Прошла неделя.

Как-то вечером меня вызвал начальник разведки армии полковник Чернов с небольшой такой просьбой — слетать в тыл, одна группа дала условленный сигнал, есть важные документы. Заодно сообщил и приятную новость для меня лично. Вторая группа в радиограмме поблагодарила меня за советы с польскими ПТР, они никого не потеряли, зато устроили немцам такую пробку на железной дороге, что только держись. И второй мой совет им понравился — «Главное не кто кого перестреляет, а кто кого передумает». Умно и хитро поступали — вот у них потерь нет, а к противостоящей нам 7 армии фашистов припасы не поступают, вот чего они притихли. И не только благодарят за советы, но и предлагают наградить меня, раз потерь у них нет. Ну а вот фашистам снабжение они сильно порушили.

Еще Наполеон говорил — главное в войне, так это снабжение армии. Ну а ко мне — большая просьба слетать в тыл, особист с зубовным скрежетом дал «добро». И смеётся Чернов — сам он с тобой не полетит, трус, когда ему предложили — побелел, за сердце схватился и чуть в обморок не упал. Они герои только бить и пальцы в дверь совать, а вот воевать… Как лучше слетать? Лететь лучше всего на «Шторьхе», так я и сделал. Садиться он, этот «Аист», может просто на пятачке. Провёл я регламентный осмотр — вроде всё в порядке, оба бака полные уже, так что через два часа полёта — условный сигнал.

Ребята мигнули фонариком, как условились, сразу подбежали к самолёту, я двигатель и не выключал, вручили мне портфель с документами и в нагрузку, надо полагать — красивую девушку в немецкой форме со связанными руками, она была в машине какого-то немецкого чина, которого ребята из РДГ застрелили. Ну перегруза не будет, хотя эта молодая дама очень аппетитная, формы у неё довольно классные.

Загрузившись, я взлетел, но вскоре по пути мотор стал чихать и глохнуть. Пришлось сесть — вот так летать на чужой незнакомой машине! Вылез я из кабины злой, как сто чертей — а что дальше? Ну а пока решил поесть, перед вылетом не успел, а то сейчас кишка за кишкой стали гоняться. Развязал руки этой девушке, очень красивая кстати, луна светила вовсю, да и фигура классная. Сели мы под густым деревом, я расстелил брезент, выложил из рюкзака еду и термос и жестом показал ей, что можно «подзаправиться» — немецкого я почти не знал, да и общаться мне с этой немкой не о чем.

Мы поели, она тоже явно была голодна, а как только я встал и положил рюкзак с едой в салон, эта стерва подскочила и бежать. Я догнал её, сбил с ног, навалился и почувствовал сильное желание. Ах так, стерва немецкая, придётся тебя наказать — поставил я её «рачком», задрал узкую юбку и, стянув её трусы, лихо вошел в неё, она только заохала. Приятно было и очень, плотненько так, очень горячо внутри, но кончить долго я не мог — нервное напряжение! Но вот и эта моя «подруга» оживилась и стала двигаться своей упругой попкой мне навстречу и даже сладко-сладко охать, затем бурно кончив, она упала грудью вниз, лишь её аппетитная попа совершенной формы осталась в моих руках. Тогда кончить я решил в эту её попу аппетитную, которая светилась белой кожей в полутьме. Она вновь громко заохала и так довольно громко взвыла: «Ой, не надо туда, больно так, не нужно, мне больно», — так она русский язык знает. А это тебе в наказание, не нужно было тебе, стерва немецкая, от меня убегать.

Кончил я с удовольствием и, притащив её к брезенту, где мы поели, кинул её там. Ну соблазнительно как она лежит — юбка задралась к талии, открыв её длинные ножки в чулочках, белые трусы она успела подтянуть и они так нагло светятся в полутьме! Немного допросил её, она призналась, что она наша, звание — лейтенант, окончила московский пединститут, знает немецкий в совершенстве, служила в разведотделе штаба фронта. Да за адъюльтер с женатым полковником её отправили с группой в немецкий тыл. Ну и что была она там в подполье, получила приказ внедриться в штаб немецкий переводчицей, передавала данные под условным именем, а теперь все подпольщики погибли — гестапо работает здорово и совершенно не дремлет. А методы допроса у них какие — мёртвый заговорит!

Ну и что ей оставалось делать? Накопила она данных, только передать некому, а её покровитель, пожилой полковник СС, таскал везде её с собой — она работала переводчицей, даже звание ей унтершарфюрера оформил, вроде она фольксдойч. И вот теперь разведчики убили её шефа, что ей делать, куда податься? Я стал её успокаивать, вскоре мы стали целоваться и я нагло, на правах победителя — устроился между её ножек. Кончить она разрешила в неё, мол особисты всё равно расстреляют. А когда я кончил, одновременно с этой девушкой, если не брешет — нашей разведчицей, почти весь в неге, то ещё немного полежал между её ножек и тут до меня дошло — есть идея!

Вот в таком пикантном положении мы и поговорили — я разлёгся между её широко раздвинутых ножек, гладя её по упругой груди, мой член всё ещё слегка пульсировал, капли моего естества стекали в её лоно, девушка — зовут её Надежда, вздрагивая и сладко охая от полученного удовольствия, теперь получила надежду и согласилась со мной. Потом она так тихо попросила меня, опять поцеловав:

— Я согласна, товарищ капитан. Так и сделаем. Отлично Вы придумали. Хочу сказать, что мне было очень хорошо с Вами. Только слезьте с меня, мне в туалет нужно.

Ну хорошо, мне тоже. Вот когда я отлил, тут до меня дошло — второй бак, я же не переключил кран. Идиот! Я сорвался и бегом к самолёту, Надя вновь легла на брезенте, её глаза просто засветились в этой полутьме немецкого тыла — есть шанс! Переключил кран, провернул винт, потом смотрю, а стрелка показала наличие горючки. Хотел я было поднять лежащую на брезенте Надежду, как она вдруг предложила дать мне ещё — так она боится возвращаться. Выпила она колпачок коньяку и, сняв юбку и трусы, встала на колени. Расстегнув мне брюки, она своим горячим язычком вскоре лихо подняла моего «орла» на боевой пост и мы вновь предались страсти. Обалдеть! — мы в немецком тылу, ночь, надо скорее домой, а мы вовсю ласкаем друга друга, я вновь лежу у неё между ножек, а Надя громко охает и сладко стонет, крепко обнимая меня. Вот так — природа наша сильно хочет секса и единения!

Я теперь долго не мог кончить, а вот Надя точно кончила дважды, сильно укусив меня за плечо, как она потом объяснила — чтобы не орать от удовольствия! У неё давно не было секса нормального, а немецкий полковник заставлял её постоянно «брать за щеку», как он шутил. Вот сейчас она просто в невероятном удовольствии, несмотря на такую же невероятную ситуацию. И, сообразив, что я всё ещё не могу кончить, Надя ловко выскочила из-под меня и вскоре мой «орёл» нежился в её умелом ротике. Хороший «учитель» из немецкого полковника получился! Кончил я бурно, тихо зарычав от восторга. Как ни странно, обычно после секса меня тянет спать, а сейчас я был бодр, видимо сказалось и сильное нервное напряжение — мы же сейчас в тылу врага!

Попили мы с ней кофе из моего термоса, я достал отличный трофейный шоколад, Надя всё время улыбалась и — от винта! Вскоре мы летели обратно. Радиополукомпас чётко указывал направление, тут я услышал: «Абфарен!» — меня ждут и волнуются. В ответ я рявкнул условленное: «Ахтунг! Нойн!» — что всё в порядке. Утром начальник разведки, явно не спавший всю ночь, крепко обнял меня, увидев документы. И немного обалдел, увидев вылезшую красотку в немецкой форме. А начштаба чуть не затанцевал — последние данные по вермахту. Он сразу позвонил в штаб фронта, так что вскоре летит туда. И всем пряников будет, сообщил Петрушевский, весьма довольный. Ну а насчёт Нади я сказал, что парни спасли её, она работала «под прикрытием», гестапо арестовало всю группу разведчиков, ну и тут она назвала пароль начальнику разведки на ухо, но я услышал — «Минск двенадцать-двадцать один». Ну и дела!

Тот аж подпрыгнул, громко взвыв, мол, она же пропала и потащил её в кабинет шачштаба к телефону, нужно срочно сообщить начальнику разведки фронта, звонит он по ВЧ, а тут и особисты прилетели с пистолетами в руках, увидев девушку в немецкой форме. Герои запоздалые! Вежливо послав их на хрен и даже чуть дальше — пешим сексуальным маршрутом, наш начштаба приказал приготовить охрану, он спешит в штаб фронта. Надя сняла немецкий мундир и пилотку с германским орлом и стала обычной нашей девушкой, говорящей по-русски — особисты немного успокоились, а Наде наш взволнованный и сильно озабоченный Петрушевский сунул документы для перевода. Вскоре все они совещались в кабинете Петрушевского, Надя вновь переводила документы на русский — ситуация оказалась важнейшая, а меня отправили спать, устал я сильно. Через час меня вдруг стали будить особисты, я чуть их не пристрелил спросонья. Как я матерился — идиоты тыловые!

Пришлось вставать и рассказывать, что было в тылу. Предупредив, что если меня будут бить и требовать признаться, что меня завербовала немецкая разведка, я взорву их всех нахрен, достав ту самую учебную Ф-1, знаменитую «лимонку». Но теперешний особист был более адеквантный и, только слегка побледнев, громко засмеялся, сказав, что всё просто — прямо сейчас контрразведка фронта требует сведений о полёте, очень важные бумаги я привёз из тыла в портфеле. Вот почему меня разбудили, сейчас застенографируют мой рассказ и можно спать дальше. И подсластили пилюлю — мне светит крупная премия за сбитый из «Эрликона» тот опасный «Ю-52» с немецкими десантниками и орден Александра Невского — за отличное обеспечение полного уничтожения аэродрома и танкового полка фашистов, они сами слышали, что говорил Пухов. Бумаги уже подали в штаб фронта.

Потом была радиограмма — парни в тылу попали в засаду, их окружили, так что эта группа замолчала. Вот так Надю они спасли. Храбные ребята, чего уж тут. И немцам они крови попили знатно. Но почти все наши РДГ фашисты уничтожали — нужно вовремя уходить из того района, да наши высшие командиры… В кабинете им ведь безопасно!

На следующий день был новый приказ — меня попросили слетать на Пе-2, он один в этой авиадивизии, экипаж мне дали, быть ведомым и навести полк И-15 на станцию. Я также предложил использовать и Су-2, после расчистки неба они могут нанести удар еще большей силы — вёрткие и скоростные, эти лёгкие бомбардировщики, да ещё и с «эрэсами» — это отличный шанс совсем разгромить узловую важнейшую станцию. Я зашёл с запада, со стороны солнца, выпустив шасси, так что «Пе-2» стал немного похож на «Лапотник» и смог сбросить «ОФ-100» и осколочные бомбы на позиции зенитчиков.

Ну а ребята на И-15, не опасаясь зениток, разгромили станцию, уничтожив почти танковый полк на платформах, а затем и «Сушки» примчались — дым стоял до неба. Мы полетели обратно, стало уже темнеть, а в пути вдруг резко запахло бензином, пришлось сесть, увидев в свете луны отличную длинную поляну, выключив кран подачи бензина. Оп-па! — а тут стоит наш У-2, крыло сломано, а дальше второй, хвост у него разбит и мотор дымит. Наш стрелок с моим трофейным фонариком стал смотреть наш бензопровод — его пулей зенитчиков перебило. Вот почему так пахло горючкой и двигатель глох. Равиль сказал, что сейчас починит.

Он быстро соединил пробитый бензопровод резиновой трубкой — руки у парня золотые. А тут, видимо услышав наши негромкие маты, нас позвали женские голоса, слегка нас испугав — три девушки из женского полка ночных бомбардировщиков. Радости было, расцеловались, а эти девушки говорят, что тут какой-то склад вроде. Я взял фонарик и мы пошли со штурманом — да это явно немецкий аэродром подскока, а немецкая охрана, плюнув на «Орднунг», скорее всего пирует в селе. Начальства ведь нет! А наскладировано тут!

Штурман у меня тоже был сибиряк, мужчина весьма обстоятельный и очень хозяйственный, так что мы решили немного собрать трофеев. Вначале мы переодели девушек в немецкие меховые комбезы, раздев их догола, одна даже в азарте и рейтузы скинула, дав им и немецкие удобные шлёмофоны — лететь они будут в бомболюке, а там дико сквозит, третья девушка пилот легко ранена, мы её перевязали и тоже переодели в меховой комбинезон. А тут подходит первая, которую мы ранее переодели, такая статная девушка и представившись — «Капитан Воронина», сказала, что куда-то убежала её штурман, нужно её поискать. Мы прошли чуть вперёд, Воронина громко позвала, а тут мы слышим совершенно идиотский приказ:

— Руки вверх! Бросайте оружие! Лечь на землю!

— Дура ненормальная, не ори, немцы услышат. Быстрее иди к нам, быстрее, мы сейчас улетаем, — негромко рычит Воронина.

— Нет, сдавайтесь и бросайте оружие, я буду стрелять.

— Да иди ты на хер, дура ненормальная, не ори только, мы сейчас в немецком тылу, идиотка такая, — приглушённо взвыл Равиль. Всё, командир, улетаем, — и мы пошли обратно. Ещё точно выстрелит. Она в шоке и, скорее всего, сейчас полностью неадекватна. Такое часто бывает — их же подбили!

Сам хитрый татарин, засунув девушек в бомболюк, тут же стал таскать туда и ящики с консервами из кучи, стоящей у деревьев. Один ящик засунул мне за сиденье, второй себе, сообщив, что там кофе, точно — пахнет так обворожительно! Ну а я, посветив аккуратно, сунул к штурману два небольших ящика с красными крестами — отличные немецкие медикаменты, это ещё важнее. И тут прямо вихрем прилетает, громко топоча, эта юная совсем дурочка и машет пистолет, мол, берите и её немедленно, а то она будет стрелять. Ну ненормальная, точно! И не в себе, трусится вся!

— Быстро раздевайся, а то мы улетаем. Быстро!

— Да вы что, я ещё девушка! Мне всего 18 лет. Я вам не дам, вот! Я вас застрелю и сама застрелюсь! Не дам меня насиловать, вы все негодяи! Я буду стрелять! А изнасиловать не дам! Я лучше застрелюсь! Вот!

Полная идиотка, она решила, что мы сейчас будем её насиловать — самое время! Сильная пощечина и она полетела в одну сторону, а пистолет — в другую. Пистолет, кстати, был без патронов — полная идиотка! Через минуту с моей помощью и Равиля она осталась в одних трусах, а потом и без трусов — наглый Равиль постарался, заодно она получила пару смачных шлепков по своей мягкой попке — для профилактики и чтобы не орала больше. И затем мы одели на неё немецкую обнову, а бомболюк уже закрыт, да и там и места нет — ящики с консервами. Ехидный Равиль, покашлял коварно, намекая мне, что шутит — и такую хитрую резолюцию выдал: «Консервы нужнее, давай, командир, её тут оставим. Но если она мне даст по прибытию домой — тогда и возьмём её». Эта ненормальная взвыла в голос: «Дам! Дам, только не бросайте! Всем дам! Точно дам, только заберите!» Полный юмор, несмотря на ситуацию. Равиль и придумал — раз девчонка такая маленькая, он посадил её к себе на руки в кабине стрелка, стрелять ему всё равно нечем, всё выпулил.

Утром в авиаполку был переполох — когда мы с трудом сели, помня, кто у меня в бомболюке, я садил «Пешку» очень нежно. Какая встреча — нас ждали и начштаба и начальник разведки и, конечно — особист. Я вылез и доложил, а тут штурман потихоньку открыл люк, а оттуда выползли девушки в немецких комбинезонах. Особист стал орать типа «Хенде хох!», но сам от перепуга никак кобуру не откроет, а высокая девушка подошла к командиру полка и чётко представилась: «Капитан Воронина! 223 полк ночных бомбардировщиков!» И особисту: «Чего ты орёшь, как спекулянтка на базаре? Обосрался от страха? Мы свои!» Хохоту было! Точно, чего так орать было! Кругом свои! Вот уж трусливые «герои тыла»…

Так кроме спасённых девушек мы тут привезли ещё и гостинцев море. Все были просто очень довольны, особенно начмед армии — ящикам с медикаментами. Ну а два ящика с консервами и ящичек с кофе я утащил к уже, можно сказать, своим девушкам-снайперам, им очень такое нужно. Благодарили они меня две ночи подряд, тут и наша Зоя, ставшая женщиной, с большим удовольствием отдалась мне. Тут мы вспомнили, что война уже год идёт. У меня даже сложился стих:

Уж год война кипела и бурлила,

Всю страну собою поглотив,

Безумством здравомыслие гнобила,

В крови людской пространства затопив.

Мы с ними выпили, чтобы снять стресс, особенно мне так было непросто после этого полёта, немного даже в висках стучало после «отходняка». Но хоть «ночных ведьм» спасли мы. Как они сейчас? Девчонки-снайперы сказали, что после ночи со мной они совершенно спокойны, чувствуют себя отлично и у них ничего не болит, хотя после минометного обстрела немцами у них несколько порезов и ран. Тут я вспомнил рассказ моей чудесной любовницы, врача медсанбата в нашем авиаполку, прекрасного врача и чудесной красивой женщины. Ведь лицо которой мне ещё долго снилось, военврача треьего ранга — умницы и яркой красавицы Светланы Алексеевой:

— Секс, мои дорогие — это обезбаливающее сильнее валиума. После секса уровень гормона окситоцина повышается, что приводит к выбросу эндофрина, убирающего любую боль. Вот у вас, просто к примеру, мои красавицы, теперь не так болят лёгкие раны и быстрее заживают, так? Зоя, когда ты кончила, я тебе в попку всунул, тебе больно было? Не красней, нет, я не для обиды или раскрытия нашей тайны, я просто уточняю, чтобы вы поняли то, что я рассказал вам. Так что, мои красотки, наши ночные прекрасные и сладкие посиделки и полежалки, когда вы прекрасно кончаете и получаете ещё и полное удовольствие — это смерть фашистским оккупантам!

Девушки захихикали, а Зоя попросила меня ещё полежать с ней, чтобы она крепче заснула — завтра им опять на позицию. А когда мы обнялись, она тихо и так хитренько спросила: «Павел Иванович, а Вы ещё хотите?» Ну разве скажешь девушке, что ты не хочешь. Пришлось мне постараться, долго нежась между её полных ножек, а вот кончил я в сладкий умелый ротик Зои. И, похоже, что именно ей такой способ предохранения понравился намного больше, чем кончать в её пухлую попку.

Утром весьма довольные девушки, прозрачно намекнув, что и остальных нужно будет обязательно «полечить», собрались уходить на позицию, только попросили меня почитать им какой-либо стишок. Я им и рассказал, что после возвращения из тыла был немного в трансе и поэтому у меня вот такой стишок сложился:

Кончится бой. И вот только тогда ты время найдёшь,

Каждому голосу жизни, как чуду дивиться.

Тихо баюкает дерево дождь,

Звонко окликает подругу синица…

Девушки заверили меня, что будут осторожны, чтобы вновь и вновь услышать эти голоса жизни и, крепко поцеловав меня, отправились навести фурор среди фашистов. Их офицеры теперь все ходят в пилотках, боясь меткого выстрела «СВТ», а их два снайпера, грозившиеся убрать девушек, ныне почивают в бозе.

А после завтрака меня вызвали в штаб.