Жалко.

Жалко — не жалко, но пропасть продукту никто не дал.

— Вов, Вова. Я всё.

Всё так всё. Вовка отпустил тёщину задницу, за которую держался. Тёща устало села на диван.

— Ох, умаял.

— Ты хоть кончила?

— А то стала бы я просить отпустить. Кончила, конечно. Вов, иди ко мне ближе.

Зять подшагнул. Тёща тут же завладела его шприцем, взяв его крепко рукой и направив головку в рот.

— Мать, ты что?

— Как что? Смотри, сколько сладкого. Сейчас оближу. Не пропадать же добру.

Вовка только что думал про напрасную трату сладости, а тут тёща нашла выход из положения. Причмокивая от удовольствия, принялась слизывать сливки вперемежку со своими выделениями. А уж этого добра было богато. Тёща вообще течливая. А она собирала пальцами свободной руки суспензию со своей вульвы и облизывала их.

— Мать, я так и кончить могу. Не сдержусь.

— Ну так кончай.

— В рот?

— А что тебе мой рот? Зубы чищу, не больные. Кончай. Попробую со сливками: сладко ли, нет ли.

И продолжила издеваться над доктором, будто в желании отомстить за всех больных.

— Мать, кончаю!

Вовка взревел.

— Погоди, потерпи маленько.

Тёща метнулась к столу, сгребла с него тарелочку с тортиком.

— Сюда спускай, на торт.

— Мать, ты что? Оууу…

Не сдержав напор, выпустил одну за другой несколько струек спермы на тортик.

Что-то попало на тарелку, что-то мимо, на тёщину грудь, на титьки. Та, дождавшись окончания извержения, взяла кусочек тортика, попробовала, откусив малость. Покатала во рту, как гурман, пробующий новое блюдо.

— А вкусно. Надо будет Маринке подсказать. Вов, чай подай.

Они сидели, голые, ели торт и пили чай. Тёща жалела, что сразу не положила на тарелку кусочек побольше. А теперь вот новый кусок получился без вкусной пропитки. Вовка, прожевав кусок тортика и проглотив его, запил чаем

— Мать, спасибо тебе за подарок. Никто и никогда не дарил мне подарка лучше и уже никто не подарит. Ума не хватит.

— Понравился подарок-то?

Тёща смотрит вопросительно

— Ещё как.

— Так торта ещё половина осталась. Может позже пропиткой смажем?

— Вовка засмеялся

— Смажем. Ещё как смажем.