После Викинга, а затем Мурзилки, мне казалось, что все парни свинтусы. Однако мне повезло понять, что это не так, ведь именно в этот момент я встретила истинного борца за права женщин&61514;

Его звали Хейл. Он родился и вырос в Америке, где феминизм давно перевалил за все мыслимые рамки, а ругательство «мужская шовинистическая свинья» стало нарицательным. Познакомила нас Даша, видящая, что мне нужна помощь, чтобы не погрязнуть в круговороте мурзилок и прочих «самых больших горилл в зоопарке».

Хейл выглядел специфически. Наголо бритый, моего роста, смуглый, широкоплечий, накачанный, но немного отъевшийся после пика своей спортивной карьеры. Мордашка веселая, но не эталон мужской красоты. Зато в нем было столько жажды жизни, любви к женщинам и задора, что после знакомства все остальное переставало иметь значение.

В тот период я стала не слишком смешлива, зато переполнилась цинизмом и «черным» юмором. Хейл внимательно посмотрел на мое поведение, а потом, за кофе на весеннем пляже, спросил, почему я такая красивая и злая? Его ореховые глаза были полны такого понимания, что ему выложила все. Про то, какие мужики козлы, эгоистичные в постели, и как можно смотреть на них по – другому? Затем перешла к подробностям…

И вдруг он расхохотался. На самом «сокровенном» месте. Я оторопела, спросила, «какого черта»?

– До сих пор не понимаю, как могут женщины так себя не ценить? – ответил он, отсмеявшись. – Твоего Викинга надо было засудить. Или, как минимум подать жалобу в студенческий парламент, его бы выперли из университета. А Мурзилка… Унижая морально, он потом имеет девочек с комплексом жертвы, и звонит им по алфавиту, когда скучает – ведь они, наивные дурочки, думают, что они никому не нужны. И где тут твоя вселенская трагедия? Знаешь, есть одна идея…

Прошел месяц.

Я основала в универе клуб «3F»: Feminism, Fun, Freedom. Единственным парнем, и то за кулисами, был Хейл. После первого заседания, на котором я поняла, что не вхожу в первую пятерку по «жалобности», и от этого воспряла духом, мы сидели с ним в пустом зале на диване, и пили водку.

– Знаешь про брудершафт? – спросила я.

– Знаю, но это не феминистично, – ответил Хейл.

– Вполне себе феминистично, если это я предложила, – внесла свои коррективы и поцеловала его.

– У меня есть девушка, – прошептал Хейл, но на поцелуй ответил.

– Я ей не скажу, – продолжила я, – а ты?

Он промолчал. Обнял, и позволил мне повалить его на диван и оказаться сверху. Я попыталась расстегнуть его джинсы, но он остановил:

– Сейчас я покажу тебе, где парень должен проводить много времени. Если он этого не делает – гони его в шею, он тебя не любит…

И, подтянув к себе за ноги, посадил себе на лицо. Поднял широкую юбку, сдвинул трусики и раздвинул губки, чтобы приникнуть к ним.

Пара минут – и я начала стонать. На эти звуки появился дежурный по корпусу, до которого дошло, что не все покинули «лекцию». Отличное зрелище увидел – стройная брюнетка в плиссированной юбке, верхом на диване, издающая характерные звуки. А из – под юбки торчат чьи – то руки и ноги…

Дежурный завис в дверях. Потом спокойно сообщил:

– Через минуту тут никого не должно быть. А если повторится – сообщу в деканат.

И ушел.

Хейл вылез, вытер рукавом лицо, и весело сказал:

– Посыл понятен? Я серьезно говорил. Нет куни – нет любви!

Назавтра я позвонила Мурзилке:

– Есть предложение постельного характера, интересует?

– Конечно!

– Хочу куни. Приедешь?

– Эээ…

Я повесила трубку. Он не перезвонил.

C тех пор, каждый раз, когда мы начинаем общаться, а затем он пытается перейти к постели, я интересуюсь:

– А девочек уже орально ублажаешь? Нет? Давай, до свидания!

За два года, которые я была председателем «3F», многие «викинги» и «мурзилки» были подвергнуты внутри университетскому разоблачению и анафеме. А я отправилась собственным путем – на котором мужчины мной не командуют…